Стрела времени

Он объездил много стран,

И не раз он бороздил океан.

Раз пятнадцать он тонул,

Погибал среди акул,

Но ни разу даже глазом не моргнул.

И в беде

И в бою

Напевал он всюду песенку свою:

"Капитан, капитан, улыбнитесь,

Ведь улыбка – это флаг корабля!

Капитан, капитан, подтянитесь,

Только смелым покоряются моря!"

В Мухавце встретил старший роты оцепления. И сразу повел через опушку в лес. Углубились метров на пятьдесят.

– Здесь, – указал он пальцем.

Под листопадной раскидистой липой в кустах жимолости лежало тело. Это был мужчина. По земле разметалась шинель, в которую он был одет. Пунцовые ягоды жимолости беспорядочно осыпали полы шинели, несколько ягод запутались в волосах трупа. Место происшествия охранял боец с винтовкой. Он стоял поодаль.

– Это я приказал, – сказал старший роты оцепления. – Чтобы не затоптать следов.

Боец в ответ шмыгнул носом.

– Личность установлена? – спросил Мамин.

– Раевский Илья Никодимыч, начальник тыла. Подразделение указано в документах. Кажется, самострел.

Старший роты оцепления протянул Алексею документы.

– Посмотрим, – сказал Мамин и взглядом показал, что документы следует отдать старшине.

Приблизившись, Мамин обратил внимание на несуразность позы Раевского. Тот лежал, завалившись на левый бок. Правая рука закоченела, свисала вдоль тела, пальцы сжимали наган.

Старшина, меж тем, осторожно подошел к телу, присел на корточки, пощупал кожные покровы.

– Таак, – прогундосил он, – Судя з температуры тила, смерть настала не менше 12 годин тому.

– Годин? – переспросил Мамин. Украинский диалект в целом был понятен, но с этим словом вышло непонимание.

– Часов, – уточнил Лившиц, который стоял с блокнотом и помечал.

– Да мене иншее тривожити. Глянь, шинелка збилася до затылку, таке враження, що його хтось тягнув по земли, – продолжил старшина.

Вокруг тела многолетняя жухлая листва была потревожена. Трудно было понять, что в действительности тут произошло. По крайней мере, Мамину. Но, похоже, что старшина прав. Шинель была сбита так, будто кто-то тянул Раевского по земле. Мамин испытал мгновенное волнение, сродни азарту. Лившиц продолжал что-то быстро черкать карандашом в блокноте, изредка бросая взгляды на Мамина.

Старшина зачем-то начал стягивать сапог с ноги Раевского.

– Ну, вот. Подивись, капитан, так и е, волочили, – констатировал Пшенка.

Голенища сапог Раевского были прямо забиты листвой, травой. Старшина просунул руки под мертвое тело и перевернул его. Слева на груди зияло маленькое пулевое отверстие.

– Надо же было ему такое выкинуть! Взял и умер посреди полного здоровья! – ворчал Сашко. – Многие пришивают к подкладке карманов самые дорогие вещи, – объяснил Лившиц манипуляции старшины.

Мамин, подавив рвотные позывы, подсел к самым ногам покойника. Интуиция не подвела старшину, и под гимнастеркой действительно оказался потайной карман, в котором хранился портсигар, обернутый в тряпку. В портсигаре находились фотография молодой девушки и оттиск сургучной печати.

Эта находка вызвала самый живой интерес Пшенки.

– Ни одна людина не станет, вот так вот просто, от нечего робить, резать сургуч с пакета и зберегати при сэбе как бесценну реликвию.

– Я имею тоже кое-что сказать. С этим сургучом требо хорошенько поработать. Неспроста Раевский его хранил, ох неспроста, – Лившиц убрал блокнот в нагрудный карман и почесал смоляную в кудряшках голову.

После осмотра трупа, Мамин предложил провести эксцентрический, то есть от центра к периферии, осмотр места происшествия. И сам же по всем правилам следственной работы, как учили, стал кругами ходить вокруг тела, потихоньку отдаляясь от центра события, тем самым расширяя круг поиска. Шел медленно, стараясь не пропустить ни одной мелочи, ни одной оброненной детали. В том, что он имеет дело ни с каким не самострелом, Мамин уже не сомневался. Здесь произошло убийство.

Пшенка и Лившиц с интересом наблюдали за действиями Мамина. Закончив осмотр, стали решать, что дальше. По показаниям деревенских, три танкиста (петлицы были у них танковых войск) ушли на юг. Было решено отправиться в ту же сторону и поискать следы. Командиру роты оцепления дано задание на основных тропах выставить заслоны. Людей у него не хватало, пришлось отдать ему двух рядовых из разведвзвода Пшенки. Таким образом, в группу преследования входили Мамин, Пшенка и Лившиц. Неожиданно, в разгар обсуждения деталей операции, из-под земли вырос Стебунцов.

– Товарищ Мамин, – как к старшему по званию обратился ефрейтор. – Разрешите с вами.

Мамин понимал, что формально он возглавляет группу. Но в отличие от старшины и сержанта, он знал, что никакой он не диверсант, подготовки специальной не имеет, о методах работы контрразведки знает только по фильмам двадцать первого века. Иными словами, с опытом старшины ему не тягаться. Поэтому решил заручиться мнением Пшенки.

– Что скажете, Апанас Григорич?

– Малый, а ще ти там зобыв? – спросил Пшенка Семена.

– Никакой я не малой. И опыт у меня есть. Мы вообще с товарищем капитаном вдвоем против трех диверсантов стояли. Скажите, товарищ капитан. Так ведь и мало вас. Я обузой не буду. Пригожусь! – распалялся Семен.

– Ну, посмотри на этого патриота за мой счет! В этом леске и остаться можно, – серьезно заметил Лившиц.

– Да ладно вам, товарищ сержант. Мы не дурнее, понимаем, что не к теще на блины идем. Наизнанку вывернусь, а не подведу, – уперся Стебунцов.

До просеки добрались на машине. Там оставили ГАЗик. Еще раз осмотрели оружие. Пшенка и Сашко имели ППШ и по два магазина, Стебунцов был вооружен винтовкой, у Мамина – ТТ, плюс ножи. Это все.

Пошли вдоль просеки и очень быстро наткнулись на следы. Точнее старшина каким-то звериным чутьем обнаружил едва заметную примятость в траве. Дальше выстроились в походную колонну. Пшенка шел первым, Мамин за ним, потом Стебунцов, а замыкал Лившиц. Старшина шел осторожно, ощупывая каждую кочку. Лес хоть и не был густым, но видимость сокращал существенно. Мамин чувствовал, что с каждым шагом напряжение в мышцах нарастает. От сосредоточенного внимания он быстро устал. Попытался немного отключиться, расслабиться.

Вдруг Пшенка остановился и поднял руку вверх. Все замерли. Мамин отчетливо почувствовал, что потянуло дымком от костра. Сзади чуть зашуршало. Мягко, по-кошачьи, подошел Лившиц.

– Дневку устроили, – прошептал он.

Дымком тянуло откуда-то справа из чащи.