Солнце на краю мира

– Помню, как мы сидели с одним парнем рядом и переглядывались весь вечер. А потом взялись за руки, перебирали друг другу пальцы… Сердце аж замирало. Но что это был за поход? Первый курс… Парень – старшекурсник? Или нет? Как зовут, не помню, это еще пусть, но я совсем не помню, как он выглядел!..

– Я отношусь к этому философски. Провал в памяти – значит, информация больше не нужна. Что осталось, то твое. Остальное – ждет впереди. Ему же тоже понадобится место в памяти.

– Живи настоящим?.. – она неподвижно глядит перед собой; в распахнутых глазах отражается пламя.

– В молодости я вел дневник, – продолжаю я ностальгировать. – Писал туда все, что меня волновало, про друзей, про девушек, про всякие свои дурацкие проблемы… Год назад где-то на него наткнулся и перечитывал. И совершенно себя не узнал. Читаю, помню само событие, помню отдельные эмоции. Но совершенно не помню свое ощущение жизни… Понимаешь? И так странно: вроде все знакомо, но как будто это был кто-то другой. Я совсем не представляю, как из меня тогдашнего получился я сегодняшний…

– Интересно было бы почитать, – говорит она и глядит на меня.

– Да нет там ничего интересного.

– Я тоже вела дневник. Только не люблю его перечитывать, там слишком много личного.

– То есть?

– Ну… Вот много у тебя в дневнике, скажем так, постельных сцен?

Я задумываюсь.

– Постельных сцен хватает, но подробностей очень мало.

– Вот, мальчики всегда так… А девочки описывают все в деталях. И перечитывать их сейчас немного… стыдно.

– Вообще, ты права: интересно было бы почитать, – улыбаюсь.

– Ну перестань, – отмахивается она. – Подумаешь сейчас, что у меня разносторонняя сексуальная карьера.

– А на самом деле?

– На самом деле нет, – говорит она, теребя палочкой угли. – Я была хорошей девочкой.

– Все так говорят.

– Все лгут, а я говорю правду, – кокетничает она.

Я делаю большой глоток вина.

– Почему ты уехала сюда из Казани?

Она долго молчит.

– Все там у меня как-то разрушилось. Та история, потом унылая служба в секьюрити, с Яром сходились и расставались… Больно так было, невыносимо… А спустя год – новая депрессия, не детская, настоящая, чуть до резания вен не дошло… Отец тогда умер еще… И никого не осталось. Темный, промозглый ноябрь, тоска, я одна, и никакого света на горизонте. Приходила вечерами домой, заворачивалась в одеяло, да так и сидела в углу, без света, до самой ночи. И мальчик больше не снился… Только работа спасала. Она была монотонная, но там я хоть чем-то занималась. Ужасно боялась ее потерять, не знаю, что бы тогда произошло… Вытащили меня оттуда хедхантеры из Super Armories и SP. Затрезвонили вдруг, как с цепи сорвались. Одни приглашали в Австралию, другие в Италию. Я выбрала Стратос.

Она пьет вино из кружки, не глядя на меня.

– А в России была с тех пор?

– Нет.

Мы молчим. Как-то там сейчас в Твери, в Константиново? Колледж свой я не навещал вообще ни разу. От кого-то слышал, что его планируют то ли перестраивать, то ли расширять. Съездить бы туда, пока не вырубили наш любимый парк со столетним дубом…

– А ты почему пошел в ПАК? – спрашивает Дженнифер.

Я как следует отхлебываю глинтвейна, прежде чем начать.

– У меня отец работал в спецназе полиции и в ПАК… Я его почти не помню, он погиб вскоре после моего рождения. Спецоперация в Леванте, зачищали крупный лагерь террористов. Там много бойцов полегло… Мне мать про него рассказывала. В доме было много его распечатанных фотографий, награды, кое-какое обмундирование. Я в детстве очень интересовался военными, детская мечта была стать агентом и отомстить за отца. Потом это прошло. В молодости увлекся криптографией, что гораздо больше подходило для удачной карьеры, нежели военная служба. Так мне, по крайней мере, казалось. Но окончательным поводом стала Мари: она отправила меня лесом в первый раз, заявив, что ей нужен военный, настоящий Д’Артаньян, а не рохля, ну и далее по списку… Не знаю, был ли я в самом деле рохлей, но меня задело до глубины души. Плюс, у детской мечты открылось второе дыхание. Долго я не думал, волевым решением поступил на службу в ПАК сразу после колледжа.

Дженнифер слушает с большим интересом.

– И Мари тебя дождалась?

– Нет, вряд ли она меня ждала… Но когда я вернулся, загорелый, здоровенный, с деньгами – она тут же бросила своего тогдашнего ухажера, и все между нами было решено.

Дженнифер выпрямилась и глядит восхищенно.

– Ну вообще! Вот это история! – хлопает она меня по коленке. – Хоть на плакат в приемке ПАК вешай!

– Почему? – я невольно конфужусь. – У нас полно ребят было, которые после службы возвращались к своим пассиям, будучи ими отвергнуты. Не у всех, конечно, во второй раз складывалось, но мне повезло.

– Еще ведь момент, что ты бросил работу ученого… Поэтому ты потом ушел в Gateway?

– Да нет… То есть в какой-то мере да… Наука меня всегда интересовала, я поэтому стал в ПАК аналитиком. Не наука, конечно, но, в общем, труд интеллектуальный… Детские мечты давно развеялись. Когда я уходил в Gateway, тому были абсолютно прозаические причины. Злободневные. В Штабе тогда ввели балльную систему и урезали зарплату аналитикам. Я и без того утратил интерес, а тут и часть дохода потерял… А Деев с полгода как свалил в Gateway и рассказывал по вечерам воодушевляющие истории, как им там свободно и интересно живется. Это было спонтанное решение из серии «А почему бы и нет?». Лишь постфактум я его аргументировал давним своим интересом к физике. Дескать, возродил первое направление карьеры, когда второе зашло в тупик.

– Ох уж этот Деев, – смеется Дженнифер, – Он всегда был таким… буйным?

– Да ты что, – машу я рукой, – раньше был вообще ненормальный! Сейчас более-менее остепенился…

– Это, по-твоему – остепенился? Н-да… А расскажи какую-нибудь историю, что он вытворял, когда ты только пришел в Gateway? – просит она азартно.

Нечего там рассказывать… Каждый вечер были сальности, по пятницам – бар, обсуждение телок и Рустема; затем – ночной клуб и социальные приключения. Деев этим своим багажом втайне гордится, а вот другие участники – по-разному.

– Все истории слишком известны в узких кругах, чтобы их рассказывать, – отшучиваюсь я.

– Ну вот, как всегда… – дует губки. – А бывали у Деева подвиги, где не замешаны женщины?

– Сложно, – размышляю я. – У Деева кругом бабы, и шалит он в основном с ними… Разве что был безобидный случай с левым литием, который нам приходилось добывать для первых искривителей… Но, по-моему, тебе будет скучно.

– Нисколько! Ты же обделил меня подробностями ваших мутных историй, – говорит она с хитрецой. – Да не делай такое лицо, я шучу… Не нужны мне детали, касающиеся одного тебя и компетентных органов, – подражает она манере полисмена. – Меня интересует романтическая сторона, приключения…

Я сдаюсь и рассказываю про то, как Деев с Эджвортом добывали литий на какой-то фабрике, ночью, за наличку кладовщику. Большого секрета тут нет, все фигурирует в одном из тех закрытых дел, когда-то имевших дежурный гриф «C». Было это километрах в пятистах от Стратоса, и двум младым повесам пришлось на деевском оверкаре под утро проходить посты дорожной полиции, у коей, разумеется, возникали к ним разные вопросы. Чтобы направить вопросы в безопасное русло, Эджворт прикидывался в стельку пьяным и мило буянил. Полицейские, ясен пень, охотно проверяли на алкоголь Деева, который сидел за рулем и был совершенно трезв. На этом злоключения заканчивались, и они ехали дальше. Лишь раз сонный и мрачный полицейский обиделся на такой облом и попросил открыть багажник, где под дном был спрятан литий. Когда они заподозрили, что инспектор попросит поднять дно, Эджворт сделал угрожающе зеленую рожу («Господин полицейский, при всем уважении, я сейчас сблюю!»). Деев поспешно закрыл багажник и оттащил того к обочине. Засим инспектор с отвращением отпустил их восвояси.

Дженнифер эта история, как ни странно, приходится по вкусу. Она звонко хохочет, откидывая назад великолепные мокрые волосы.

– И что, такие приключения происходили каждый раз, когда вы нелегально что-то закупали?

– Почти каждый… А таскать леваком приходилось многое. На все нужны разрешения, которые фиг ты быстро получишь. И вот, ездили то за парапластиковым сырьем, то за ураном, то за пси-лаборантами…

Я отпиваю вина. Может, и права Дженнифер, что они пытаются взять нас за горло за прошлые заслуги. А ведь именно тогда мы замыслили свое главное творение, которое теперь, даст бог, обретет заслуженную славу. Где бы мы были, если бы не деевские ночные вояжи?