Аквариум

– Большое спасибо, Николай Ефимович. В том, что учудил Виктор, есть и моя вина. Поэтому, я разберу ваш гараж от хлама. Сына моего, тоже, пристройте к хозяйству. Пусть отрабатывает то, что обманом нажил…

– Но, папа! – крикнул Витя и тут же получил новый подзатыльник.

– А что? – почесал старик затылок. – Мысль дельная. Помощь мне пригодится.

Всю следующую неделю, с часу дня до пяти вечера, Витя работал на участке Николая Ефимовича. Парень белил деревья, убирал за курами, рубил дрова, копал грядки и наводил порядок на чердаке. Старик вызывал у парня жгучую неприязнь, которая в некоторые дни доходила до явного отвращения. Витя даже стал мечтать, что с Ефимычем что-нибудь случится, и парню больше не придется так унизительно и долго ему прислуживать. В доме у Ефимыча вдоль стен были натянуты длинные веревки, продетые через металлические кольца. Старик, положив на эти веревочные дорожки ладонь, наощупь ходил из комнаты в комнату. Такие же веревки тянулись и по саду старика, обозначая удобные и безопасные для него маршруты. Из-за этой особенности передвижения, Витя за глаза прозвал Ефимыча старым пауком, который дергает за ниточки, степенно передвигаясь по своим владениям. Парень даже подумывал сделать старику диверсию и разрезать один из множества этих тоненьких канатов, но побоялся гнева отца. После того, как родители узнали о выходке своего сына, Витю ждал крайне неприятный разговор, закончившийся карательными мерами в виде лишения карманных денег и прочих неприятностей. Поэтому, с отцом парень с тех пор принципиально не разговаривал, хотя тот, тоже, общаться с сыном желанием не горел, но регулярно заходил к старику и справлялся, добросовестно ли его сын выполняет возложенные на него обязанности. Николай Ефимович всегда хвалил Витю и прикрывал перед отцом, даже, когда тот явно отлынивал от работы. Так, в труде и неприязни парня к старику, прошло шесть долгих для него дней.

Витя шагал по дороге и в теплых красках вечернего солнца думал о том, что его рабство закончится уже завтра. Эта мысль внушала парню блеклое подобие радости. Лучше, чем вообще ничего. Но это было слабым утешением на фоне последствий его фатальной неаккуратности в «высоком искусстве» добывания трофеев. По поселку давно пополз слух, что Витя лжец и лицемер, который не прочь поживиться чужим добром. И даже теперь, когда он шел мимо чужих домов, некоторые люди демонстративно закрывали перед ним калитки, а маленькие дети бежали следом и кричали в спину гадости. Поэтому парень до скрежета зубов злился на себя, что из-за глупой ревности к девчонке поступил так неаккуратно, был унижен, потерял часы и обличен в обмане, потому что не все продумал с саженцами для этого старика.

В комнате парень присел на стул перед аквариумом. Все его стекло заросло, и рыб практически не было видно. Кое-где, с характерным бульканьем, к мутной поверхности поднимались пузыри. От растений тянулись наросты, качающиеся в воде грязной, зеленой бородой, от чего кусты «Людвигии» теперь походили на зловещие деревья из американского фильма ужасов. В тени под корягой, в центре аквариума, мелькнуло что-то зловещее и тут же скрылось. У Вити в душе появилось липкое чувство страха, что это неведомое существо затаилось где-то там, наблюдает за ним и ждет своего часа, чтобы поглотить, когда станет для этого достаточно большим. Рациональное убеждение в том, что ничего подобного там быть просто не может, парню не помогало. Он отчетливо чувствовал, что в его аквариуме поселилось что-то плохое и смертельно опасное.

В последний день исправительных работ солнце сквозь майку пекло Вите спину, пока тот с явной неохотой красил Ефимычу забор. Парень ворчал себе под нос разные ругательства, причудливым образом их соединял и проговаривал то, что получалось. Наиболее «удачные» он смаковал, мурлыча их себе под нос раз за разом. Все эти грязные словечки были посвящены неудобным друзьям, обидчикам и просто знакомым, которые отвернулись от него. Поглощенный этой сомнительной забавой, он не заметил, как сзади подошел старик:

– Вот у кого-то сейчас уши горят, – Николай Ефимович присел на лавочку.

Витя не нашелся с ответом и, насупившись, продолжил молча красить забор. Два человека: один – совсем юный, другой – поживший свое, погрузились в раздумья. В это время, в кроне старого дуба, растущего через дорогу, лениво чирикали воробьи, где-то на соседней улице протарахтел мотоблок, а соседский петух прокричал хрипло и кичливо.

– Небось к друзьям не терпится уже побежать?

– Нет у меня больше друзей…

– Как так? – удивился старик. – Были и вдруг не стало?

– Они оказались плохими друзьями, – Витя смотрел, как краска капает с забора на траву. – Такое понимать надо…

Старик надолго замолчал, и Витя, который на него в это время не смотрел, подумал, что тот задремал. Но Николай Ефимович снова неожиданно заговорил непонятным для парня тоном. Вроде и мягким, но в то же время строгим, словно старик готовился преподать ему важный урок:

– А что для тебя значит дружба, друг мой?

– Ясное дело, что, – Витя неожиданно для себя запнулся. – Дружба, ну, это, когда тебе удобно…

– Как, как?

– Вы не поймете. Моя дружба – не для всех. Такое понимать надо…

– Стало быть, мы с тобой, тоже, друзья, – Николай Ефимович улыбнулся. – Мне с тобой очень удобно. Так по хозяйству помогаешь…

– Не друзья мы с вами.

– Еще какие друзья. Через часик с забором закончишь и я тебя к соседке направлю. Погреб ей почистишь. Потом еще что-нибудь для тебя придумаем.

– Мы так не договаривались! – Витя бросил кисть на траву. – Не имеете права!

– Стало быть, права не имею? – Николай Ефимович почесал бороду. – Ну, ну. Если хочешь, то можешь отказаться, но тогда я отцу твоему скажу, что ты специально банки мои побил и материл меня, на чем свет стоит. Вот оно как.

– Но, это ложь! – Витя едва себя сдержал, чтобы не наброситься на старика. – Такое хамство манипуляцией называется! Это издевательство над человеком!

– Все так, но твой отец поверит немощному старику, а не попавшемуся на вранье сыну. Ну, так что, докрашиваешь забор и идем к Галине Евгеньевне?

– Ну вы и кадр…, – проскрипел парень сквозь зубы.

В погребе у соседки пришлось изрядно повозиться. Витя «сражался» с обилием заплесневелых банок и ветхих ящиков несколько часов, после чего вылез на белый свет усталый, пыльный и до красноты злой, как какой-нибудь потревоженный подземный зверек. Все это время Николай Ефимович пил с Галиной Евгеньевной в беседке чай и вел непринужденную беседу. Витя рывками направился к ним, чтобы высказать все, что он о них думает, но сделать этого не успел.

– Теперь иди и полей все саженцы, – властно сказала Галина Евгеньевна.

– И не подумаю! – топнул ногой Витя. – Коня себе купите и его запрягайте!

– Что же ты, Витя, деньги у Галины Евгеньевны стащил? – Николай Ефимович покачал головой. – Не хорошо. Придется все твоему отцу рассказать и попросить тебя в услужение еще на целую неделю…

– Заговор! – вскричал фальцетом парень. – Обман! Не имеете такого права!

– Будь хорошим другом, мальчик, – прощебетала хозяйка дома, – иди и займись саженцами. После тебе еще какое-нибудь дело найдется. А если дернуть вздумаешь, то мы к родителям твоим тут же наведаемся и скажем, что ты, оказывается, не мошенник, а простой вор. Деньги мои стащил. Так-то.

Витя закипел чайником и вытянул сжатые в кулаки руки вдоль тела, подобно струнам. Долгий вопль, справленный множеством ругательств, рвался наружу, но, удерживаемый с усилием сжатым, бледным ртом, выходил, как громкий стон. Парень пнул стоящее у беседки ведро, но после поднял его и зажатой походкой направился к бочке с водой. Николай Ефимович и Галина Евгеньевна проводили его пристальными взглядами.

– Не переборщили мы, Николай Ефимович? – хозяйка дома поставила на стол чашку. – Как бы не лопнул мальчик…

– Ничего, Галя. Ему в самый раз…

Галина Евгеньевна оказалась строгим цензором и работу Вити не приняла. Ему пришлось более тщательно вычищать погреб и полить специально пропущенные им саженцы. Поэтому, усталый и качающийся, он закончил работу только в девять вечера. Душа парня рвалась домой, к уютной кровати, на которой так хотелось отдохнуть, но ему предстояло последнее и самое неприятное из всех поручений. Он должен был довести до дома этого вредного и подлого старика. Витя медленно вел его под жилистую, узловатую руку и смотрел на нее так, словно держал ядовитую змею. Николай Ефимович шел молча и смотрел сквозь вечерний сумрак своими мутными, задумчивыми глазами.

– Старый узурпатор…, – не выдержал и пробормотал Витя.

– Я просто пытаюсь стать твоим другом.

– Только дурак назовет такое обращение дружбой!

– Ну, стало быть, ты и есть дурак, Витя.

Витя остановился и открыл рот, чтобы возразить, но не нашелся с ответом. Он растерянно смотрел, как старик тепло улыбается ему и чуть покачивает головой. Так эти два человека и стояли посреди дороги: один – совсем юный, другой – старый; два разных поколения, две разных эпохи и две разных судьбы…

***

На следующий день удобный друг Никита капался с отцом в движке двадцать первой Волги, которая стояла под кроной изящного тополя у них во дворе, поблескивая белым кузовом. Отец и сын переговаривались под тихий шепот ромбовидных листьев и неторопливо поскрипывали гаечным ключом. За этим делом их и застал Витя. Он встал, чуть поодаль, и замер в нерешительности. Парень так бы и стоял, если бы Виктория Алексеевна – мама Никиты не заметила его из окна и не окликнула своего сына. Никита поднял голову, деловито вытер руки о свои штаны и направился к стоящему у калитки визитеру.

– Признаться честно, – Витя почесал затылок, – давно этого не делал…

– Чего ты давно не делал, гусь фаршированный?

– Давно не извинялся.

Никита хотел что-то сказать, но осекся и парни оба смущенно замолчали под легкомысленное пение птиц над их головами. Витя опустил глаза и, нервно почесавшись, громко выдохнул, словно скинул со своих плеч очень тяжелый, пыльный мешок:

– Можешь позвать своего отца? – спросил Витя.

– З-зачем? – испугался Никита. – Мы и сами разберемся.

– Так будет…правильно.