Стрела времени

Пройдя не более десяти шагов, доктор юркнул в дверной проем и оказался под аркой. Из этой позиции было удобно наблюдать за беспомощно лежавшим на траве скомканным листом.

Ждать долго не пришлось. Секунд пятнадцать. Появился «боксер», как из-за стрижки уже назвал Кранц парня, и поднял комок бумаги. Сомнений не оставалось, это было наружное наблюдение. Сейчас анализировать что это? Прокол где-то или стандартная процедура, так на всякий случай, времени у Кранца не было. Он толкнул дверь во внутрь, вошел и потом громко толкнул обратно. Так, чтобы на улице было слышно хлопнувшую дверь в подъезд.

В тамбуре подъезда стоял полумрак, но доктор обладал природным свойством хорошо видеть в темноте. Привычка из Харбина. Поэтому он просто сделал три шага от двери и развернулся.

С улицы послышались приближающиеся шаги, скорее это был даже бег.

– «Парень-то неопытен», – подумал Кранц. – «Что ж, тем хуже для него».

Дверь резко открылась, и в проеме доктор увидел знакомую фигуру в белой рубашке с синими отворотами и вышитой на груди заглавной буквой «Д». Коричневую куртку тот держал теперь в руках.

– «Конспиратор», – усмехнулся про себя Кранц. – Вы не меня ищете, молодой человек? – начал первым доктор.

– Я-я, – парень запнулся, не ожидая такого развития событий. – Нет, – спохватился представитель общества Динамо. – Я живу здесь, на втором этаже.

С этими словами «боксер» направился к лестничному пролету, намереваясь подняться. Отпускать агента не входило в планы доктора. Парень конечно бы не отстал, а петлять и уходить от слежки сейчас времени уже не было.

– Я тот, кто вам нужен, – сказал доктор.

«Боксер» как ужаленный, резко остановился и непонимающим взглядом уставился на Кранца.

– Вы подняли бумажку, которая вам не принадлежит. Верните ее мне, товварищщ – издевательски протянул последнее слово доктор.

Эта фраза прозвучала как будто сигналом. Парень молниеносно бросился на доктора. Кранц успел увидеть только бросок левой руки. Это был прямой удар, цель – его подбородок. Или как говорил сенсэй из Харбина – асагири, нижний край подбородка. По замыслу молодого человека, а он действительно был боксером, перворазрядником общества Динамо, этот удар должен был обескуражить противника, после чего правым хуком в висок он отправил бы «пенсионера» (как он про себя называл доктора) в глубокий и продолжительный нокаут.

Так бы видимо и произошло. Если бы доктор Вильгельм Улерих Кранц, капитан абвера не был специалистом в японской борьбе айкидо, которой он увлекся в Харбине. Кранц сделал уклон влево, совсем чуть-чуть, на пару сантиметров, одновременно с этим вскинув правую руку, для защиты от прямого удара. Это в айкидо называется «накладка». В результате чего, кулак «боксера» вскольз прошел по тыльной стороне кисти доктора. Правый хук парень нанести уже не успел. Он еще только начинал бросать предплечье под прямым углом в голову противника, как ему в шею, прямо в токоцу (адамово яблоко), воткнулись три пальца доктора. Этот удар назывался «нукитэ», ладонь-копье. Три выставленных вперед, сомкнутых друг к другу пальца: указательный, средний и безымянный, разорвали щитовидный хрящ, в результате чего, «боксер» как бы поперхнулся, сделал два шага назад, широко раскрывая рот и пытаясь вдохнуть воздух. Но воздух в легкие уже не мог поступить из-за спазма нервных окончаний гортани. Для Кранца исход поединка был ясен, оставался только вопрос насколько быстро потеряет сознание парень.

«Боксер» оказался крепким и боролся за жизнь. Он упал на колени и держась за горло, все пытался и пытался силой вдохнуть спасительный воздух, с каждым усилием его глаза широко раскрывались. Доктор подошел ближе и с нескрываемым любопытством и наслаждением рассматривал мучения «бревна». С того момента, как парень стал обречен, он перестал существовать для Кранца, как противник. Это был «бревно», тело для исследования. И доктор не заметил, как приступил к исследованию. Он внимательно, скрупулезно отслеживал изменения в «боксере», мысленно прося его подольше не умирать. Ведь это так важно для «чистоты эксперимента».

У парня лопнули капилляры, и глазная сетка стала красной. Ожидалась медленная и очень мучительная смерть от постепенного удушья или, по крайней мере, потеря сознания от нехватки воздуха. В Кранце боролись два существа. Исследователь и разведчик. Исследователь требовал продолжение эксперимента. Разведчик настаивал на другом. Время поджимало или, может быть, стало жаль доктору молодого русского парня, который волею судеб оказался не в то время, не в том месте. Как и тот русский парень, который попытался поднять бунт в «отряде». Доктор приблизился к стоящему на коленях сзади, взял правой рукой снизу за подбородок, левой поддавил затылок в противоположную сторону, так что лицо боксера теперь было повернуто профилем к стоявшему сзади Кранцу. В следующий момент доктор резкое усилие. Раздался хруст. И все стихло. Только остекленевшие глаза «боксера» безучастно смотрели в бетонный потолок.

***

Корреспондент Онищенко шел размашистым шагом по тенистой аллее “Парка культуры и отдыха имени 1-го Мая” теплым летним вечером 21 июня 1941 года. После инцидента с русским «боксером», которого он оставил в подъезде на Славянской улице, испорченное настроение постепенно выравнивалось. Тому способствовали удивительной красоты тюльпановые деревья, софоры, магнолии. Чего только не было в этом оазисе трепетного благоухания. Кранц успел заметить, что здесь рос черный орех и церцис канадский, ель голубая колючая и ель змеевидная, ель канадская и крымская сосна, пихта белая и сибирский кедр. И много еще неизвестных ему деревьев и кустарников, но отличавшихся потрясающей красотой и необычностью.

– Зайдя за угол большого дома, лисята стали скатывать снежки и складывать их в кучу, пересмеиваясь и перемигиваясь между собой. Вот-то будет потеха! – захихикал Буян. А все ты, Рыжик! Мне бы никогда этого не придумать! Рыжик засмеялся, – вслух произнес корреспондент и засмеялся. Но улыбка не отразилась на его лица и ни одна душа не услышала этого смеха.

Насвистывая, Ониценко подошел к водонапорной башне, невысокому кирпично-бетонному строению, доставшемуся русским от поляков. Она стояла в глубине городского парка и была скрыта за листвой окружавших ее кленов. Приблизившись, он увидел, как от серой стены отделилась фигура в сером костюме и направилась к нему.

Это был резидент Брест-Литовской группы «Виктор». Настоящего его имени Онищенко не знал, впрочем, как и «Виктор» не знал настоящего имени корреспондента. Для него он был «доктор».

– Июнь в этом году слишком жаркий, не находите? – сказал «Виктор».

– Зато лилии теперь украшают наши болота, – ответил доктор.

Предусмотренные слова пароля были произнесены и двое мужчин отошли в тень развесистого клена.

– Вы принесли документы, герр гауптман? – негромко спросил резидент.

– С документами есть проблема. Получить их возможно будет только после захвата здания.

– Вы уверенны, что они еще там?

– Да, у меня есть абсолютная уверенность, что бумажки на месте. Но вам необходимо позаботиться о том, чтобы секретарь горкома Коротков исчез навсегда. Отправьте к нему людей. При нем должны быть ключи. Их необходимо передать мне сегодня.

– Я могу передать в центр, что документы на точке, работаем с «ключником»? – уточнил «Виктор»

– Да.

– Теперь вот, что мы имеем на этот момент, – приготовился докладывать резидент.

По словам «Виктора», в городе прошли аресты целого ряда активистов польского подполья. Кроме всего прочего задержали еще и несколько диверсионных групп немцев. Корпуса Брестской тюрьмы были забиты до отказа. «Краснопузые» (как выразился резидент) стали вывозить бывших польских солдат и офицеров, ранее содержавшихся в "Бригитках", в глубь страны.

–12-я рота III батальона «Бранденбург» известного вам, герр гауптман, лейтенанта Шадера, уже заняла исходные позиции для захвата Коденьского моста. Еще четыре такие группы к часу ночи должны выйти на свои позиции и перед началом артподготовки захватить мосты, – доложил «Виктор». – Непосредственно после воздушного налета сотрудники коммандо III фронтовой разведки под командованием оберлейтенанта Мильке, войдут в город в передовых порядках наступающих войск и штурмом возьмут здание обкома.

– Передайте дополнительно мои инструкции. Штурм здания начнет отделение Гюнтера Штольца. Они уже находятся на территории противника и действуют в форме Красной Армии, – приказал доктор.

– У нас есть информация, что в последние дни на 62 укрепрайон прибыли большие группы лейтенантов – выпускников Ленинградского, Смоленского, Тамбовского и других военных училищ. Это так? – спросил «Виктор».

– Все верно. Сейчас идет их распределение. Но они не знают обстановки, не обвыклись. Не думаю, что им удастся решить проблему дезорганизации, которую мы приготовили для русских. Передайте в центр, что на передних позициях у русских дежурит по одному-два батальона. Поэтому часть орудийных и минометных ударов нужно нанести по переднему краю границы.

– В последнем сеансе мне задали вопрос.

– Какой?

– Готово ли коллаборационистское движение?

– Да. Сигналом к готовности станет горящий дом в селе Пугачево.

– В этом случае мы можем рассчитывать на поддержку местного населения?

– Вне всяких сомнений, – сказал доктор и взглянул на резидента в упор. – Так бы я вам ответил, будь мы во Франции или в Англии. В России я такого слова вам не дам. Эта страна живет по своему, никому, думаю даже им самим, неизведанному укладу. И это лишает нас, западных людей, живущих по правилам, сколько-нибудь определенно гарантировать исполнение планов, нами задуманных. На выверенный расчет и предусмотрительность русские ответят смекалкой и непредсказуемостью. Помните «Виктор» русские крайне живучи и устойчивы. Вы не сделаете им большего подарка, чем приперев к стенке. Когда у них нет выбора, они становятся безупречно умными и сообразительными.

– Вы, доктор, жили в России. Хорошо знаете этих славян. Есть рецепт, как приготовить из них бульон, затратив минимум усилий?

– Русских можно только обманывать. Давать множественность выбора, путать и манипулировать ими. Русские простодушны и доверчивы. Но наш фюрер, начиная с завтрашнего дня, избирает стратегию тотального уничтожения русских. На мой взгляд, это ошибка. И, боюсь, может закончиться полным фиаско, как сказал бы его низкопробный друг, Муссолини, – завершил доктор.

– Из центра приходят тревожные вести. Руководство Генерального штаба беспокоится, что при очевидном приближении войны, русские не проявляют никакой видимой активности на границе. Они либо преступно беспечны, либо готовят нам ловушку, о которой мы ничего не знаем.

– Передайте в центр, для беспокойства нет серьезных оснований. Разумеется, командиры на границе осознают угрозу вторжения, и, более того, понимают опасность своего положения. Но они ничего не могут сделать с решением вождя Сталина, который надеется, что фюрер начнем наступление не раньше июля. Вторые эшелоны начали движение из глубины страны, это точная информация, но, разумеется, они не успеют подойти к границе, и, как я думаю, будут встречены танковыми группами Гудериана и Клейста в маршевых колоннах. Вообще, «Виктор» вы не находите, что Сталин и Гитлер очень похожи в своем мнении о себе?

– Сталин – варвар. Я не могу его сравнить с фюрером, – ответил резидент.

– Рыжик и Буян могли очень ласково улыбаться и казались очень милыми и хорошими. Но на самом деле они были совсем не таковы, – вдруг прошептал доктор.

«Виктор» удивленно поднял глаза.

– Вы о чем, доктор?