Зимние сны

– Похоже на слезы…

– А потом я залез наверх…

– Как же вам это удалось?

– Просто карабкался! Голыми ногами и руками.

Она вспомнила, как сама не так давно забралась на ветку плакучей ивы – правда, та была более доступна – и с каким удовольствием сидела там, не желая опускаться на землю. А потом смеялась, рассказывая друзьям:

– Представляете, это же надо было провести в университете восемь лет и всю жизнь сгибаться над письменным столом, чтобы в конце концов понять, что быть обезьяной на ветке – не так уж плохо.

– Ну, какая же ты обезьяна! Ты, скорее, дриада, – отвечали самые продвинутые.

Она посмотрела на ноги мужчины. Он носил сандалии без носков. Наверное, чтобы карабкаться в любую подходящую минуту.

– Невероятно! – наконец отреагировала она на его реплику.

– Сейчас найду видео…

– Да я вам верю. Вопрос в том, для чего вы это сделали: для дерева или для себя?

– Я вскарабкался, чтобы просто взглянуть сверху на то, что происходит внизу… Поскольку в повседневной жизни я растворен в прошлом настоящем и будущем…

– В каком смысле – растворен?

– Я хочу сказать, что нет прошлого, настоящего и будущего, а есть…

– Одновременность?

– Да! И чтобы увидеть эту линейность человеческого мышления, нужно подняться над ним, обрести измерение.

– А разве невозможно его обрести, приставив лестницу и не рискуя своей жизнью?

– Нет. Поскольку чтобы трансцендировать, нужно усилие. Я вам скажу больше: когда я оказался там, я понял, что смогу в будущем перелезть с одной ветки на другую на соседнем дереве…

– А не проще перейти от одного дерева к другому, тем самым сократив путь?

– Конечно проще. Это то, что делает всё человечество. Но это кратчайший путь. В нем нет отстранения и измерения, которое появляется, когда человек преодолевает, поднимаясь над плоской картиной, а потом преодолевает ещё и ещё… Человечество слишком привыкло жить в комфорте. В замках, огороженных глубокими рвами. Со всеми предоставленными удобствами…

– Простите, я вынуждена вас оставить. Вы мне уже подарили столько посланий, что мне нужно их срочно переварить.

– Конечно! – он совсем не выглядел обиженным. – И не забудьте про послание на стволе!

– Не забуду. Но для меня оно может быть отличным от вашего.

– Конечно. Все люди разные.

Она повернула к машине. Теперь прогулка была действительно исчерпана. Она с благодарностью думала о тех, кто спас её этим летом и вспоминала другое дерево, которое фотографировала десятки раз, перед тем, как однажды прийти к нему, но увидеть срубленный ствол, из которого уже прорастала новая жизнь. Её оставили жить в этом теле на этой земле, а её больное дерево постепенно выпрямляло спину и покрывалось зелеными листьями. Она, конечно, знала, что и это дерево когда-либо всё равно снесут, и что мужчине удалось продлить ему жизнь только на короткое время. Но уходя от образа всё дальше, повторяла: я – уже не это больное дерево, я разогну свой позвоночник, научусь опираться на себя, свою силу, напитывать себя соками земли и тянуться к небу, насыщаясь дождями и ветрами, радоваться жизни. И я не дерево рядом. Мне не нужно выбирать между ними. Просто подняться и посмотреть сверху вниз, объединяя ровное и кривое, здоровое и больное.

Она шла по тропинке, и ей казалось, что головокружение уменьшилось. Дома, посмотрев на фотографию, на которой были запечатлен заклеенный участок ствола, она ничего не обнаружила. Больные деревья больше не несли ей посланий.

О восхождении

По дороге к вершине она часто останавливалась…

В начале пути, когда жизнь благоухала цветами и улыбалась счастливыми приветливыми людьми, собиравшими их в скоротечные букеты, её привлекали шумные, беззаботные компании. Подходя к ним, она вскоре забывала, для чего вышла из дома и допоздна наслаждалась разноцветием и дурманящими ароматами. Наутро всё повторялось: день, не приносивший ничего кроме бесплодного веселья, был как две капли воды похож на прежний.

Тогда она пообещала себе не смотреть по сторонам, выходя из дома. Оказалось, это совсем несложно: не отвлекаясь на суету, просто идти в новый день. Так она и шла, пока перед глазами не возник дом с уютными окошками, и мысль о ночлеге не вынудила её постучать. Молодой мужчина, открывший дверь, впустил её в просторную пустоту комнат, как будто ждущих её появления. И они остались вдвоем посреди ночи, а потом – посреди дня и новой ночи. И так было, пока время оставалось за стенами.

Но однажды она проснулась в одиночестве, вышла на крыльцо и огляделась. Земля иссохла от зноя, плоды падали, так и не дождавшись заботливой руки, и только легкий ветер напоминал о когда-то выбранном направлении. Оставив короткую записку – «Когда-нибудь я вернусь» – она снова двинулась в путь и вскоре забыла о доме, приютившем её в странствии и о том, кого столько времени называла любимым. Она обладала легким сердцем и памятью, где не задерживается прошлое.

Поднимаясь всё выше, она с радостью открывалась новым ощущениям. Воздух посвежел. Вдохнув полной грудью ветер свободы, она запела. Но едва песня полилась из груди, как посторонние звуки донеслись откуда-то извне. Прислушавшись, она различила далекие голоса и свернула с дороги: ей не терпелось поделиться со встречными нахлынувшей мелодией. Но то, что она увидела, прервало поток вдохновения: обитатели этих мест выглядели несчастными и жалкими. Почти у каждого был какой-то изъян или увечье. Кто опирался на палку, кто держался за голову, кто просто стонал. Она пошла навстречу этим людям, стараясь изо всех сил улыбаться и напевать родившийся у неё мотив, но казалось, встречные были глухи. Так что все старания её оказались напрасными и ликование уступило место усталости.

Теперь ни о каком пути не могло быть и речи.

Нужно было набраться сил, прежде чем отправляться в дальнюю дорогу. Но чем дольше находилась она среди этих людей, тем меньше у неё оставалось желания двигаться. Проснувшись в один из невеселых дней, она посмотрела на своё отражение в зеркале – и в ужасе отпрянула, различив на лице черты несчастных, населявших это место. Тогда она решила продолжить начатый когда-то путь и заставила себя сделать несколько шагов от дома, ставшего для неё временным пристанищем. Некоторые её окликали. Они привыкли к ней и сожалели об уходе. Другие по-прежнему не замечали, погруженные в свои проблемы и немочи. Она старалась не оглядываться, как в первый раз, когда покидала счастливых людей, хотя на сердце было тревожно и тяжело. Слабость и неуверенность поселились в нём за то время, что она провела здесь. Но чем дальше она отдалялась от печального поселения, тем легче ей становилось идти, и вскоре память снова стала свободной, а сердце легким, как прежде.

Она продолжала путь, но теперь подъем не казался легким. То и дело она останавливалась и подолгу не отрывала взгляда от вершины, казавшейся совсем близкой, манившей своей лучезарностью и обещанием чего-то большего, чем счастье и несчастье, которое она уже испытала. Это обещание было настолько прекрасно, что хотелось его запечатлеть. Путница достала альбом и краски – в таких историях они обычно появляются по первому желанию, – присела на упавшее дерево и стала рисовать. И снова время потекло, не жалея себя. Ночь сменяла день, а звезды – солнце.

И всё служило источником и освещением.

Но однажды краски закончились, а вдохновение иссякло. Земля пестрела разбросанными набросками, но ни один из них не удовлетворял автора, поскольку не отражал величия жизни, таившейся в оригинале.

Она ещё раз взглянула на вершину, и ей почудилось, что своими попытками запечатлеть красоту она как будто отняла у неё часть силы – та казалась не такой лучезарной, или, может быть, это просто туман, облокотившийся о пик… Осень, – повеяло мыслью о холоде. А с мыслью подкрался страх: она пришла из теплого края, а здесь, вблизи вершин появлялся снег и лед делал неуступчивыми тропинки. Время жизни неминуемо близилось к зиме и стоило подумать о надежной защите. Зачем я покинула теплую весеннюю долину и летний сердечный дом? – чуть не пожалела она, но, подобрав эскизы и запахнув плащ, двинулась дальше.

А дальше исчезало очарование природы. Приходилось всё чаще прятаться от ветра в темноту капюшона, погружаясь в безрадостные мысли. Наконец изнеможение стало невыносимым. Она в отчаянии огляделась – и тут заметила пещеру, в которой горел тусклый огонь. В глубине неподвижно сидел человек.

Она разглядела только седую голову, выступающую из темноты. Получив утвердительный кивок на вопрос, можно ли погреться, она подумала, что Бог никогда не оставляет идущего своим путем и рано или поздно посылает спасительный свет. На следующий день она попробовала продолжить восхождение, но едва сделала несколько шагов, как потеряла всякие ориентиры – небо заволокло туманом, сыпал мелкий снежок, готовый перерасти в снегопад. Тогда она поспешила вернуться к пещере, где по-прежнему теплился тусклый огонек жизни, и робко остановилась на пороге: перспектива провести зиму с тем, кто ни жив, ни мертв была для неё также мучительна, как путь вверх в одиночестве и без ориентиров. Раздался еле слышимый вдох – и она поняла, что старец находится в состоянии глубокой медитации.

А что ещё делать тому, кого зима застигла в пути? Ждать наступления тепла, чтобы возобновить восхождение. Если только время не распорядится иначе, вновь окунув в круговорот пройденного, и соблазны радости, любви, сострадания и творчества не остановят на пути к вершине. Наподобие молчаливого старца, которого зима когда-то застигла в пути, она села в позу ожидания, и через некоторое время увидела, как отдаляется всё дальше, пока не осталась наедине со своим путем. Она продолжала идти – и внутренние шаги отдавались в ней стуком сердца.

Она понимала, что сердце остановится, как только затихнут шаги, и что с каждым днём будет всё тяжелее поддерживать воображаемый ритм в неподвижном теле. Но продолжала свой путь, не чувствуя наружного холода и внутреннего оцепенения, и зная, что у неё теперь не одна тропинка к вершине, а столько, сколько нарисует воображение, и только от неё зависит, какой из них она пойдет дальше и выше.

А может быть, с наступлением тепла ей снова захочется спуститься в долину и отпраздновать новый круг жизни.

Александр Спренцис / Киев /

Александр Спренцис родился в 1956 году в Киеве. В 1975 году окончил Киевскую среднюю специальную музыкальную школу им. Лысенко. В 1981 году – Киевскую государственную консерваторию им. П. Чайковского. В настоящее время преподает в Национальной музыкальной академии Украины им. П. Чайковского. В поэтике А. Спренциса ощутимо влияние восточной поэзии, русского авангарда и современной русской поэзии.

Et cetera

-

О ветры!
Они унесли песни юрт, дым костров,
шелест и шорох барханов,
звуки гор, крики птиц за чертой горизонта…
А темный камень – граница порыва.