Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972

– Господин, купаться, а? – заискивающе лепечет этот разбойничьего вида детина, стараясь прельстить вас бессмысленными русскими словами, Бог весть, когда и где перехваченными у проезжих forestieri russo.

Я сначала недоумевал – чем живут эти люди, от которых все отворачиваются, товар которых находится в полном презрении и его никто не покупает?

Но скоро нашел; именно тогда, когда этот парень шел за мной несколько улиц, переходил мостики, дожидался меня у дверей магазинов, ресторана и, в конце концов, заставил купить эти намозолившие глаза венецианские открытки.

– Ну, черт с тобой, – сердито сказал я. – Грабь меня!

– О, руссу… очень карашо! Крапь.

– Именно – грабь и провались в преисподнюю. Ведь ты, братец, мошенник?

– Купаться, – подтвердил он, подмигивая[332 - Аверченко А. Экспедиция в Западную Европу сатириконцев: Южанина, Сандерса, Мифасова и Крысакова. С. 62–63.].

Если продавцы открыток могли атаковать потенциального клиента практически по всей Венеции (хотя, конечно, число их возрастало пропорционально популярности маршрута), уличные фотографы в основном промышляли на пьяцце, причем подавляющее большинство венецианских фотографических сюжетов сводилось к кормлению объектом фотосессии легендарных голубей: «Мы сидели в кафе перед Марком; мы видели: голуби Марка летали; и местный фотограф снимал англичан, снисходительно занятых созерцанием голубей…»[333 - Белый А. Офейра. Путевые заметки. Ч. 1. М., <1921; на обл.: 1922>. С. 24–25.]; «Голуби св. Марка – эти последние священные птицы Европы, которых не посмели тронуть никакие политические и социальные перевороты, – чувствуют себя хозяевами лучшей в мире площади.

С туристами они уже окончательно не церемонятся и, кажется, признают за ними только два права – кормить их кукурузными зернами и сниматься с ними на пластинках „мгновенной“ фотографии. И нет такого толстого пивной толщиной Немца и худой „прерафаэлитской“ худобой Англичанки, которые не запечатлели бы своих „персон“ в этой живой рамке»[334 - Перцов П. Весенняя Венеция // РГАЛИ. Ф. 1796. Оп. 1. Ед. хр. 20. Л. 170 (гранки невышедшей статьи).]; «Главными же занятиями туристов было фотографирование и кормление знаменитых венецианских голубей. Голуби эти были знамениты не своим внешним видом, который был тот же, что у их сородичей на всем земном шаре, а количеством и беспримерной назойливостью. Они клевали зерна и хлебные крошки прямо под ногами людей, а самые дерзкие отваживались садиться на их плечи и головы. Воркование, треск голубиных крыльев, стук клювов о каменные плиты производили шум, почти заглушавший многоязычный говор и возгласы продавцов сувениров. Для голубей с лотков продавали пакетики с кормом»[335 - Андреева В. Эхо прошедшего. М., 1986. С. 248.]; «Голубей этих кормит приходящая сюда публика продающимся тут же кукурузным зерном в небольших пакетах. Как только голуби завидят кого-нибудь с таким пакетом, они тотчас же подлетают к нему целой стаей, садятся на голову, плечи, руки. Получаются преинтересные, оригинальные картины, которые публика и оставляет себе на память при помощи тут же бродящих фотографов с ручными аппаратами»[336 - Де-Витт М. Воспоминания о Венеции // Сборник «Литературный путь» / Сост. под руков. препод. В. А. Зыкова. Умань, 1916. С. 9.].

Впрочем, по некоторым версиям, в пакетике с голубиным кормом была не кукуруза, а горох[337 - По еще одной версии, в пакетиках было просо: «В Венеции при ослепительном солнце на ослепительной пьяцце Сан-Марко расхаживали стаи белых голубей, откормленных просом, которое тут же бойко продается стаканами по два сольдо за стакан» (Лентулов А. Воспоминания. СПб., 2014. С. 87).] (хотя место действия и герои сцены не меняются): «В той же позе, как помните, тогда и тогда, всегда и ежедневно, стоит перед фотографом немецкая большеногая и крупнорукая дама и кормит голубей, привлеченных горохом (цена – пятачок за пакет)»[338 - Осоргин М. А. Венеция // Русские ведомости. 1913. № 135. 13 июня. С. 5.]. Через двадцать один год немецкая корпулентная дама на этом же самом месте испортила снимок одному из редких советских визитеров:

От гидов и мальчишек мы кое-как отбились, но отвязаться от голубей и фотографов оказалось невозможным. Фотографы приволокли нас к львиным столбам, как приволакивают преступников к позорным столбам. В руки нам сунули мешочки с разваренными бобами. Мгновение – и голубая туча птиц, воркуя и трепеща крыльями, опустилась на наши головы, руки и плечи.

Дважды щелкнул затвор. Сняли нас вместе, потом спутницу отдельно.

Но когда на следующий день в отель прислали снимки, – один из них был чудовищен. Фотограф, взволновавшийся при виде туристов, забыл вынуть из аппарата оставленную со вчерашнего дня пластинку, уже использованную. И на моей голове, просвечивая сквозь голубиную стаю, сидела огромная немка. Такой снимок мог бы разрушить самое прочное семейное счастье[339 - Лавренев Б. Собрание сочинений. Т. 8. М., 1995. С. 44.].

23

Классическими предметами венецианского экспорта (если не считать воспоминаний) были кружева, изделия из мозаики, муранское стекло и – как ни странно это звучит – изделия из дерева[340 - Ср., кстати, неожиданное замечание Брюсова: «Венеция бедна, и как могло быть иначе! Это город-паразит, без настоящей жизни, без будущего. В былые века ее положение в лагуне давало ей стратегическое и через то торговое значение. При современной технике войны и при современном политическом строе она – ничто. Жизнь и торговля отхлынули от нее. Венеция производит только ненужные вещи: художественное стекло, мозаику, кружева, мелкие articles de Venise, которые покупаются на память. Предметы первой необходимости, мясо, овощи, плоды, ткани, металлические изделия – все привозное» (Брюсов В. Венеция (От нашего корреспондента) // Русский листок. 1902. № 169. 23 июня. С. 3 (подп.: Аврелий)).]. Путеводители советовали покупать это в специализированных магазинах или на фабриках, причем список рекомендованных мест существенно отличался в разных источниках. Так, известный нам В. М. С. советовал приобретать мозаичные и стеклянные предметы в Compagnia de Vetri e Mosaici di Venezia e Murano на Большом канале, а кружева – в Jesurum на пьяцце, присовокупляя: «В аркадах прокураций, на Merceria и на Sallizada San Mois? множество магазинов, где можно покупать всякие безделушки, серебряные и золотые изделия. В Венеции принято торговаться, так как продавцы очень сильно запрашивают»[341 - В. М. С. Первая экскурсия в Италию с маршрутом на 28 дней, записью практических сведений и дорожным словарем. C. 277.]. Филиппов не называет адресов, ограничиваясь рекомендацией: «В магазинах следует торговаться, как и везде в Италии: хорошенькие венецианские безделушки из стеклянной мозаики, золотые ажурные вещи, деревянные изделия, зеркала и кружева. Любопытно посетить школу кружевниц, чтобы иметь понятие о работе знаменитых венецианских кружев (адрес в гостинице). Лучшая выставка их – у M. Jesurum»[342 - Западная Европа. Спутник туриста под редакцией С. Н. Филиппова. 4-е издание. С. 87–88.].

Ассортимент сувенирных лавок многократно, хотя и пренебрежительно вскользь, описывался путешественниками: «Преобладают магазины с венецианскими сувенирами для иностранцев. Раковины с видами лагуны и Дворца дожей, резьба по камню, лев. Св. Марка во всех видах, какие-то султаны из цветных бус… Как знакомо это все по бабушкиным сундукам и горкам в обветшалых „дворянских гнездах“…»[343 - Ширяев Б. Ди-Пи в Италии. Записки продавца кукол. СПб., 2007. С. 39.]; «Магазины Венеции ярко освещены, имеют нарядный вид, но товары вообще грошевые и рассчитаны на туристов, наполняющих свои чемоданы сувенирами (безделушки из стекла, стеклянная мозаика, плохие кораллы, чаще поддельные, и открытки всех видов)»[344 - Экскурсант. Бегом по Западной Европе (Путевые впечатления) // Русские учителя за границей. Год первый. М., 1910. С. 132.]; «Всюду в уличках было очень много магазинов с разными хрустальными безделушками, эстампами, гравюрами, открытками, кружевами, вышивками. Всюду в витринах то и дело мелькали виды собора св. Марка, Дворца дожей, Кампаниллы, крылатого льва св. Марка. В уличках стоял полумрак, только наверху небо светилось, голубело, как тонкая нежная эмаль»[345 - Волжанин О. Венеция // Русская иллюстрация. 1915. № 18. С. 16. Ср., кстати, появление венецианских сувениров в прозе Белого: «Аполлон Аполлонович распахнул быстро дверь, опираясь рукой на хрустальную, граненую ручку; по блистающим плитам паркетиков застучал его шаг; отовсюду бросились горки фарфоровых безделушечек; безделушечки эти вывезли они из Венеции, он и Анна Петровна, тому назад – тридцать лет. Воспоминания о туманной лагуне, гондоле и арии, рыдающей в отдалении, промелькнули некстати так в сенаторской голове…» (Белый А. Петербург. М., 1981. С. 16).].

На более взыскательный вкус были рассчитаны антикварные магазины, также имеющие свою градацию – от лавок древностей до роскошных салонов. Искусствовед и коллекционер И. И. Лазаревский, в недобром 1939 году вспоминавший свои венецианские прогулки в письме к Э. Ф. Голлербаху, особенно отмечал: «Кое-где чернели ниши старьевщиков, где удачливому собирателю могло встретиться сокровище, немыслимое в лавках блестящих антикваров с мировыми или, во всяком случае, европейскими именами на площади Марка или где-либо в ином месте левой Венеции. Но на этот раз мои коллекционерские вожделения меня не тревожили и я не задерживался около первоисточников местного антикварного рынка»[346 - Письмо от 14 июня 1939 г. – Э. Ф. Голлербах и И. И. Лазаревский. Из переписки 1930?х годов. Публ. О. С. Острой и Л. И. Юниверга // Минувшее. Т. 16. М.; СПб., 1994. С. 385.]. Профессиональные собиратели и антиквары предпринимали специальные экспедиции в поисках образцов местной живописи, порой наводя деловые контакты заранее – так, уже упоминавшийся М. С. Щекин задолго до визита писал постоянно живущему в Венеции П. Л. Вакселю:

Об одной пришедшей мне мысли я очень хотел бы Вашего совета. Конечно при первой же поездке в Италию я поеду в Венецию и буду искать там, но до того времени не было бы полезно условиться с Toppoli и Zanon, если эти антиквары представляются наиболее солидными, чтобы они присылали мне фотографии, хотя бы любительские, описания и цены более выдающихся и ценных вещей Trecento, которые впредь будут им попадаться[347 - Письмо от 1 июня 1905 г. // РНБ. Ф. 123. Ед. хр. 474. Л. 13.].

Он же, добравшись наконец до предмета своих разысканий, рапортовал тому же Вакселю:

Мне очень хочется, памятуя Ваше разрешение, сообщить Вам о первых своих впечатлениях. По части картин-образов я еще начал только обход антикваров, ближайших к гостинице, но уже вижу, что выбор во всяком случае будет большой и кой на чем можно будет сойтись[348 - Письмо от 1/14 июня 1906 г. // Там же. Л. 72.].

Редкая собирательская удача ждала в Венеции преуспевающего адвоката и коллекционера М. Ф. Ходасевича (брата поэта); подробности – в воспоминаниях его дочери:

Мы уже не впервые в Венеции. Я еще не взрослая, но позволяю себе в музеях кое-какие собственные суждения. Это нравится родителям, но иногда вызывает смех. Жара нестерпимая. Мама днем лежит в гостинице, а мы с отцом предпочитаем в самое пекло ходить по солнечной стороне. Папа говорит: «Запасемся теплом на зиму». Конечно, отец и в Венеции отыскивает антикваров, а в тот счастливый день мы набрели с ним на лавку барахольщика близ площади святого Марка, в каком-то закоулочке, около башни с часами.

Входим. Полутьма, пыльно. Я спрашиваю:

– Можно ли посмотреть?

– Prego (пожалуйста), – отвечает лениво пожилой толстый хозяин и продолжает сидеть в каком-то полусломанном необычайно роскошном кресле, обмахиваясь от жары и от мух сложенной веером газетой. Он мало заинтересован в нашем посещении. Отец рыскает взглядом по стенам и полкам. Я за отцом – хвостиком, тоже вижу, что ничего красивого нет. Отец говорит:

– Поддержи – вот тут у стены какие-то картины и доска. Давай посмотрим.

И вот отец добирается до доски примерно в аршин высоты и чуть меньше в ширину, ни зги не видно – пыль, из которой выступает серебряный почерневший вырезной оклад нимба, очерчивающий обычно голову святых, – он с рельефами, и кое-где вставлены камни. Отец заметно волнуется, становится спиной к хозяину, подгибает ногу, опирает икону на коленку, говорит мне резко:

– Поддержи, мне нужна рука, а я ведь на одной ноге… – и, освободив правую руку, плюет на палец и трет около оклада, что-то проясняется… вытаскивает из кармана носовой платок и говорит, подставляя его мне: – Плюй! – Видно, у него от волнения пересохло во рту.

Я плюю, и он еще протирает в другом месте, опускает ногу, я отпускаю доску. Отец, с равнодушным лицом поворачиваясь к спящему хозяину, говорит мне:

– Буди!

Я трясу толстяка боязливо за рукав, он, ошеломленный сном, моргает, потягивается и говорит:

– Se usi fa troppo coldo (Простите! Слишком жарко сегодня.)

Папа с равнодушнейшим видом говорит ему:

– Quato costa? (Сколько стоит?), – а мне: – Объясни, что эта черная доска нужна мне как доска, если недорого, то я ее куплю, – ведь не зря же ты изучала итальянский язык у «Данте Алигиери» (общество в Москве, где я начала изучать итальянский язык).

Не без труда я составила фразу. Хозяин хочет взять доску, папа ее цепко держит. Хозяин плюет на оклад, протирает выпуклость (что-то вроде ерундовского аметиста). Папа говорит:

– Пусть берет себе эти драгоценности – мне нужна доска. Делай вид, что уходим.

– Aspetta! (Подождите!) – И владелец лавки, к папиному изумлению, лениво называет какую-то очень маленькую сумму, объясняя, что вот если бы картины – другое дело, они денег стоят, а эту деревяшку берите, – наверное, в картинах вы не разбираетесь!..

Папа с просветленным от счастья лицом говорит:

– Кажется, что-то очень интересное попалось – идем скорее к маме хвастаться.

В гостинице отец сразу же стер с доски пыль и протер сырой ватой. Изнеможенная мама оживилась, привстала и ахнула – мы увидели прекрасный лик божьей матери, держащей на руках младенца Христа. И спокойствие и грусть выражало лицо мадонны (в натуральную величину). Скомпоновано с необычайным мастерством. В смысле цвета – трудно было разобраться. Помню, что фон оливково-зеленый. Все быстро «погасло», как только высохло. Вещь поразительная!

Вскоре надо было возвращаться в Москву. Заказали ящик, бережно уложили «Мадонну».

В Москве отец вызвал своих двух реставраторов, и они долго расчищали «Мадонну», которая засияла изумительной красотой и мастерством живописи. Фон весь был новоделом, а под ним блестело благороднейшего оттенка золото. Золотом же были написаны орнаменты на одеяниях.

К отцу начали приходить знатоки и коллекционеры икон. Сошлись на том, что «Мадонна» итало-греческого письма XIV–XV века и создана великим мастером. Многие предлагали отцу огромные деньги за эту вещь или обмен на любые картины из их коллекций, но отец благоговел перед красотой «Мадонны» и сказал, что он хочет, умирая, ее видеть. Так и было[349 - Ходасевич В. Портреты словами. М., 1987. С. 54–56.].

Регулярные успехи русских собирателей создали им особенную славу (впоследствии по известным причинам потускневшую): так, герой рассказа Немировича-Данченко, разыскивающий своего знакомца, оказывается в миланской антикварной лавке, где с трудом выдерживает осаду владельца:

– Я не покупаю картин.

– Значит, вы не любите искусства? Значит, вы…

– Не потому вовсе… А потому, что у меня нет денег для таких покупок.

– Эге… нет денег. – И он недоверчиво подмигнул мне глазами. – Как же это, чтобы у русского да не было денег? Где же виданы такие русские?… Ну, это уж знаете… Скажите уж просто, что вы у старика Луидже-де-Верме не хотите купить, ну я и удовольствуюсь этим. А то на-ко… Денег нет… Да вы знаете, что ни у кого нет столько денег, сколько у русских. Вот что, синьор, я вам могу и в долг поверить. Настоящий Гверчино…[350 - Немирович-Данченко В. И. Волны. <М., 1907.> С. 203–204.]

Как и в других туристических местах, существенная часть выставленных в антикварных лавках предметов представляла собой более или менее беззастенчивую подделку, зачастую изготовленную в непосредственной близости – не только хронологической, но и географической. Одно из такого рода производств наблюдал своими глазами Ю. Новоселов:

На пороге своей лавченки какой-то человек стучит молотком по странного вида кольчуге – это «мастерская древностей». Где-нибудь на площади Св. Марка в шикарном магазине изделия этой мастерской продаются как древние вещи, на которые так падки приезжие иностранцы, а тут неподалеку в переулке их приготовляют «деятели древностей», оглушая прохожих стуком своих молотков[351 - Новоселов Ю. Венеция. <СПб., 1907.> С. 14.].