Стрела времени

– Вот артиллерийский парк, – обозначил про себя Мамин.

Единственное, что защищало орудия от ветра, так это пара часовых в плащнакидках, которые прохаживались вдоль парка. Все было в зелени. Людей практически не было, только несколько человек в форме строем двигавшихся к Тереспольским воротам, видимо, смена караула. Гражданских лиц Мамин не увидел.

Стебунцов повернул машину вправо и двинулся вдоль казарм, напевая:

Взвейтесь кострами,

Синие ночи!

Мы, пионеры, -

Дети рабочих.

Близится эра

Светлых годов.

Клич пионера:

«Всегда будь готов!»

Семен вообще всю дорогу от аварии до крепости взял на себя роль радио, которого в машине, разумеется, не было. За пятнадцать минут пути он спел песни четыре. Мамин, которому медведь оттоптался на ушах порядочно, оценил мелодичность и музыкальность ефрейтора-шофера. Удивляло, что за всю дорогу не замолкающий Семен, ни словом не обмолвился о происшествии. Это было странно и Мамин понял, нервы.

Через некоторое время они подъехали к большому белому двухэтажному зданию. Оно тянулось практически через весь двор – от северной до южной стороны. Окна первого этажа здания были зарешечены. Немного левее от здания Арсенала, ближе к Тереспольской башне, стояло огражденное забором двухэтажное здание 17-го погранотряда. За ним высилась сама башня Тереспольских ворот.

– Здесь штаб шестой дивизии, товарищ капитан, – сообщил Стебунцов, останавливая машину.

Ефрейтор провел капитана на второй этаж и остановился у двери с табличкой «заместитель командира дивизии».

– Вещи я снесу в казарму, оставлю у дневального. До встречи, товарищ капитан.

– Слушай, Семен, – не удержался Мамин. – А ты как этого бугая свалил?

– Так у меня ж ключ в руке был. Я как увидел, что он…повалил… вас. Я и треснул сзади, – буднично ответил Стебунцов.

– Ну, понятно. Ладно, давай, Семен, может еще увидимся, – сказал Мамин.

– Конечно увидимся, – улыбнулся ефрейтор. – Вы не переживайте, я подарок прямо сейчас снесу.

Они пожали руки и Стебунцов ушел.

Мамин два раза кратко постучал и толкнул дверь в просторное помещение с двумя окнами, выходившими, кажется, на внешнюю сторону кольца. Занавесок не было, поэтому через пыльные стекла легко проникал свет поднимающегося солнца. Стены помещения были выкрашены синей, не яркой, краской примерно до середины, остальная часть стен и потолок побелены. Слева от двери стояли два шкафа с открытыми полками, на которых размещались книги и папки. У левого окна высился письменный стол с абажуром зеленого цвета, на столе массивный телефон и две стопки личных дел. За столом Мамин увидел мужчину лет тридцати, с зачесанными назад короткими волосами, в пехотном обмундировании, перетянутом кожаными ремнями с четырьмя красными шпалами в петлицах. На груди висела медаль «ХХ лет РККА». Когда Мамин вошел, командир внимательно читал что-то в папке.

– Товарищ полковник, капитан Мамин для получения назначения к месту дальнейшего прохождения службы прибыл! – представился Алексей, вскинув правую руку к виску.

Сидевший оторвал взгляд от бумаг и вопросительно уставился на Мамина.

– Вы с дуба рухнули, капитан?– спокойно, но как-то угрожающе спросил командир.

Мамин оторопел. Что не так?

– Вы не видите знаки войскового отличия или вы не их не отличаете?

С этими словами полковник ткнул пальцем в вышитую на рукаве, чуть повыше обшлага красную звезду с золотыми серпом и молотом.

Блин. Это же знак отличия политработника. Так, в каком же ты звании тогда? Мамин мучительно думал, долго этого делать было нельзя, видно, как командир уже напрягается. Тут Мамина осенило.

– Виноват, товарищ ээ…полковой комиссар. С дороги, не разглядел.

Лицо комиссара помягчело.

– Да и вообще, ожидал, что здесь кадровый работник сидит, – неожиданно для себя смело заявил Мамин.

– Правильно ожидали. Но, учитывая, в какое подразделение вы получили назначение вашим оформлением поручено заняться мне и полковнику.

Командир с четырьмя шпалами встал, подошел к Алексею и протянул руку.

– Давайте знакомиться. Заместитель командира 84 стрелкового полка 6-й Орловской Краснознаменной дивизии Фомин Ефим Моисеевич.

Мамин почувствовал, как немеют ноги. Как? Тот самый Фомин?! Который возглавит оборону Брестской крепости, через два дня пленен, выдан и расстрелян. Герой крепости.

– Мамин Алексей Степанович, – Алексей с чувством пожал руку комиссару. Тот, кажется, заметил излишнюю горячность Мамина, и поспешил разжать рукопожатие.

Дверь в кабинет открылась, и на пороге возник командир крепкого сложения, с широким подбородком и маленькими черными усиками, а-ля Гитлер. Мамин удивился. На петлицах командира алели четыре шпалы, как и у полкового комиссара. Мамин глянул на рукав. Там был вышит шеврон в виде птички с одним широким золотым галуном внизу и двумя узкими сверху (у Мамина, к слову сказать, на рукаве был широкий одинарный шеврон из красного басона). Теперь Мамин был внимательнее и безошибочно поприветствовал:

– Здравия желаю, товарищ полковник.

– Здравия желаю! – неторопливо приложив руку к виску, ответил вошедший.

– Козырь Максим Евсеич, начальник штаба, – представился полковник. – Мамин?

– Так точно!

– Как по батюшке?

– Алексей Степанович.

– Хорош, братец, – он похлопал Мамина по плечу.

Мамин держал в руках аттестаты и проездные документы с предписанием, но Козырь на них даже не взглянул. Прошел к окну и развернулся.

– Наслышан. Наслышан. На тебя уже рапорт поступил из отдела милиции. Диверсантов, значит, ухлопал? – произнес Козырь.

Мамину показалось, что голос полковника звучит устало. Смотрел полковник с прищуром. Черные, как смоль, брови, мешки под глазами, морщинистое лицо, хотя человек не старый. В общем, Козырь производил впечатление человека крепкого, но усталого.

– Не стой в дверях. Проходи, – продолжил Фомин. – Позавтракать успел?

Мамин смутился. О еде он как-то не думал. Но после слов комиссара в животе отчетливо заурчало. Он сегодня, кроме чая от кологрудой проводницы, ничего не закинул в утробу.