Цитадель

Но в тот же миг мои рассуждения показались мне жалким лепетом и вместе с тем желанием кого-то рассудить.

XLIII

Все, что не живется тобой и сейчас, – выдумка. Слава – выдумка. И наше восхищение вот этим победителем тоже выдумка.

Выдумка и новости, потому что завтра от них ничего не уцелеет.

Учись, ощупывая форму, нащупывая структуру. Наполнение, содержание – всегда чьи-то выдумки.

Я выявляю тебя в тебе как пространный пейзаж, над которым мало-помалу рассеивается туманная пелена, – из близи, часть за частью, тебя не разглядишь. Так обнимает истину ваятель. Он не лепит отдельно нос, потом подбородок, потом ухо. Творчество – всегда созидание целостности, а не последовательное присоединение одной детали к другой. Творят все, кого вдохновила рожденная картина, кто сгрудился вокруг нее, спорит, строит, трудится.

XLIV

Наступил вечер и для меня, я спускаюсь с моей горы по склону нового поколения, – лица его я не знаю. Я заранее устал от слов; в скрипе повозок, в звоне наковален я не слышу биения его сердца, – я безразличен к этим незнакомцам, как если бы не знал их языка, равнодушен к будущему, которого для меня не будет, – меня ждет земля. Но мне стало горько: как крепко я замурован в крепости эгоизма. «Господи! – воскликнул я. – Ты оставил меня, а я оставил людей!» И я задумался, что же меня в них так разочаровало.

Ведь мне ничего, совсем ничего от них не нужно. Моим пальмовым рощам не нужна новая отара. Моему замку не нужны новые башни – плащ мой тянется из залы в залу и кажется мне кораблем, преодолевающим морской простор. Мне не нужны слуги, я и так кормлю тех, что по семь или восемь человек выстроились у каждой двери, словно колонны, и вжимаются в стены, заслышав шорох моего плаща на галерее. Мне не нужны новые женщины, я укрыл их всех моей молчаливой любовью и не слушаю больше ни одной, чтобы лучше услышать… Я уже видел, как они засыпают, сомкнув ресницы и погрузив глаза в бархат сна…