Его чужая истинная

– Ага. Поэтому одевайся, и пойдем устраивать нашу жизнь…

И жизнь кое-как устроилась.

Началась зима.

Мы с Яром сняли двухкомнатную квартиру в дорогом сердцу задрипанном питерском дворике-колодце с обледенелыми ступеньками и щербатым асфальтом.

Перепробовав уйму всяких занятий, я неожиданно нашла себя в работе с животными. Первые пару месяцев по утрам и вечерами выгуливала собак. Звери едва ли не ходили у меня по струнке и заглядывали в глаза даже без поводков. Потом пришла идея обучиться незатейливой профессии и начать их стричь, и уже через пару месяцев у меня были длинные очереди клиентов. Стричь приходилось не только собак. Коты меня слушались еще охотней – картинно замирали на столе, шокируя своих хозяев покладистостью и готовностью на все.

Конкуренты пытались обвинить в запрещенных методах, но прямая трансляция стрижки в открытом доступе не только исключила повод, еще и собрала столько просмотров, что канал стал отдельной частью бизнеса. Ярик как-то пошутил, что неплохо смотрелся бы на моем логотипе. И уже через неделю у меня этот логотип появился с его «плюшевой» ипостасью – милым пустынным котом, улыбающимся клыкастой улыбкой. Еще через месяц я открыла собственную студию с Яриком на вывеске и перестала делиться заработками. Брат фыркал, но смиренно принимал судьбу моего идола. Сам он работал на трех работах, и те постоянно менялись – от службы доставки до риэлтора.

Готовились к поступлению мы с ним тоже вместе. Ярик сначала присоединился за компанию, но потом неожиданно даже для себя втянулся всерьез. Он собирался идти на общую хирургию, я же решилась только на внутреннюю, а это значило, что моими пациентами станут оборотни. Брату все давалось очень легко. И, хоть я готовилась к поступлению задолго до его решения, он вскоре догнал меня и перегнал.

Подготовительные занятия вели в Институте ведов. Нельзя было выбрать внутреннюю хирургию и не попасть туда – место, которым руководил отец Аррана. То, что Азул не знал о нас, вряд ли возможно. Хотя, кто его знает, стоим ли мы его внимания или нет.

Брата Аршада я видела редко, но каждый раз он казался мне каким-то далеким божеством, с которым даже говорить не пристало. Нет, Азул вел себя обычно, но я чувствовала в нем такую мощь, от которой становилось не по себе. Единственное, что радовало – кафедра подготовки находилась на другом конце города от основного здания института, и я надеялась, что мы не увидимся с Азулом здесь. Ярик был солидарен.

Только к новому году я перестала напрягаться в стенах кафедры – вероятная встреча с Повелителем мира на его территории отошла на задний план. Все изменилось. Теперь мысли были о работе, клиентах, деньгах, планах на будущее… И о том, чью жизнь я снова живу. Потому что я все равно чувствовала себя такой же чужой и лишней, как и во дворце.

Жизнь вне всего этого тоже выглядела непонятно. Яр заводил знакомых, вел нормальную человеческую жизнь и каждый вечер фонтанировал какими-нибудь историями. Я же просиживала свободное время дома или бродила по городу в одиночестве. Прошло почти полгода, но я чувствовала себя такой же оглушенной, как и тем утром во дворце оставшись в одиночестве. Эта боль становилась лишь больше…

Амал так и не появился за все это время. Ничего не объяснил, не сказал горькой правды в лицо… А я чувствовала себя его. Ненужной, но все еще присвоенной. Со мной пытались знакомиться другие мужчины, ухаживать, добиваться… Я могла бы уже вести курсы по искусству избавления от назойливых ухажеров, только чувствовала себя… надкушенной. И то, что осталось целого – гнило вокруг здорового, не давая покоя.

Но Яру я говорить боялась. Наша новая жизнь ему нравилась. Даже больше прежней.

15

***

Очередное утро.

И снова я не знал, спал ли? Или продолжал пялиться на горизонт всю ночь, цепляясь за реальность, чтобы не выпасть за грань. За гранью было спокойней. Я не раз находил себя там, лежащим на дне пылающего озера. И это казалось благодатью.

Но снова нужно было вставать и идти. Привычно закружилась голова – застывшее сердце не способствовало кровообращению… Я кое-как дополз до ванной и уперся в каменную стенку лбом, позволяя горячим струям жечь кожу. Жизнь возвращалась в вены, появлялся голод, потребность сделать первый вдох. Появлялась жажда жизни…

Полгода прошло, но становилось только хуже. Злость, ненависть и желание сдохнуть оставили, но на их место ни черта не пришло. Кроме долга. Тот будто вырос и придавил к земле, не давая вздохнуть полной грудью. Я ушел в дела с головой, забыв про отдых. Сегодня я завалился спать впервые за неделю. Но просыпаться в таком режиме было сложнее.

Когда я вышел в гостиную, обнаружил Дженну на диване.

– Прости, что без предупреждения, – смущенно начала она.

Принесла мне кофе, но взгляд ее не предвещал ничего доброго. И я даже знал, почему.

Она ни разу не поговорила со мной за эти полгода, хотя я видел в ее взгляде всякое – и горечь, и сочувствие, и осуждение. Но Дженна так и не вмешалась. Больше всего я переживал, чтобы их отношения с отцом не испортились.

– Доброе утро, – поприветствовал я и склонил голову в поклоне.

– Недоброе, Амал.

Эта женщина никогда не будет таить ножа за спиной. Она всадит его тебе в грудь, если посчитает нужным. В этом было свое особенное очарование и вызывало уважение. Мальва была точно такой же. Поэтому появление мачехи здесь у меня с кофе не предвещало ничего хорошего.

– Ты вчера принял решения подавить восстание в моем поселении…

– Ты никогда не высказывалась прежде, – заметил я, усаживаясь напротив.

– Потому что вы здесь – Повелители. Аршад и ты. Но то, что произошло вчера, возмутительно. Даже если забыть о том, что это – мой народ…

– Дженна, там все непросто, – устало перебил ее я.

Мне и правда пришлось провести в резервации немало времени. Новое молодое поколение ее народа выросло мстительным и агрессивным. Цинично, но сразу после противостояния они боялись джиннов больше, и это делало политику в их отношении проще. Многие принимали помощь, позволяли вмешиваться в порядок. Оборотням не хотелось новой войны, а нам удалось отстроить их город заново. Но часть народа так и не приняла наши извинения. Сначала они начали огрызаться на нашу систему поддержки правопорядка. Дошло до жертв с обеих сторон. Потом поднялись восстания и начались массовые беспорядки. Они просто раскачивали достигнутый мир. Кто-то даже требовал невозможного – суда и расправы над отцом. Более разумные поднимали вопросы о нерушимых договоренностях – оборотни боялись всемогущих соседей.

Я проводил там больше времени, чем во дворце. Пытался вернуть мир, занимался разработкой проектов договоров, общался с главами народа… Но все надежды разрушились, когда противники договоренностей спалили весь новый центр одного из поселений.

Меня лично бесило, что молчал Азул. Это он – тот самый Повелитель, на котором ответственность за оборотней и ведов. Но он не вмешивался. И со мной тоже не разговаривал с момента нашей ссоры с братом.

Мой отец же предоставил это все мне, и вопросов тут не было. Логично, что Повелитель должен понимать тех, за кого взял ответственность. А я считал народ Дженны уже своим. Но она собиралась со мной поспорить.

– Я понимаю. Но и так быть тоже не должно! Амал, два мальчика в больнице…

– Потому что мальчиков проще всего втянуть в бесполезное противостояние! – перебил ее. – А не потому, что я был жесток с решениями. Дженна, я запретил своим подданным применять собственную силу, и теперь они гибнут от зубов, огнестрела и холодного оружия! Наши потери больше!

Она резко заполнила легкие воздухом и сжала губы, хмурясь.

– Послушай, я понимаю, что тебе больно это все наблюдать. Я хотел бы добиться мира без применения силы. Но у меня пока не выходит. Они угрожают безопасности той части твоего народа, которые не хотят войны. И ты знаешь, что этих оборотней больше, а я не позволю причинить им вред.

– Знаю, – кивнула она, опуская взгляд. – Прости. Ты действительно делаешь все возможное.

16

– Может, у тебя претензии ко мне иного рода? – Она подняла на меня глаза, и в области замершего сердца болезненно кольнуло. Как же их с Мальвой взгляды были похожи! – Ты так и не сказала мне ничего…

– Мне никто не говорил в мое время. Было некому. Но я прекрасно представляю, что было бы, если бы тот же Сальве узнал о том, что я влюбилась в Повелителя джиннов. Окружающим кажется, что им видно лучше…

– Тебе видно лучше.

– Спасибо за доверие, – усмехнулась она. – Да, мне хочется много всего тебе сказать, но нет… Оно все не имеет смысла.

– Как она? – вцепился я в нее взглядом.

– Ты же знаешь, – улыбнулась она грустно.

Да, я знал.

Хотя Мальва сбежала достаточно далеко, чтобы подглядывать за ней из-за грани, в какой-то момент это вдруг не стало для меня проблемой.

Однажды я проснулся в Питере. Обнаружил себя на стылой лавочке, как бомж, укрытым газетами. А рядом сидел Яр.

– Ну ты даешь, – скептически протянул он вместе с бутылкой воды. – Я, когда тебя учуял, подумал, глюк у меня.