Универсариум

Соловьев увидел, как шестой шар закатился в лузу.

– Это концепция порабощения людей. И на сегодняшний день ничего не изменилось. Рабство не ушло в забытое прошлое. То, что оно было отменено в России в 1861-м, еще не означает, что его больше нет. Оно всего лишь изменило форму. Теперь рабы не знают, что они рабы. И поэтому работают намного лучше. Они встают рано утром, плетутся на работу, хреначат на ней весь день и потом получают плату, которой хватает только до следующей выплаты. Хотя для абсолютного большинства это единственная альтернатива нищете. А если даже что-то и удается отложить из зарплаты, то не так много, но и это сожрет инфляция, которой просто не может не быть – мы уже об этом говорили. Поэтому люди счастливы, когда поступают на работу, на которой можно воровать или поиметь какого-нибудь левака. Хоть немного. И выбраться из этого круга крайне сложно. Раб ничего не может сделать. Единственная возможная форма протеста раба – это плохо работать. А чтоб контролировать рабов, над ними ставят другого раба, чуть умнее. Точно так же, как это было и в древности. Вырваться из рабства можно, лишь вырвав рабство из своей головы. Как это когда-то сделал я. Как это когда-то сделал ты.

Седьмой! И шар отправляется заполнять мои полочки.

Никаких следов надежды на победу в глазах Соловьева. Судя по всему, итог игры он понял уже давно и лишь ждал ее закономерного завершения. А ведь я говорил!

– Именно поэтому я стал на этот путь, когда двадцать пять лет назад, сидя в трехметровой кухоньке, затеял маленькую кредитную организацию. Я не хотел много работать, чтобы много зарабатывать, я хотел быть богатым. А этого можно добиться только таким безнравственным способом, как эксплуатировать других, извлекать доход из чужого труда, паразитировать на нем. А не работать самому. Только так.

Он глухо хлопнул ладонью по бортику.

– Ты знаешь, почему Венгров в свои почти сто лет выглядит так молодо? Потому что он ни дня в своей жизни не проработал. Только книжки читал и схемы рисовал. Он знает всё о программах старения. Например, ты знаешь, что в одном улье у разных пчел своя функция – собирать пыльцу, охранять дом и так далее, и те, которые не работают активно, живут значительно дольше. Так уж устроен наш мир. Аморально.

– Правый дальний, – озвучил я свой прогноз.

И не ошибся. Восьмой шар с победным щелчком красиво свалился в лузу.

Это победа.

Соловьев отбил ладонями два хлопка.

– Скажи мне, кто тебя научил? Решетняк?

– Решетняк, – признался я.

Толик с одобрительной улыбкой почтительно закивал.

– У него это хорошо получилось. Так же, как и у отца. Он научил тебя правильному принципу не играть на деньги, – похвалил он. – Победитель не может себе позволить рассчитывать на удачу. Он всегда всё обдумывает, точно просчитывает, мужественно действует и терпеливо ждет.

Он осушил свой бокал. Поставил его на бортик стола. Пропел:

– Время женской жатвы.

И двинулся в сторону эффектной рыжули, весь вечер мозолящей нам обоим глаза.

* * *

Красотка скучала, сидя на диванчике в элегантном синем платье. Странно, что она надела его для похода в бильярдную. А возможно, ее просто ввел в заблуждение кавалер, пообещав, что сегодня он выведет ее в высшее общество, а в итоге приволок в пусть и солидный, но всё же, сука, бильярдный клуб. И теперь она, за неимением другого развлечения, тупо попивала коктейль из трубочки, поглядывая по сторонам.

И сейчас к ней подошел Соловьев.

Невзирая на то, что в этот момент оба игрока за соседним с нашим столиком резко оторвались от того, что происходило на сукне, и уставились на него, подозрительного наглого хрена, он с обескураживающим добродушием на лице наклонился над удивленной дамой, прострочил что-то на ухо, вызвал ее легкую улыбку, затараторил веселее, выбил из нее затейливый смешок, пропел еще какой-то куплет, вернул ее лицу внимание, взял ее за руку, она отложила свой бокал и встала с дивана, словно готовая следовать за ним хоть к нему домой.

– Ты куда? – раздался голос одного из парней, держащего в руках кий. Который вот-вот сломается, судя по натяжению кожи на его костяшках и брызжущим из его глаз недоумению, возмущению и гневу.

– Щас, щас, – невинно произнесла рыжуля, словно ничего предосудительного она не совершает, переходя от стола своих спутников к столу двоих неизвестных чужаков.

Парень, очевидно, толкающий от груди как минимум сотку, с недовольным видом обманутого барана проводил ее взглядом и, решив изобразить невозмутимость и полный контроль над ситуацией, вернулся к разглядыванию шаров. Но лишь одним глазом. Второй был сфокусирован строго на нас.

– Эдик, – Соловьев подвел девушку к нашему столику, – знакомься, это Натали.

Она сверкнула глазками. Я с улыбкой кивнул.

– Я пообещал ей, что научу древнему тайному удару, которым она закатит сразу три шара.

Рыжулина лыба растянулась от уха до уха.

– А если у нее вдруг не получится, то я должен буду выплатить ей сто тыщ налом. Правда, Натали?

– Да, хи-хи.

– Кстати, вот они. – Толик достал из кармана бумажник и быстро отслюнявил оттуда стопку пятитысячных купюр. Положил их на бортик. – Но я уверяю тебя, мое солнце, я тебя научу. Главное, слушайся и делай всё, как я покажу.

– Угу, угу, – воодушевленно закивала рыжуля.

А я настороженно посматривал в сторону оставшихся без девицы парней, которые настороженно посматривали на нас. Но не рыпались. Пока. Не думаю, что так может продолжаться долго.

Соловьев вручил барышне свой кий. Ей, несомненно, уже доводилось держать в руках продолговатый заостренный предмет, но, что делать с этой деревяшкой, она явно не имела представления. Не в рот же ее брать.

Толик спешно расставил шары на столе. Подскочил к своей протеже. И буркнул:

– Бить будем вот в этот шар, – указал пальцем.

Она с интересом, но не без неловкости уставилась на стол.

– Эту руку вытяни вот так.

Соловьев отодвинул ее левый локоть подальше. Ей же пришлось наклониться над столом, выставив для нашего обозрения свою обтянутую синим платьем задницу. Ай, хорошенькая.

– Пальчики вот так… молодчина. Кончик кия просунь сюда… вот… молодчина. Расслабь правую руку… Расслабь, расслабь… Покачай ею. Не так. Сейчас покажу…

Толик опасно подошел к ней сзади и взялся левой рукой за ее левую руку, а правой – за ее правую кисть. Пряжка его ремня нагло впивалась в ее ягодицу.

Глазки его ученицы испуганно качнулись. Они попытались разглядеть скрывавшегося за ее изогнутой спинкой Толика и как бы спросить: «Дядь, а мы ведь правда играть учимся?»

А он, сука, экстремал! Что ж ты тогда с парашютом зассал прыгать? Сейчас ситуация не намного спокойнее.

– А теперь… – Соловьев оттянул ее правую руку назад. – Бей!

И рыжуля расхлябанно дернула кием вперед. Острие скользнуло по краю шара, отчего тот слегка откатился в сторону и тут же замер.

– Ой, не получилось, – жалостно скривила губы Натали.

– Не считается, – поспешил на помощь Толик. – Сейчас мы их все быстро закатим. А ну-ка!

Он взялся за кий рядом с ее ладонью. Снова прижался пахом к ее жопе. И нанес удар по шару, одновременно сделав резкое поступательное движение бедрами, и отпружинился назад.

Шар запрыгнул в лузу.