Практикум ФАН

Вернулась к кучерявому. Села на траву. Он еще немного потоптался над ней и тоже сел на траву рядом. И тут Олег вдруг «замерцал». Сквозь уже привычное Свете лицо молодого мужчины стали проглядывать совсем другие черты. Медиа-персона кучерявого начала таять и улетучиваться. И буквально через минуту рядом с ней сидел уже совершенно другой человек. Сильно старше. Пожалуй, даже старше самой Светы. Довольно высокого роста. Сутулый и худой, со впалыми щеками. Седой, с очень коротко остриженными волосами. Так коротко, что от его природных кудрей ничего не осталось. Одежда на нем была простая и мешковатая, почти как на Светлане. А мокасины все те же. Если честно, выглядел он плохо. Бледный, на лбу испарина. Плечи поникшие. Глаза полуприкрыты, будто он в обморок собирается упасть. Светке даже показалось, что он чем-то и давно хронически болен. Бледный, бледный, аж зеленый. Вот не выглядел он как здоровый человек совсем. И дело было не в возрасте.

– Ого. А «медийка» твоя все, – только и сказала Света.

Он посмотрел на свои руки. Вздохнул. Достал из сетки последнюю булочку и стал молча есть. Светка отвела от него глаза. Сорвала травинку и стала покусывать ее кончик в задумчивости: «Почти не соврал в «медийке» про себя. Просто моложе сделал и рост зачем-то убрал». Про рост она буквально через минуту и спросила. А Олег Павлович, больше язык у нее даже про себя не поворачивался называть его кучерявым, ответил:

– Мужчинам невысоким легче затеряется в толпе и их меньше опасаются. Поэтому я выбрал иллюзию внешности «пониже».

– Говоришь, как разведчик какой.

– Я и есть, в некотором роде, разведчик.

– Ты же вроде воздушный маршал, нет?

– Это я сейчас воздушный маршал. А были и другие времена в моей жизни. Ладно. Пошли куда-нибудь, чего в овраге сидеть.

– Пошли. А куда?

– Не знаю. Просто отсюда пошли.

Он встал и замер как истукан. Глаза закатились, он побледнел еще больше, хотя, казалось бы, куда еще бледнеть, итак как хроник тяжело больной выглядит. Светка испугалась. Травинку плюнула. Подскочила, попыталась его поддержать, а он холодный весь как покойник и не гнется. Точно как истукан. Даже не дышит кажется и как стоит, не понятно. Она инстинктивно одернула от него руки. И стала вглядываться в его лицо. Потом решилась и пощупала пульс у него на шее. «Пульс вроде есть. Живой. Черт возьми, да что с ним такое?» – не зная, что дальше делать, Светка просто села рядом с ним на траву и стала ждать. Через пару минут он, наконец, очнулся и посмотрел на нее осмысленно. А потом сел рядом с ней.

– И что это было? – нетерпеливо выпалила Светка.

– Времени у меня мало тут осталось. Плохо мне. Нужно отсюда выбираться. Иначе помру.

– Как выбираться-то?! Нас, похоже, и не ищут совсем.

– Света, давай на чистоту. Нас с тобой и не теряли.

– В смысле «не теряли»?

– В смысле, что наши тела сейчас лежат в известной мне медицинской клинике, в реанимационных капсулах, в том нашем времени, в искусственной коме. Мой мозг соединен с твоим мозгом специальными сенсорами. Нужные зоны памяти в твоем мозгу химически активированы. И оба наших сознания сейчас «видят один сон на двоих». И его генерирует большей частью твое спящее сознание, которое блуждает по закоулкам простимулированных зон твоей памяти. Сейчас ты – моя работа. И если это продолжится еще сутки, я сдохну тут физически.

– Тааак…, – протянула Светка, – но я не подписывала согласие на искусственную кому и не давала никаких разрешений ни на какие сны вдвоем! А ты что, на этом заработаешь? Да? Ну и дохни тогда. Мне-то, что?

Олег на ее выпад не отреагировал. И стал ей спокойным голосом, медленно выговаривая слова, как маленькой объяснять:

– Да. Это не законно. И да, если выживу, я на этом заработаю, так же как агентство памяти в купе с медицинской клиникой.

Светка почувствовала, как ее щеки краснеют от гнева. Она встала, отвернулась и отошла от Олега. Потому что боялась, что не сдержится и залепит ему пощечину, и может быть даже начнет пинаться. Все же не каждый день тебя так грубо и так нагло «в темную» используют те, кто вроде бы должен был тебя лечить и тебе помогать.

Нет, Светка не была наивной и знала, в каком мире живет. Но гневу внутри нее это было без разницы. Она даже отвернулась от кучерявого, который в один миг потерял в ее глазах всякое уважение, в том числе уважение к его возрасту и сединам. «Старый враль! Да, провались ты!»

И тут она почувствовала, что сзади он кладет ей свои руки на плечи и легонько пытается повернуть ее к себе. Светка еле сдержалась, чтобы не заматериться, но стерпела. Не смотря на весь свой гнев, она понимала, что кучерявый про ситуацию знает больше и ей нужно с ним говорить, чтобы понимать, что происходит. Нет, Светка была совсем не дура. И обуздать себя, когда надо, могла.

Она подняла на него глаза. Он тут же снова с нею заговорил голосом спокойным и убеждающим:

– Света. Помоги мне, а я помогу тебе. Мы вместе отсюда выберемся. Ведь тебе и правда все это просто снится. А когда ты выйдешь из комы, ты все забудешь. И меня забудешь и то, что мы тут были, тоже забудешь.

– Да не хочу я ничего забывать! И возвращаться никуда не хочу! У меня тут бабуля живая, дом, родители, брат живой. Не зачем мне возвращаться. Лучше тут останусь.

– Не говори ерунды! Не можешь ты тут остаться. Я же про тебя все знаю! Тебе есть к кому возвращаться. У тебя там взрослые дети, внуки! Подруги. Нормальная вполне жизнь. Нечего тебе тут, в прошлом, делать. Да, пару лет назад у тебя умер муж, а месяц назад умерла одна из подруг и ты загремела от этих переживаний в клинику с проблемами сердца. Но это все пройдет. Точно тебе говорю. Тебе есть, зачем продолжать жить.

А в этом времени и в коме ты долго не протянешь. Еще никому не удавалась больше недели с высокой мозговой активностью тут продержаться. Не хочешь же ты, в конце концов, мозг свой спалить и овощем остаться? Пойми, не можешь ты даже физически тут долго быть! Протянешь чуть больше меня. Посмотришь, как я окончательно выключусь и исчезну, удовлетворишь свое чувство мести и все.

Он сделал паузу, вздохнул, и продолжил.

Тебя, может быть и выведут из комы, а меня наверное уже не смогут. Потому, что ту токсичную химию, которую в меня сейчас закачивают, чтобы я внимание в твоем сне сохранял, скоро мое тело начнет отторгать. Оно уже и сейчас отторгает и я выключаюсь периодически, сама видела как. А там, в клинике, мне в этот момент дозу повышают и бесконечно повышать ее нельзя. Тело может просто не выдержать в любой момент. Сама видишь, я не мальчик, во мне и правда уже всего искусственного сверх всякой меры. Если помру, это даже форс-мажором считаться не будет, потому что согласие на такие риски я подписал. Ну, пожалей ты меня. Ну, пожалуйста. Я же знаю, ты не злая. Помоги мне! А потом сочтемся, обещаю.

Светка на него все еще злилась. «Вот же супостат, знает куда давить! На жалость! Он на ней деньги зарабатывает, а она его жалей!» – Светка, поджав губы, молчала. И кучерявый заговорил снова.

– Ну, прости ты меня, что я сразу не сказал. Понимаешь, все должно было произойти быстро. Мы быстро должны были оказаться в нужном месте, сразу тут, на Лесной. Ты быстро должна была в этом месте вспомнить и найти то, что ты точно видела. Я должен был это увидеть и запомнить, и все. Никаких сложностей и проблем. Дело пары часов. Врачи на приборах увидели бы маркеры, что мы сделали и нас вывели бы из комы. Я бы вернулся. И ты бы вернулась. И ты бы все тут же забыла.

А все пошло кувырком. Мы «высадились» не там. Я не смог тебя направлять, потому что все время вырубаюсь от особенностей твоей памяти и психики. И могу только следовать за тобой, но не вести тебя по этому сну в нужное место. Я вижу, куда мы идем только на несколько секунд вперед, а это мало, очень мало. И так тоже не должно было быть. Но, понимаешь, мозг до сих пор штука темная и про некоторые его индивидуальные особенности никак не узнать, пока к нему своим мозгом не подключишься. А особенностей у твоего мозга предостаточно, чтобы я тут работать почти не мог.

– И что же это за особенности такие?

– Понимаешь, плотный у тебя поток образов в воспоминаниях. Слишком подробный. Тут любой оператор вязнуть начнет и терять концентрацию внимания. Обычно воспоминания клиента – это что-то вроде серии коротких «вспышек», отдельных сюжетов, малоподвижных картинок, между которыми паузы и время беспамятства, передышки. В эти моменты я могу вклинить в общее наше мыслительное пространство какие-то свои образы, которые будут направлять следующую ассоциативную серию вспышек памяти клиента на нужную мне тему.

А у тебя пауз нет, ну или почти нет. Ты даже когда якобы «спишь» тут, то еще какие-то сны во сне видишь. И мне не перехватить инициативу. Я даже свои воспоминания об автобусах моего детства вставить в это пространство не смог. Я честно пытался. Сосредотачивался, чуть не до обморока, но дудки. Я могу только за тобой следовать и предвидеть на несколько секунд вперед, но не более.

И у меня от этого ментальная перегрузка. Сбоит все уже в моем мозгу. Я знал, что будет сложно физически это выдержать, но не предполагал до какой степени сложно. Понимаешь, обычно образы памяти у клиентов это просто расплывчатые картинки, которые мы смотрим вместе. А у тебя это полноценная реальность. Она движется, она продолжается и продолжается. Со звуками, с вибрацией, с запахами, с температурой, все так красочно, что даже глаза режет. И все это потоком катит, без всяких передышек.

Это никто не выдержит. Я не знаю, какого тебе уникума нужно искать в операторы, чтобы он в этом потоке, как рыба в воде плавал.

– Хм, ну, допустим, все так, как ты говоришь. И что же тогда мы ближайшие часы должны тут найти, чтобы тебя в клинике химией на смерть или до инвалидности не отравили?

– Нам нужно найти очень простую вещь. Зеленую клеенчатую тетрадку в клеточку. 98 листов. В ней математические формулы, написанные твоим отцом. Так называемое математическое обоснования одного его рацпредложения, точнее прибора, в те времена чисто гипотетического. В агентстве памяти видели эту тетрадку недавно, когда потрошили мозг одного очень известного академика. Он частично тетрадку эту видел и запомнил очень давно, когда еще был рядовым кандидатом наук в институте, где работал и твой отец тоже. Твой отец ему показывал, но тогда эти формулы не произвели на будущего академика никакого впечатления, потому что не ясно было, куда их применить. А теперь, одна японская контора, может заплатить очень существенные деньги за содержание этой тетрадки, чтобы так сказать «заново не изобретать велосипед».

– Да ладно! Что ты мне рассказываешь? Какие формулы? Это же когда было! Еще до первого технологического рывка! Кому это старье, пусть даже математическое, нужно?! Я думала, мы клад какой с золотыми монетами искать сейчас пойдем или компромат на кого высокопоставленного, а ты мне тут про какую-то тетрадку лепишь!

Светка честно недоумевала от слов Олега Павловича. Он же почувствовал, что она вроде справилась с эмоциями и идет на контакт, поэтому продолжил:

– Да, эти формулы сейчас – все равно, что клад давно закопанный. Ты пойми, многие вещи в истории человечества изобретались и открывались по нескольку раз. Первый водолазный костюм Леонардо Да Винчи когда придумал и начертал? А потом все было забыто на несколько веков. И сделали и изобрели его заново уже совсем другие люди, когда для этого созрели исторические условия, появились подходящие материалы и технологии их обработки. А Америку ту же, сколько раз открывали и переоткрывали? И чтобы вот так, каждый раз с нуля, не переоткрывать и не переизобретать, нынешние агентства памяти ищут перспективную информацию и перспективные изобретения в мозгах тех, кто был свидетелем этого. Да, это физически рискованно для операторов и носителей сведений и потому еще не законно. Да, это делается можно сказать подпольно и без согласия. И да, это практически «промышленный шпионаж» в мозгах и памяти людей по всему миру. Но это точно стоит риска!

Он замолчал. И стал всматриваться в Светкино лицо, проверяя эффект от всего им сказанного. Хорошо, если ей хватит благоразумия сотрудничать, а иначе вся его миссия в этот раз пойдет прахом. Да, он приврал немного насчет «неминуемой смерти» своей через сутки, чтобы ее подтолкнуть к сотрудничеству. Но плохо ему в ее плотной ментальной реальности было совершенно объективно и выключался, и страдал он тут по-настоящему, а не выдумано. И прекратить эти страдания как можно быстрее, хотел совершенно искренне.

Светка все еще хмурилась. Ей явно нужно было время переварить такие новости. Когда она заговорила, то смотрела в сторону, а не ему в лицо. Так, что кучерявому понятно стало, что она его все еще не простила, все еще злиться, но держит свои эмоции в руках. Так, что на искренность и ее доверие с ее стороны ближайшее время рассчитывать не приходится.

– Ладно, допустим, я тебе поверила. И да, ты знаешь куда давить. Я действительно не хотела бы быть даже косвенной причиной чьей-то инвалидности или гибели, даже твоей, старый ты пройдоха. Но, что же нам теперь делать, чтобы найти эту зеленую тетрадь? Я же совершенно ее сейчас не помню!

Олег Павлович выдохнул. Кажется еще одного сеанса убеждения Светки прямо сейчас не понадобится, хотя, кто их женщин разберет! Заартачится, заупрямится и послать все в пень, такая как Светка точно может в любой момент. Как она с телефоном в отказку пошла! Так ведь вещицу и не вернула. Сказала, что не видела, значит, не отдаст. Как у нее в анкете было сказано: «гневливая, но добрая и отходчивая». На это и будем надеяться. Ладно, нужно ковать железо пока горячо. И кучерявый кинулся ковать.