Первый ученик

– Молодые люди, – укоризненно сказал Воронов, – верните реликвию Императорского дома на место, она здесь не для вашего развлечения.

– И у нее есть инвентарный номер, – добавил Цаплин.

Парень уронил кристалл на черный бархат.

– А еще тут есть… – начал Леха, но Грош уже шел обратно. – Макс! – закричал друг.

Грош взмахнул рукой, открыл дверь и вышел. Он просто не мог находиться там, смотреть, как они дурачатся и смеются. Физически не мог. Все, что ему хотелось, – это завыть в голос и сломать, разбить первое, что попадется под руку. Он знал, что скоро сорвется. После такого его точно бы закрыли в психушке. Поэтому он просто поспешил прочь.

Бойтесь своих желаний – они могут осуществиться. Только сейчас он понял истинный смысл высказывания. И мир встал с ног на голову. Когда-то он мечтал избавиться от силы, в скором времени ее из него вытянут без остатка. Но загвоздка в том, что он больше не хотел отказываться от дара. Только не так.

Макс осознал, что стоит в своей комнате, вцепившись руками в металлическую спину кровати, пальцы побелели от напряжения, из горла рвался полурык, полукрик. Грош захрипел, чувствуя, как спазм проходит по телу, отдаваясь болью в боку.

Парень отпустил кровать. И, схватив стул, с криком бросил его в стену, толкнул стол, квадратный ночник покачнулся и, тихо звякнув, упал на пол. Лампочка, неуверенно мигнув, погасла, погружая комнату во тьму. Макс смахнул со стола стакан с водой, развернулся, схватил подушку, бросил и ее, потом одеяло, матрац. Он в исступлении швырял все, что попадалось под руки. Он рычал, чувствуя, как к глазам подступает что-то горячее.

Он хотел разрушить, сломать все, до чего дотянется, все, что его окружает. Так, как скоро сломают и его.

Макса остановил прямоугольник света, упавший из раскрытой двери. Он замер на месте, словно дикий зверь, почуявший опасность. Он знал, кто мог пойти за ним, но радости от этого знания не испытывал.

– Я не звал тебя.

– Я знаю, – ответила Лиса, закрывая дверь.

Свет исчез, оставив вокруг них тьму.

– Я не в настроении разговаривать.

– Я тоже.

Грошев повернулся. Она стояла у дверей. Стройный силуэт, короткие вьющиеся волосы, руки, опущенные вдоль тела.

– Не нарывайся, Лиса, – он сделал первый шаг. – Уходи. Сейчас.

– Или что? – спросила она с вызовом.

– Или мы оба об этом пожалеем, – он говорил одно, а делал совсем другое.

Еще шаг – и он уперся ладонями в дверь по обе стороны от ее головы.

– Я ни о чем жалеть не собираюсь, – проговорила девушка. – И тебе не дам.

Привстав на цыпочки, Настя прижалась к его губам своими. Все, что оставалось в нем разумного и осторожного, все, что сдерживало его, исчезло в этом касании. Он дал ей шанс уйти. Она им не воспользовалась.

Макс толкнул Настю к двери. Действие, граничившее с грубостью, но она даже не пискнула. Долгий, почти ощутимый взгляд в темноте. И шум дыхания. Макс провел пальцем по скуле. Руки девушки коснулись его груди и, поднявшись выше, сомкнулись на его шее.

От такого простого и такого приглашающего жеста у него по позвоночнику побежали мурашки. Он наклонился, их поцелуй был полон обреченной решимости. Настя не протестовала ни его вторжению, ни напору. Он провел руками по спине и сжал ягодицы, она тут же, обхватила ногами его талию. В голове послышалось низкое гудение, словно кто-то тронул гитарную струну. Макс невнятно зарычал, подхватил девушку, развернулся. Настя коснулась губами шеи, и он, сделав пару шагов, едва не споткнулся о валяющийся на полу матрац, не сразу вспомнив, что сам же все и поскидывал буквально минуту назад. Впрочем, какая разница, она же не в Императорский отель пришла.

Он опустился на колени, Лисицына засмеялась, и этот звук бархатом коснулся кожи и растекся по телу тягучим предвкушением. Лиса разжала руки и соскользнула на матрац со сбившимся бельем. Макс провел ладонями по стройным бедрам, поднялся выше, пальцы наткнулись на ряд пуговиц, и он дернул ткань в стороны. Раздался треск, и он смог наконец ощутить ее по-настоящему. Почувствовать прикосновение к коже, теплой, гладкой, вздрагивающей от каждого касания.

На секунду он оторвался от ее тела, в нетерпении стащил и отбросил рубашку, расстегнул ремень. Лиса засмеялась снова, он услышал шорох ткани, когда она избавлялась от одежды.

Это было время смеха, быстро перешедшего в стоны, время прикосновений, переходящих в обжигающие поцелуи, когда он снова склонился над ней, когда между ними не осталось преград. Время движения и время покоя. Они не думали, они действовали. Парень и девушка, давно тянувшиеся друг к другу, в этот миг стали чем-то целым, чем-то значимым друг для друга.

Настя тоненько вскрикнула, отзываясь на его движение, на малейшее изменение ритма, на каждый задержанный вдох. Все было так стремительно, что ему казалось, будто он не в состоянии прочувствовать каждую секунду, каждый миг, который хочется задержать, продлить чувство, похожее на исступление. Но это, наверное, было невозможно. Не сейчас. В самый первый, самый сладкий раз.

Ногти впились ему в спину, и удовольствие, зародившееся в ее теле, ударило по нему и прокатилось от макушки до пяток, стирая мысли, оставляя лишь чистое ощущение пустоты и покоя.

Лиса сдержала обещание, жалеть ему не пришлось. Ни сейчас, ни потом, когда белье вернулось на узкую односпальную кровать, когда упавшая, но не разбившаяся лампа снова заняла место на столе, отбрасывая тусклый свет на часть комнаты. Настя в черной рубашке сидела на скомканном одеяле и водила пальцем по его спине. Легкое, как перышко, касание вдоль одного рубца к другому. Пальцы задели край казавшейся грубой повязки. Злость, клокотавшая в нем, исчезла, и пришло понимание. Его никто не собирался казнить, пусть исход выглядел неотвратимым. Никто не придет и не заставит отдать силу. Он должен будет сделать это сам. У него есть время, не так много, но есть. Он выпутается, должен. Во всяком случае, попытается.

Он рассмеялся, представляя, сколько псионников до него рассуждали так же и закончили свои дни под капельницей, не узнавая ни родных, ни друзей, ни себя.

– Что смешного? – спросила Настя.

– Ничего, – он перевернулся на спину и взял ее лицо в ладони, – ничего, о чем стоило бы говорить.

– Почему? – она улыбнулась. – Я хочу поговорить. Расскажешь, откуда у тебя эти шрамы?

– Легко, – он притянул ее к себе и поцеловал. – Откровенность за откровенность: замысел Лисицыных в обмен на историю шрамов. Годится?

Девушка чуть напряглась, отстраняясь.

– Максим, – она закусила губу. – Я не могу. Я вышла из игры, но Калес – моя семья. А семью не предают.

Он смотрел в умоляющие карие глаза, чувствуя, как где-то в груди зарождается холод. Он вспомнил, где слышал это слова раньше.

Урок семнадцатый – Информационные технологии

Тема: «Сбор, обработка и хранение информации»

– Не понимаю, что ты хочешь найти? – Игроков оторвался от монитора. – Все утро тут сидишь, ни с кем не разговариваешь.

– Я и сам не уверен, – Макс щелкнул мышкой, открывая очередную газетную вырезку, на которой перемазанный грязью Кирилов Антониан держал на руках маленькую девчушку лет четырех в заляпанном кровью платье. – Я хочу понять, что мне привиделось в той пещере, а что – нет.

– И как в этом поможет дохлый народный герой?

– Я должен узнать, жив Кирилов или нет. Если есть хоть малейшее сомнение… –Грошев вывел на экран следующую статью. На зернистой фотографии не очень высокого качества каменный завал разбирали спасатели.

– То есть ты хочешь обойти десяток экспертов корпуса, да еще и по интернету, да еще и спустя два года, когда все уже похоронено в буквальном смысле. Я бесконечно верю в твой интеллект, но это перебор.

Фотографии разной пафосности и трагизма сменило видео, Макс отключил звук, наблюдая, как репортер с микрофоном открывал и закрывал рот. Люди за его спиной продолжали двигаться, словно статисты в пьесе. Они ходили, стояли, лежали, беззвучно кричали и плакали, покрытые пылью и кровью, одетые в форму спасателей и в рваные лохмотья.

Тот самый обвал, что стащил за собой автобус с детьми. Мужчина с микрофоном в очередной раз взмахнул рукой, и Грош замер. Схватил индикатор записи и перетащил обратно, просматривая эпизод повторно. Репортер взмахнул рукой, камера чуть отъехала, в поле зрения попал мужчина в гражданском, помогающий спасателю тащить носилки. Макс нажал на паузу.

– Леха, смотри, – позвал он.

Друг развернулся на стуле и заглянул в его монитор.

– Черт, – отреагировал Игрок.