Стрела времени

б) сигнал "Альтона". Он означает, что наступление переносится на другой срок; но в этом случае уже придется пойти на полное раскрытие целей сосредоточения немецких войск, так как последние будут уже находиться в полной боевой готовности.

4. 22 июня, 3 часа 30 минут: начало наступления сухопутных войск и перелет авиации через границу. Если метеорологические условия задержат вылет авиации, то сухопутные войска начнут наступление самостоятельно.

По поручению: Гальдер.

***

20 июня 1941 года, вокзал г. Брест, 6 утра.

По перрону, ловко огибая прохожих, шел мужчина в стильном костюме, при галстуке, на голове шляпа, в руках небольшой фанерный чемодан. Он прошел вдоль здания вокзала, рассеянно глядя перед собой. Только очень искусный филер мог бы обратить внимание на то, что человек в шляпе сосредоточенно изучает здание. И в глазах был не праздный интерес, а интерес разведчика. Мужчина вошел в вестибюль, пересек его и, выйдя на площадь, сел на заднее сидение черной Эмки.

– Куда? – спросил водитель.

– В НКГБ.

Мужчина расстегнул пиджак, поудобнее уселся на заднем сидении, вынул из кармана маленький блокнот из светлой кожи. Он бережно погладил его пальцами, приговаривая: «гуут арбайт».

Дневник:

20.06.1941.

Сегодня уже двадцатое число. Я, наконец, добрался до пункта назначения. И все это время мне не дает покоя распоряжение, которое я получил в Харбине. Операция назначена на 21 июня. Чертовы документы. У меня есть еще сутки, чтобы пропальпировать ситуацию. Начать решил с НКГБ. Надеюсь, Берта завтра будет со мной.

Сегодня остановился у вокзальных часов и подумал: «Господи, помоги моей стране пережить кошмар, в который толкает ее этот безумный ефрейтор».

Это будет последняя седьмая библейская язва. Шесть других уже случились. Вместе с ней погибнет половина человечества, если не все разом. Седьмая язва – Второе пришествие Христа, самое разрушительное и славное событие. «Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днём, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень. Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится: только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым. Ибо ты [сказал]: “Господь – упование моё”; Всевышнего избрал ты прибежищем твоим; не приключится тебе зло, и язва не приблизится к жилищу твоему, ибо Ангелам Своим заповедает о тебе – охранять тебя на всех путях твоих: на руках понесут тебя, да не преткнёшься о камень ногою твоею… “За то, что он возлюбил Меня, избавлю его; защищу его, потому что он познал имя Моё. Воззовёт ко Мне, и услышу его; с ним Я в скорби; избавлю его, и прославлю его, долготою дней насыщу его, и явлю ему спасение Моё”».

С чего все это началось? С моих экспериментов или с Хирохито? Наверное, все же с императора. В каком году это произошло? Кажется в двадцать шестом. Эпоха просвещенного мира – девиз, который император Хирохито выбрал для своего правления. Да, он верил в силу науки. Наука – лучший друг убийц. Наука может убить тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч, миллионы людей за короткий промежуток времени. Император знал, о чем говорил. Император – не святоша. Без убийства он не может удержаться на маршруте. Я тоже, как и Хирохито, изучал биологию. Он считает, что биология поможет Японии завоевать мир, я считаю, что биология поможет делать совершенных людей. Ведь как они божественно совершенны внутри. Не каждому довелось это счастье – видеть внутренний мир человека.

Сиро Исии – кто он? Преступник или ученый? Для меня – ученый. Великий ученый. Он намного раньше меня занялся бактериологическими разработками. Кажется, с середины двадцатых начал посещать лаборатории Италии, Франции, СССР и даже моей Германии. Да, это было так. Я тогда еще не помышлял о медицине. Служил на крейсере.

Курсы по медицине и биологии я прошел в тридцать четвертом. В сорок лет. Поздновато для ученого. Но я сразу и безоговорочно полюбил науку. Мне, конечно, не стать ни великим хирургом, ни великим биологом. Я останусь разведчиком. Но мой организаторский талант, воля и характер, умение подбирать людей, разбираться в них и манипулировать ими – сделают мой вклад в мировую науку бесценным. И это не считая моих пусть дилетантских, но крайне интересных идей, каковыми признавал сам Сиро Исии. Может быть не сейчас, и может быть не сразу, но мир оценит мои усилия. Да, я убежден в этом!

Я бесконечно признателен Канарису за командировку, изменившую мою жизнь. Ха, я помню свое удивление, когда узнал, что отправляюсь в Главное управление по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии, расположенное в деревне Пинфан, вблизи от Харбина в Маньчжоу-го. Меня, сорокадвухлетнего героя немецкой разведки, начальника отдела, в такую глушь!? Как я мог сомневаться в моем друге? Он отправил меня в самое замечательное место на земле. Место чистой науки, без вздохов и отпеваний. Как только появится возможность, я создам где-то здесь рядом нечто подобное. Только с большим размахом. Идей много! И люди найдутся. У меня есть Берта, я слышал об успехах Йозефа Менгеле, Зигмунда Рашера, есть другие.

Особые надежды я возлагаю на материал. Вполне допустимо оставить название бревна. Да, бревна. Балкенхольц! Подходящее название. Славянский материал на экспериментах показал лучшие результаты. Они более выносливые, более устойчивые, особенно к низким температурам. Правда, попадался мне доклад Кавасаки. При воздействии ипритом опыты показали, что выносливость человека приблизительно равна выносливости голубя. В условиях, в которых погибал голубь, погибал и подопытный человек. Да, приходится признать, что в некоторых случаях даже русские не отличаются от желтолицых. Но, все равно. Здесь огромное количество бесценного материала для исследования. На одном только вокзале я видел до четырехсот бревен.

P.S. Капитан в поезде мне не понравился. Чутье меня редко подводит. Странный, очень странный капитан.

***

20 июня 1941 года, Брестский обком, 6.30 утра.

Грузный человек лет тридцати пяти, сидел за столом, склонившись над бумагами. Будучи главой Брестского областного комитета КП (б) Белоруссии, он ежедневно получал донесения различных служб, в том числе из штаба округа и НКГБ. В последнее время содержание этих документов вызывало у него тяжелые мысли.

На границе, не особо маскируясь, сосредоточены пехотные, танковые дивизии вермахта. Ежедневными стали нарушения государственной границы. Ежедневными стали полеты немецких самолетов-разведчиков над территорией Бреста. Обстановка накалялась.

Дров в огонь волнения подкинуло распоряжение, поступившее из Минска: «Препятствовать массовому отъезду гражданского населения с территории Бреста». По мнению республиканского руководства, отток населения свидетельствует о нездоровых отношениях между Советским союзом и Германией. Ни родные партработников, ни жены и дети командиров частей, ни даже приехавшие погостить родственники не могли теперь приобрести билет на поезд и покинуть приграничную территорию, на которой махровым ковром расползались слухи о предстоящей войне. Что там говорить, у самого первого секретаря в Бресте находились жена и двое маленьких сынишек.

Сейчас мужчина читал поступившую директиву из Москвы, которую он получил по спецсвязи из штаба округа. В правом верхнем углу было отпечатано: «Первому секретарю Брестского обкома КП(б) Белоруссии Тупицыну М.Н.». А ниже по тексту: «В течение 22-23. 6.41 г. возможно внезапное нападение немцев. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев».

Раздался телефонный звонок.

– Слушаю.

– Михаил Николаевич, машина готова. Можем ехать, – прозвучал в трубке бодрый мужской голос.

– Хорошо, Яша. Жди, – устало произнес Тупицын.

Не успел положить первый секретарь трубку, как зазвонил телефон прямой связи с НКГБ.

– Да.

– Михаил Николаевич, безотлагательное дело. Срочно нужно встретиться. Прямо сейчас, – решительный голос сообщил в трубке.

– Алексей Андреевич, это никак не может подождать? Мне сегодня кровь из носу нужно два района объехать. Машина ждет.

– Подождать не может. Через 10 минут буду у тебя.

В трубке зазвучали гудки.

Михаил Николаевич Тупицын своим происхождением идеально подходил для партийной работы. Родился в семье крестьянина-бедняка. Окончил 2 класса школы 2-й ступени и педагогический техникум. Высшее образование получил в Институте красной профессуры. Идейно выдержанный Михаил Николаевич поработал на разных комсомольских и партийных должностях. Особых лавров не снискал, но в целом соответствовал линии и зарекомендовал себя как исполнительный и ответственный работник. С апреля 1939 по февраль 1940 года он даже возглавлял Управление НКВД по Полесской области, ему было присвоено звание капитана госбезопасности. Первым секретарём Брестского обкома КП(б) Белоруссии назначен в августе 1940 года.

Человек, который заставил его остаться в кабинете, был капитан госбезопасности Алексей Андреевич Сергеев, начальник Управления НКГБ Брестской области. Алексей Андреевич – человек серьезный, обстоятельный, не стал бы по пустякам отвлекать в такой горячий период главу обкома. Это Тупицын знал, поэтому остался на месте.

Ждать пришлось недолго. Ровно через 10 минут в дверь первого секретаря коротко постучали и в кабинет вошли трое мужчин. Начальник управления НКГБ Сергеев, начальник управления НКВД Овчинников, третьим вошедшим был мужчина лет 45, худощавый, одетый в серый костюм необычного кроя, в легкие парусиновые брюки и светлые кожаные туфли. В общем, вид незнакомца, несмотря на простоту, Тупицыну, привыкшему к аскетизму, показался, с претензией на щегольство. Держался мужчина статно, прямой подбородок выдавал в нем человека решительного.

– Познакомьтесь, корреспондент газеты «Вечерняя Москва» товарищ Онищенко, – представил незнакомца Сергеев.

– Здравствуйте, – протянул руку Тупицын.

– Очень. Очень рад, – подобострастно сказал корреспондент, широко улыбаясь. Точнее, он попытался это сделать, но вышла кривая усмешка.

– Товарищ корреспондент имеет на руках шифровку под грифом «особой важности» из центрального аппарата, – пояснил Сергеев.

– Текст шифровки?– спросил Тупицын у Сергеева. Тот пожал плечами и кивнул на корреспондента.

– Мне поручено передать пакет с шифровкой лично первому секретарю и присутствовать при вскрытии, – сказал Онищенко и вытащил из внутреннего кармана пиджака пакет, перетянутый шерстяной ниткой, скрепленной сургучом.

Тупицын и посетители прошли к столу первого секретаря, где тот вскрыл пакет и извлек лист. В левом верхнем углу четко отпечатано «Строго секретно. Снятие копий воспрещается». В правом верхнем углу значилась пометка «подлежит возврату в 48 часов».

В шифровке находился текст следующего содержания: «

В течение 22-23.6.41 г. на приграничной территории Западного ВО ожидается проведение диверсионной акции разведкой противника. Целью операции является секретный архив, находящийся в областном комитете КП (б) Белоруссии г. Бреста.

Приказываю незамедлительно передать предъявителю настоящей шифровки архивную папку за номером 31547 СС.

При передаче папку № 31547 СС не вскрывать.