– Очередной дежурный?
– Да.
– Он часто дежурит?
– Приблизительно два раза в месяц.
Брегель возмущенно наморщила подбородок.
– Серьезно, товарищ Макаренко, вы, вероятно, просто шутите. Я прошу вас серьезно со мной говорить. Или я действительно ничего не понимаю. Как это так? Мальчик-дежурный распределяет столовую, а вы спокойно здесь стоите. Вы уверены, что Таранец ваш все это сделает правильно, никого не обидит? Наконец… он может просто ошибиться.
Гуляева снизу посмотрела на нас и улыбнулась. И я улыбнулся ей.
– Это, видите ли, не так трудно. Таранец – старый колонист. И, кроме того, у нас есть очень старый, очень хороший закон.
– Интересно. Закон…
– Да, закон. Такой: все приятное и все неприятное или трудное распределяется между отрядами по порядку их номеров.
– Как это? Что т-такое: не понимаю.
– Это очень просто. Сейчас первый отряд получает самое лучшее место в столовой, за ним второй и так далее.
– Хорошо. А «неприятное», что это такое?
– Бывает очень часто так называемое неприятное. Ну, вот, например, если сейчас нужно будет проделать какую-нибудь срочную внеплановую работу, то будет вызван первый отряд, за ним второй. Когда будут распределять уборку, первому отряду в первую очередь дадут чистить уборные. Это, конечно, относится к работам очередного типа.
– Это вы придумали такой ужасный закон?
– Нет, почему я? Это хлопцы. Для них так удобнее: ведь такие распределения делать очень трудно, всегда будут недовольные. А теперь это делается механически. Очередь передвигается через месяц.
– Так, значит, ваш двадцатый отряд будет чистить уборные только через двадцать месяцев?
– Конечно. Но и лучшее место в столовой он займет тоже через двадцать месяцев.
– Кошмар! Но ведь через двадцать месяцев в этом отряде будут уже новые дети. Ведь так же?
– Да, отряд значительно обновится. Но это ничего не значит. Вы же поймите. Отряд – это коллектив, у которого свои традиции, история, заслуги, если хотите, слава. До нашего перехода сюда отряды просуществовали по пяти лет. Мы стараемся, чтобы отряд был длительным коллективом.
– Не понимаю. Все это какие-то выдумки. Все это знаете… несерьезно. Какое имеет значение отряд, слава, если там новые люди? Какое?!..
Глаза Брегель, выпуклые и круглые, смотрели на меня ошарашенно и строго, лоб наморщился, напряглись полные щеки.
Гуляева вдруг громко рассмеялась и, опираясь рукой на ступеньку, подняла к нам возбужденное мыслью лицо:
– Знаете, товарищи, я вас слушаю, и никак сначала не могла разобрать: ваша беседа что-то мне напоминает, а что, никак не вспомню. А сейчас вдруг вспомнила. Такая книга есть, наверное, читали. Написал Беллами[217 - Беллами Эдуард (1850–1898) – американский писатель, общественный деятель. В 1887 г. написал социально-утопический роман «Looking backward 2000–1887» («Взгляд назад»), который принес ему мировую известность. На русский язык роман неоднократно переводился под разными названиями: «Через сто лет» (СПб., 1890), «Чудный сон» (СПб., 1893).], а называется «В царстве будущего» или в этом роде. Там что-то такое через сто лет или через двести. Помните? Кто-то спал, спал, проснулся – ничего не понимает. Ему все показывают, рассказывают, все новое и не такое!
Брегель крепко сжала губы, рассматривая красивую, воодушевленную головку Гуляевой.
– Это, выходит, я проснулась?
– Да… нет. Но так похоже. Антон Семенович будто провожает вас по новому миру и объясняет.
Я серьезно сказал Гуляевой:
– Для меня много чести будет быть проводником в новом мире. Но… я бы очень хотел… Новый мир до зарезу нужен.
Брегель рассердилась.
– Какой новый мир? Вот эти выдумки, да? Традиции двадцатого отряда? Это называется социалистическим воспитанием? На что это похоже? Для него дороги не люди, а какой-то… абстрактный двадцатый отряд. На что это похоже?
– Это похоже на Чапаевскую дивизию, – сказал я отчетливо и сухо.
– Что? На Чапаевскую дивизию?
– Да. Уже нет тех людей и нет Чапаева[218 - Чапаев Василий Иванович (1887–1919) – герой Гражданской войны, с 1918 г. командовал отрядом, бригадой и 25-й стрелковой дивизией, погиб в бою против армии адмирала Колчака Александра Васильевича (1873–1920).]… И новые люди. Но они несут на себе славу и честь Чапаева и его полков, понимаете или нет. Они отвечают за славу Чапаева… А если они опозорятся, через двадцать лет новые люди будут отвечать за их позор.
Брегель немного растерялась:
– Не понимаю, для чего это вам нужно?
– Это все, конечно… довольно… я все-таки скажу… атрибутно! Но это же только внешность. Вы этого не думаете?
Я начинал злиться. С какой стати они пристали ко мне именно сегодня? И кроме того, чего они, собственно, хотят? Может быть, им жаль Куряжа?
– Ваши знамена, барабаны, салюты – все это ведь только внешне организует молодежь.
Я хотел сказать: «Отстань!» – но сказал немного вежливее:
– Вы представляете себе молодежь, или, скажем, ребенка в виде какой-то коробочки: есть внешность, упаковка, что ли, а есть внутренность – требуха. По вашему мнению, мы должны заниматься только требухой? Но ведь без упаковки вся эта драгоценная требуха рассыплется.
Брегель злым взглядом проводила пробежавшего к столовой Ветковского.
– Все-таки у вас очень похоже на кадетский корпус…
– Знаете что, Варвара Викторовна, – по возможности приветливо сказал я, – давайте прекратим. Нам очень трудно говорить с вами без…
– Без чего?
– Без переводчика.
– Переводчики найдутся, товарищ Макаренко.
– Подождем.
От ворот подошел первый отряд, и его командир Гуд, быстро оглядев паперть, спросил громко:
– Так ты говоришь, через эту дверь не ходят, Устименко?