– Охренеееееть, что это за дерьмо такое… живодёры… что это такое …
За дверями была комната втрое больше предыдущей. Стеклянные аквариумы стояли рядами и подсвечивались красными греющими лампами. А там… В розовой жиже плавали… Вскрытые головы, туловища с кишками наружу. В одном аквариуме лежала уродливая куколка, вся облепленная чёрным копошащимся «материалом для эксперимента». Мозг Олега из последних сил защищался, отказывался признавать в тощем изувеченном пупсике человеческий эмбрион.
– Лёх, давай валить отсюда, а…
– А чо ты бздишь? Боишься, что это на тебя вылезет? Или что дед тебя покрошит и в аквариум положит?
– Не боюсь… но мне стрёмно.
Алексею тоже было стрёмно, и Мише, он скоро вошёл к парням. Дед в первой лаборатории усердно поливал розовым киселём кишки и бошки, ласково приговаривая и сюсюкая с бубями.
– Вы хоть что-нибудь нашли? – Миша старался не смотреть в тошнотворные ёмкости.
– Ничего толком… – Олег снял рюкзак и показал стопку листов.
Они вернулись к деду, тот закончил свою безобразную рутину.
– Евгений Дмитрич, это что такое? – Олег говорил так медленно, будто боялся спугнуть скачущие мысли старика.
– Это паразит, удивительный. Питается и живой и мёртвой плотью, размножается быстро, не восприимчив к ядам. Только холода боится. Уникальная культура. А-НА-Э-РОБ-НА-Я!
Старик произнёс последнее слово по слогам. Мужики не поняли ни черта. Видя недоумение молодёжи, дед пояснил:
– Воздухом он не дышит! До этого науке только бактерии были известны анаэробные, а это многоклеточный организм!
Парней научная биоредкость в восторг не привела. Ну не дышит какая-то дрянь воздухом, и что… Вот порубленные куски людей в качестве корма, вот это плохо. Выходило, что эта «анаэробная культура» человеческий паразит. И фраза «питается живой плотью» напрягала… А за окном тем временем стало светать.
– Евгений Дмитрич, пойдём с нами. Вы тут один с голоду помрёте, а у нас еда есть, дом, машина. Все люди умерли кроме нас с вами.
– Умерли… – старик опустил глаза и как-то всем своим тощим телом сник. – Умерли, я сам видел, все умерли. Как жене сказать, что теперь работы не будет… Как мы на пенсию-то… Пойдёмте, молодые люди, пойдёмте…
Вышли на улицу, мужики закурили. Переговаривались между собой, что из такого места уходят совсем без ответов, а вопросов только прибавилось. Дед вдруг вскинулся:
– Подождите, я ж дневники забыл! Свои дневники и портфель, он новый, жена голову оторвёт! – и проворно, не по своей стариковской немощи, скрылся в проёме разбитой двери. Мужики остались ждать. Вернётся.
Повисла пауза в шёпоте, а за ней тишина. И в тишине они услышали шорох за чёрной кучей горелых тел. Там кто-то был. Миша подался вперёд посмотреть и буквально отскочил обратно. Из-за кучи вышел медведь. Животное привыкло – где люди, там еда. Вот и вернулся в свой институт, чтобы глодать тех, кто когда-то кормил его.
Миша вытащил пистолет, Алексей нервно шептал:
– В глаз ему целься или в пасть, если сразу не убьёшь, только хуже будет…
В это время дед вылез из двери и бодро поскакал по лесенке вниз, тряся портфелем в морщинистой тонкой руке. Медведь встал на задние лапы, замычал. Дед, будто не замечая зверя, продолжал спускаться. Тогда косолапый в два прыжка подскочил к старику, тяжело опёрся на задние лапы, а передними толкнул. Огромные когти полоснули по голове, груди, животу, брызнула тёмная кровь. Миша запаниковал и выстрелил, раз, два, три… Он бы всю оставшуюся обойму разрядил напрасно, если б Алексей не треснул ему по руке. Медведь как-то тоненько визгнул и побежал подальше от института, через парк.
А дед лежал на ступеньках. Сейчас он был очень похож на те куски, что кормили собой чёрную плесень в аквариуме. Живот его был вскрыт, сизые кишки вывалились наружу, голова была располосана наискось, у виска болтался на ниточке вытекший мешочек глаза, по ступенькам текла речка крови.
Олег поднял портфель и стёр рукавом жирные алые брызги. Открыл. Внутри лежало несколько мятых толстых тетрадок.
12.
До дома мужики добрались совсем поникшими. Страх накатывал волнами. Такого насмотрелись. Что лучше б развидеть и забыть. Туловища, головы, копошащееся хищное месиво, медведь и разодранный им полоумный старик. Стоило глаза закрыть, как всплывал какой-нибудь жуткий кадр из прошедших суток.
Олег пошатывался, сжимал в руке ручку портфеля. Думал, как хорошо было бы, если б док понял и всё объяснил. И из этих объяснений стало бы понятно, что делать. Хотя… Что делать они вроде коллективным разумом дошли. Зачем тогда знать? Так и метался Олег всю дорогу от мысли к мысли. Голова раскалывалась.
Дома новости были не лучше. Павлик разболелся совсем, кашлял, пускал из ноздрей зелёные пузыри и температурил. Его поили с ложки, таскали на руках, давали лекарство. Доктор каждые полчаса смотрел горло и щупал пульс. Ильинична порывалась усадить малыша поближе к печке, доктор Сёма сопротивлялся, называл бабой Ягой и грозил температурой под 40 и «тяжёлыми последствиями». Олег бросил портфель в угол, вымыл руки и поскорее прижал к себе горячего малыша. Поурчали друг дружке, да так и вырубились вдвоём.
После перекуса и чая Миша рассказал о случившемся в институте всем остальным. История, похожая на страшную байку, тревожила, потому что была безумной правдой новых дней. То, что раньше было сюжетом для ужастика, сейчас ждало в заброшенных зданиях, за каждым забором, на каждом углу. Оттого вид у компании был скорее удручённый, чем азартный. Семён дотянулся до портфеля. Достал первую тетрадку, долго всматривался в прыгающий, острый стариковский почерк. Достал вторую, потом третью. Полистал, полистал. Хмурился. Потом хлопком закрыл тетрадь, убрал её в портфель.
– Надо туда вернуться! Мне надо кое-что проверить.
Алексей с Мишей переглянулись, никакого желания идти туда снова не было. Но… доктор явно больше понимает. Ему бы и правда взглянуть.
– Что там в тетрадях? – Таня, как школьница на интересном уроке, наклонила головку на бок и смотрела на Семёна большими любопытными глазами.
– Это дневники наблюдений. За мышами, за обезьянами, за собаками и за «материалом». Похоже в лабораториях выращивали грибки, бактерии, заражали ими животных, испытывали вакцины и лекарства. В общем, обычная лабораторная работа. Ничего примечательного, кроме вот, пожалуй, того, о чём мужики рассказали. Фигня в том, что образцы и материалы в тетрадях просто помечены шифром. Не понятно только из записей, о чём старик писал, об ящуре или об этом чёрном. Надо вернуться и посмотреть на месте. И есть у меня ещё одна мысля…
Мыслю доктор раскрыть не успел. Проснулся Олег.
– Пойдём! Надо разобраться.
Миша замотал головой:
– Я не пойду!
– И не ходи. Ты в машину садись, бери Таню и дуйте по магазинам и аптекам запасы пополнят, чёрт его знает, насколько мы тут. Пашка болеет – это раз, разбираться надо с этим институтом – это два.
Алексей похлопал Мишу по плечу и протянул ладонь. Тот без слов понял, вытащил из кармана пистолет. Наскоро покидали в рюкзаки сухпаёк и воду, тетради, листки, которые Олег взял в лаборатории. Выход запланировали на раннее утро.
На этот раз дорога заняла меньше времени. Миша довёз троицу до самого КПП. Оттуда шли озираясь, где-то поблизости шастал раненый медведь, злой на людей. При виде обгорелых куч Семён только свистнул. Тела деда на ступеньках не было, но отчётливо были видны кровавые следы волочения. Похоже, косолапый вернулся за добычей.
Пролезли в дверь и прямым ходом к жутким лабораториям. Семён почти бежал впереди, не терпелось своими глазами посмотреть. Свет над аквариумами горел, но уже изредка моргал – в генераторе кончалась горючка. Док обсмотрел все ёмкости, рылся в бумагах, листал тетради. Хмыкал, постоянно чесал голову как вшивый. Отыскал в углу на столе микроскоп, порадовался, что батарея подсветки ещё жива. Карандашом подцепил чёрную ёрзающую дрянь на стекло, после чего долго рассматривал. Отковырял кусочек плоти от головы из аквариума и тоже рассмотрел в стекло.
– Вот что я вам скажу, ребятки. Пока тут свет окончательно не погас, мне нужен труп.
Лица Олега и Алексей вытянулись, они рефлекторно сделали шаг назад.
– Чего встали? Идите и найдите кого-нибудь мёртвого. Возьмите пакеты или тряпки, что угодно, но притащите сюда мертвеца. Такого, чтобы умер от болезни. Не от пули, не от зубов, а от кашля кровавого… Надо проверить. Ох, бля, если я прав…
Мужики оставили Семёна сходить дальше с ума над микроскопом. Его странную просьбу придётся удовлетворить. Всё-таки врач, хирург, хочет он поковыряться в разлагающемся мясе – значит, есть на то причина. Иначе давно б вернулись к печке и каше. Вот только, где искать покойников? Улицы военного городка чистые, те, что лежат у института, непригодны, потому как угли. Неужели от коттеджей тащить… Пару километров с вонючим мертвецом подмышкой, буэээ.
Решили поискать для начала поближе. Побродили по улицам – никого, заглянули в магазин, парикмахерскую, ателье – никого. В ателье прихватили плотную белую тряпку размером с большую простыню. Зашли в подъезд дома, принюхались. Пахло разложением. Значит где-то тут покойнички имеются. Олег почти без надежды дёрнул дверь квартиры на себя. Та легко отворилась. Странно… не заперто…
Квартиры для вояк построили просторные, сразу из широкого коридора открывался проход в светлый зал, не меньше 20 метров площадью. А на полу тело. Алексей подошёл, перевернул труп ногой.
– Вот же ж… Бляха, Олежек, у него дырка во лбу. Не подходит.
Они заходили во все квартиры по очереди и находили там только убитых пулей в лоб. Брызги от разорвавшихся затылков оставляли жуткие веера на стенах, окнах, светлых тюлевых занавесках. С методичностью маньяка кто-то перестрелял всех мужчин, женщин и детей. Одинаково. Одним выстрелом в лоб. Целый подъезд.
На улице Олег обнаружил, что его бьёт дрожь. Закурил. Легче не стало. Алексей тоже трясся. Они пошли дальше, вдоль по пустынной улице, вдоль аккуратных одинаковых домов, хранящих секрет куда более жуткий, чем эпидемия. Расправа. Над всеми. Настоящий отстрел. Всех потенциально больных забили как скот.