Это были простые бревенчатые избы с окнами и дверями. Для лучшего сохранения тепла окна делались узкими, а двери – небольшими, так что входить внутрь надо было, наклонив голову, чтобы не удариться о низкую притолоку. Амурская зима славилось жестокими морозами, так что желтугинские срубы конопатили мхом. Крыши тут были по большей части плоские, а чтобы нападавший снег не проламывал их, делались из толстых, могучих бревен, покрывались дерном и засыпались землей. Полы чаще всего тоже были земляные.
В одном из таких зимовий жил и Карл Иванович Фассе. Отпустив охрану, он гостеприимно открыл перед Загорским и Ганцзалином двери своего жилища.
Внутри дом президента было довольно просторным, состоял из небольших сеней, кухни и пары комнат. В первой стоял большой письменный, он же и обеденный стол, железная кровать, два кресла, шкаф с книгами и журналами и несколько стульев вокруг стола. Завершала меблировку глинобитная русская печь.
– Моя гордость, – похвастался президент, – почти у всех тут печи железные, а я вот решил воспользоваться служебным положением.
Загорский с интересом оглядел избу, особенное внимание уделив книжному шкафу, и с удовлетворением кивнул.
– Сразу видно образованного человека, – заметил Нестор Васильевич.
Фассе засмеялся и пригласил гостей к столу.
– Сейчас самоварчик раскочегарю, – сказал он, – замечательный тут получается китайский чай на кедровых шишках. Вы любите пуэр? Товарищ ваш, судя по всему, китаец, должен знать толк в чае.
– Пуэр прекрасный чай, – вежливо сказал Загорский.
Ганцзалин, однако же, скорчил рожу и заявил, что пуэр приличные люди не пьют, потому что он пахнет портянками.
– Что вы говорите? – удивился Карл Иванович. – Не замечал этого, надо будет принюхаться…
Загорский отвечал с улыбкой, что слишком уж к пуэру принюхиваться не стоит. Что же касается взглядов Ганцзалина на китайские обыкновения, тут ему вряд ли можно доверять: он покинул Поднебесную совсем молодым человеком и по своим взглядам и привычкам скорее уж русский, чем китаец.
– Тем не менее, по-китайски он говорит? – осведомился Фассе.
– Говорит мало-мало, – отчеканил Ганцзалин. – Сианьское наречие, сычуаньское и гуа?ньхуа?.
– Что такое гуаньхуа? – Фассе был заинтригован.
– Это так называемый язык чиновников, то, что в Европе зовут мандаринским диалектом, – объяснил надворный советник.
– Прекрасно, – потер руки Карл Иванович. – Вы наверняка знаете, что у нас в республике имеется целое поселение китайцев. Живут они отдельно и своим укладом, но общий язык приходится как-то находить. А это не так легко, учитывая, что они плохо говорят по-русски, а наши приискатели – еще хуже по-китайски. Худо-бедно мы объясняемся, но для некоторых случаев очень нужен образованный человек.
– Образованный человек – это я, – без всякого стеснения заявил Ганцзалин.
– И много у вас в Желтуге китайцев? – полюбопытствовал надворный советник.
Президент поглядел на него неожиданно задумчиво. Оказалось, точно на этот вопрос не могут ответить даже сами сыны Срединной империи. В первую очередь из-за того, что численность китайцев на прииске все время колеблется: одни приезжают, другие уезжают. Сейчас, вероятно, не меньше пятисот человек, но и в лучшие времена – едва ли больше четырех тысяч. Это, разумеется, если не считать хунхузов, которые шалят в окрестных лесах.
– Хунхузы? – заинтересовался Загорский.
– Да, хунхузы или, иначе говоря, хуфэй, – кивнул Фассе. – Чума, холера и черная оспа здешних мест.
– И как же вы с ними боретесь?
Карл Иванович пожал плечами: как можно бороться со стихией? С грозами, наводнениями, пожарами? Только прятаться от них за крепкими стенами. Нет, Желтуга, конечно, высылает в лес секреты, держит на границе прииска вооруженные отряды, но это, как гласит пословица, что мертвому припарки.
– Однако я заболтался, – остановил себя президент, – пойду, поставлю чай.
Через пятнадцать минут чай был готов, и неторопливая застольная беседа потекла дальше.
Глава четвертая. Соблазнительное предложение
Первым делом Загорский осведомился, не боится ли господин президент остаться наедине с двумя незнакомцами, которых полчаса назад вели сюда под прицелом винчестеров?
– Нет, не боюсь, – улыбнулся Карл Иванович. – Во-первых, у меня ваши револьверы. Во-вторых, я – президент здешних мест, а значит, немного разбираюсь в людях. Человек, который с риском для жизни защитил женщину от разъяренной толпы, может быть опасен только для мерзавцев и негодяев. Для меня такой человек неопасен совершенно, как и для любого мирного желтугинца. Я верно рассуждаю?
Загорский засмеялся и сказал, что логика Фассе ему очень нравится, не говоря уже о том, что звучит она чрезвычайно лестно для него самого и его помощника.
– В таком случае, чем могу быть полезен? – и гостеприимный хозяин первым отпил из большой чашки огнедышащего чаю, как бы приглашая к чаепитию и своих гостей. – Кто вы, господа, и зачем сюда явились?
Надворный советник несколько секунд смотрел на Карла Ивановича, словно удивляясь такой простодушной прямоте, потом улыбнулся.
– Только что вы продемонстрировали склонность к дедукции, – сказал он несколько уклончиво. – Про Ганцзалина вы уже знаете довольно: он мой помощник, сын Поднебесной, рано покинул родину, и по замашкам больше русский, чем китаец. А что бы вы сказали обо мне?
Фассе окинул Нестора Васильевича быстрым взглядом и в некоторой задумчивости потер переносицу.
– На чиновника вы не похожи. Если судить по выправке, вы офицер. Однако производите впечатление человека интеллигентного и при этом достаточно обеспеченного. Очевидно, дворянин. Признаюсь, я в некоторой растерянности: что нужно здесь такому человеку, как вы?
Загорский кивнул: господин президент показал отличную наблюдательность. Да, он в самом деле дворянин. По роду занятий кавалерийский офицер, ротмистр, однако закончил в свое время Московский университет – отсюда и некоторая интеллигентность в повадках. Что же касается обеспеченности, то она давно в прошлом.
– Как сказали бы мои однокашники, это безусловный плюсквамперфект[4 - Плюсквамперфект – в грамматике это так называемое «давно прошедшее время».], – заметил Загорский. – Когда-то у меня водились деньги, но злая судьба и несчастный характер совершенно разорили меня…
– Бросьте, – небрежно сказал Фассе, – в злую судьбу я еще могу поверить, но в несчастный характер? Характер у вас – дай Бог каждому. У вас во всем лице написана воля и целеустремленность.
Нестор Васильевич грустно покачал головой: все так, но до поры до времени. Когда он садится играть в карты, азарт захлестывает его с головы до ног, и он уже не хозяин себе – Ганцзалин тому свидетель. Услышав покаянную речь хозяина, китаец скорчил скорбную физиономию и даже покивал головой, ясно давая понять, что дело обстоит из рук вон плохо, даже, может быть, еще хуже, чем говорит Загорский.
– Профукал имение, – сказал он горестно. – Все профукал.
– Поначалу я еще держал себя в руках, но с каждым годом болезнь моя все усугублялась, – продолжал Нестор Васильевич, бросив недовольный взгляд на помощника. – Наконец, дело дошло до крайности – я не смог выплатить долг чести. Я даже подумывал застрелиться, но тут прочитал в газете про Амурскую Калифорнию и понял, что, как говорят англичане, судьба мне дает последний шанс. Я вышел в отставку, взял с собой единственное, что у меня осталось – своего слугу и помощника Ганцзалина – и вот я здесь.
Фассе ненадолго задумался. Значит, господин Загорский – игрок? Это печально. Дело в том, что у них тут тоже есть игорный дом, называется он «Чита». И ставки в нем такие, какие и не снились полку, где служил господин ротмистр.
Нестор Васильевич покачал головой. Теперь его это не волнует, он дал твердый зарок не играть больше.
– Твердый зарок, – хмыкнул господин президент. – Вы, похоже, просто не понимаете, где вы оказались.
Нестор Васильевич улыбнулся: так, может быть, господин Фассе им и расскажет, что это за место такое и чем оно отличается от прочих золотых приисков?
Фассе задумался на миг, как бы что-то прикидывая. Что ж, у него как раз есть немного свободного времени, а господин ротмистр со своим помощником, похоже как раз те люди, на которых это время можно потратить с толком. Единственное, прежде он бы хотел посмотреть их документы.
– А мы что же, похожи на беглых каторжников? – пошутил Загорский, вытаскивая свой вид на жительство и отдавая его президенту вместе с документами Ганцзалина.
– Нет, не похожи, – коротко отвечал Фассе, – да, собственно, не это меня интересует. У нас тут встречаются и беглые, и политические, и просто бандиты и убийцы. Мы никого не преследуем, если только человек соблюдает законы нашей республики. Но до рядового каторжанина мне нет никакого дела, а на ваш счет я имею кое-какие соображения, и прежде, чем их высказать, хотел бы кое в чем удостовериться.
Предъявленные удостоверения совершенно удовлетворили Фассе, и он принялся за рассказ о Желтуге.
Весной 1883 года здешнее месторождение открыл орочон Ванька, когда хоронил тут свою мать-старуху. Ванька рассказал о своем открытии золотопромышленнику Середкину, тот послал экспедицию на разведку. Выяснилось, что месторождение большое и очень богатое. Золотоносный пласт содержит в себе гнездовое золото, иной раз попадаются весьма значительные самородки. Так, одна из артелей обнаружила самородок весом в пять фунтов[5 - Русский фунт в те времена составлял примерно 400 грамм.]…