Беспокойно дыша, вне кормы и бортов
Прорастая, подобно бамбуку,
Бледно-жёлтая плоть итальянских портов,
Трепеща, умещается в руку.
И зеркальные стебли железных цветов
Облака обнимают усами китов.
***
Под коркой лба пылает пламень,
Где зуб на зуб и камень на камень
Не попадает от мелкой дрожи
Того, что всегда и всего дороже.
В глазах содрогается пустыня Гоби,
Ты смотришь в эти пустыни в обе,
И я смотрю на эти пустыни,
Пока Сахара моя не стынет.
***
На поверхности озера зыбкая плёнка неба
Полыхает, колышется, морщится не старея,
Покрывает глухой глубины мягкое тело
И срывает покровы с тяжёлого вздоха счастья.
В этом вздохе и грохот бегущих по рвам коней был,
И ржавеющий гул мироздания в старой котельной…
Мне с тобой бы ещё обойти все миры хотелось
И от приступов яростной нежности не скончаться.
Тридесятый километр
***
Поскользнувшись на красной волне, провалиться под мёд,
Где из ран вырастают цветы насекомой вины,
За гноящийся мир, за Иуду, за ноль и за гнёт,
Где молочный поток до мостов потаённой страны
И посадочный шлюз на крыло векового Орла,
Что парит над воротами сердца, рождённого жечь
Белый хворост судьбы до последнего липкого тла,
Лишь бы вечное жерло борьбы не работало в желчь.
Над берёзами, мраморным блеском рельефов и львов
Щедро встретит Земля, опоённая космосом слов,
Удивлённая близкой и бренной реальностью снов.
Мы дойдём до Земли. Первый раз нам уже повезло –
Породнить свою кровь, до конца обожая, без «но».
Оно
Заросли белой березью реки, поля, полигоны,
Заросли белым инеем белые бредни берёз,
И по бункерам спят молчаливые махаоны,
Малахитно-тигровыми крыльями грея вопрос,
Заключённый в обратную сторону метаморфоз.
А под сдавленным заревом грязного городомора
Расшивается буквой закона всеобщий кафтан
Обращённого внутрь идей воскового террора,
Что распродан как дар и в немых ощущениях дан.
Отовсюду бездарно сочится сухая вода…