Шолох. Призрачные рощи

– Госпожа Тинави, приветствую! Ключ от вашего нового кабинета, держите! Поздравляю с назначением!

– Что? – опешила я, когда мне в ладонь буквально впихнули тонкий ажурный ключ на цепочке из розового золота. – Йегер, подожди! – Я цапнула уже намылившегося прочь эльфа за серебристый рукав. – Здесь какая-то ошибка. Личные кабинеты дают только Старшим Ловчим, а я из малька становлюсь Младшей! Да и вообще мне замечательно и в нашем тридцать втором.

– Мастер Улиус настаивает, – пожал плечами эльф и ускакал обратно.

Я перевела взгляд на Внемлющего. Тот смотрел на ключ, нехорошо сузив глаза. У меня возникло стойкое ощущение, что внезапное решение шефа выдать мне кабинет напрямую связано с тем, о чем они говорили с Полынью и что так опечалило Ловчего. Но что это может быть?..

– Надеюсь, тебе не дают нового малька вместо меня, – расстроенно предположила я вслух.

Полынь аж зашипел от негодования:

– Никаких новых мальков! Просто мы слегка повздорили и мастер Улиус изволит мстить. По мелочи.

– О чем вы повздорили?

Полынь сделал вид, что не слышит, и просто продолжил:

– … Но шеф не может заставить тебя переехать. Так что просто выкинь этот ключ к праху и оставайся у нас, а при встрече скажи Улиусу, чтобы шел в задницу и не втягивал тебя в наши с ним разборки, – жестко закончил Ловчий.

От неожиданности я подавилась кофе.

– Отличный совет, Полынь! Едва меня повысили, как у меня сорвало резьбу приличий. Заставим их пожалеть, да? Нет, знаешь, давай я все-таки останусь в своем неконфликтном репертуаре и придумаю с ключом что-нибудь другое.

– Например?

– Увидишь!

– Что ж, удиви меня! – Полынь откинулся на спинку стула.

– Удивлю! – бойко пообещала я.

И, будто в тон уговору, зазвенели колокола по всей столице. Пробило три пополудни.

Толстяк Бенджи и его младшие братья над нами особо неиствовали: минор сменялся мажором, синкопы скакали как бешеные, складываясь в ликующую, сложную, ажурную песнь столицы. Волей-неволей она поднимала настроение, смывала сложности и печали. Мы смотрели наверх, щурясь на солнце. Горожане и туристы за соседними столиками также наслаждались музыкой.

Последняя торжествующая нота: долгая, очень долгая, и вот… Должна наступить умиротворенная, свежая тишина, но…

Но вдруг вместо этого раздался взрыв.

Настоящий. Огненный. Верхушка Ратуши превратилась в багряный шар. Мир пошатнулся, в ушах зазвенело. Закричали люди, загрохотали падающие камни, прорывающие тент веранды.

Полынь напрыгнул на меня, и мы вместе повалились на тротуар.

* * *

– Ты как? – шепот Ловчего в самое ухо.

– Нормально. А ты?

– Жив.

Полынь приподнялся на локтях, и мы осмотрелись. Наш столик валялся рядом, раскуроченный. Надсадно выла магическая сирена, по центру площади высилась темная груда – искореженные обломки Толстяка Бенджи.

– Бедный звонарь… – охнула я, и Полынь, оглянувшись – никто не смотрит? – исчез, прыгнув прочь.

Я же вскочила на ноги. Жар от колокола, языки пламени, дым и поднявшаяся пыль мешали сразу понять, что и как происходит на площади. Я помогла семье туристов – они были ошарашены, но не ранены. Проверила хозяйку кафе, застывшую у витрины.

В целом все было не так уж плохо, обошлось без жертв. Вдали уже слышались сигнальные рожки Чрезвычайного департамента, целителей и стражей. Из Ратуши выходили сотрудники: никакой давки, цивилизованное следование протоколу. Полынь стоял перед их шеренгой, как конвоир, сложив руки на груди, нетерпеливо стуча ногой о землю и пристально вглядываясь в каждого выходившего.

Я направилась к нему, как вдруг на полпути заметила кое-что странное. На клочке земли, видимом между кусками разбившегося колокола, что-то мелькало и бликовало…

Монетка.

Обычная монета, поставленная на ребро, крутилась так шустро, что явно была запущена заклинанием. Она со свистом рассекала воздух и выглядела совершенно сюрреалистично в окружающем апокалипсисе. А возле монетки лежал пергаментный свиток, аккуратно обвязанный лентой.

Я изумленно вскрикнула.

Полынь обернулся. Когда он увидел эту странную, диковинную пару в развалинах – монета и свиток, – его глаза вспыхнули радостью лисы, добравшейся до курятника. Вот-вот полетят перья загадок.

В этот момент на площадь с двух сторон ворвались два отряда: гномы-чрезвычайники и лекари. Они слаженной группой бросились к Ратуше, крича, чтобы все остальные держались подальше и «не смели мешать нам, джбуньки безбородые!!!» (реплика гномов, а не целителей, конечно).

Полынь тотчас рванул к рухнувшему колоколу. Я за ним.

Ловчий мыском сапога наступил на крутящуюся монету, пока я поднимала и раскрывала свиток. Он весь был заполнен какими-то убористыми странными буквами, написанными по спирали, жемчужно переливающимися на свету.

– Кажется, кто-то оставил нам шифр?..

– Обожаю, – рассеянно пробормотал Полынь, забирая у меня свиток в обмен на подобранную им монету.

Но…

– Кто позволил вам трогать улики?

Голос, произнесший реплику, раздался у меня за спиной. Он был презрительным и странно-шелестящим, неуловимо искаженный специальным устройством.

Ходящий.

Я обернулась. Еще мгновение назад здесь никого не было, а теперь в полный рост стояла фигура в золотом балахоне и гладкой маске, скрывающей лицо. На месте глаз у нее были лишь темные колдовские провалы.

– Немедленно отдайте это мне, – прошипел Ходящий, глядя на монету в моих руках и письмо в Полыньих.

Магический посох агента-теневика тускло засветился. Воздух стал холоднее на пару градусов, по земле побежали колдовские тени острых терновых веток. Я почувствовала, как волоски невольно приподнимаются у меня на загривке. Даже несмотря на то, что я стреляный воробей, Ходящие нагоняют на меня ни с чем не сравнимую жуть. Мозгом-то я понимаю, что за маской стоит всего лишь человек, а не колосс из тьмы и пепла, но сама атмосфера возле Ходящих давит.

Впрочем, бывшим контрразведчикам все нипочем.

– Через минуту отдам, подождите, тут очередь, – отмахнулся Полынь, вновь жадно вчитываясь в письмо.

Ходящему это, мягко говоря, не понравилось.