Печать Индиго. Дочь Сварога

Кристиану вовсе не нравилось то, что он, как глупец, выспрашивает о ней у камердинера. Ведь слуга мог догадаться, что он жаждет видеть Славу, и подумать невесть что. А Кристиан не хотел показывать свою заинтересованность в жене перед кем бы то ни было. Невольно фон Ремберг напряг руку и вытянул пальцы, пытаясь нащупать ауру Славы. И действительно, ее не было поблизости. Поняв, что надо было еще по приезде прощупать ее энергию, Кристиан нахмурился. Однако он старался реже пользоваться своими тайными умениями, потому что они забирали много энергии, и он делал это только в исключительных случаях.

– Нет. Нынче она на ассамблее во дворце государя Петра Алексеевича.

– Где? – опешив, выдохнул фон Ремберг.

В следующий миг он резко сел прямо в кресле и, повернувшись к Людвигу, вперил в него инквизиторский взор.

– Госпожа сразу после обеденной трапезы уехала с господином Артемьевым во дворец его величества на Зимнюю набережную.

Кристиан два раза моргнул и медленно произнес:

– Я не понимаю, Людвиг. Моя жена уехала с каким-то мужчиной во дворец государя?

– Ну да, – кивнул Людвиг. – Сегодня грандиозный прием во дворце Петра Алексеевича, по случаю именин царицы Екатерины Алексеевны. Еще на той неделе придворный гонец прислал от царя приглашение. И Светослава Романовна уехала с господином Артемьевым туда еще засветло.

– Что за бред ты несешь?! – уже чуть повышая голос, пророкотал фон Ремберг, испепеляя слугу взглядом, и Людвиг немедля опустил глаза, не в силах выдержать жгущего потока фиолетового света от взора хозяина. – Какой еще гер Артемьев? И как эта скромница и пуританка могла быть приглашена на прием самим государем?

Минуту Людвиг молчал, обдумывая недовольное заявление фон Ремберга, и, наконец, объяснил:

– Вас долго не было, мессир. И многое изменилось здесь. Нынче ваша жена постоянно бывает в свете. Несколько раз в неделю она посещает балы и ассамблеи, а также ежедневно ездит в богоугодные заведения. А два раза даже у нас в особняке устраивала званые вечера, – быстро протараторил Людвиг. И видя, что Кристиан не спускает с него внимательного мрачного взгляда, продолжал: – Ваша жена, знаете ли, изменилась, мессир. Ныне она одевается по последней моде, ездит верхом, принимает в гостиной высокочтимых придворных и вообще ведет светскую жизнь. И постоянно при ней господин Артемьев, который сопровождает ее везде.

– И откуда взялся этот гер Артемьев? – процедил недовольно фон Ремберг. – Я знаю, что один ее брат теперь в Париже, а второй так и живет в Астрахани.

– Григорий Иванович Артемьев.

– А, этот. Значит, он выжил, – невольно выдохнул молодой человек, помрачнев. – Это ее названый брат.

– Ну да, я о нем и говорю вам, мессир. Она представила его как племянника своего покойного отчима. Он приехал еще прошлой осенью. И сейчас он наш новый управляющий. Он, знаете ли, весьма помог госпоже, когда сгорел этот особняк и нам пришлось строить его заново. Светослава Романовна очень доверяет ему и постоянно спрашивает у него совета. Да и в настоящее время Григорий Иванович живет здесь, в вашем особняке.

– Какого черта здесь происходит, Людвиг?! – пророкотал угрожающе Кристиан, вставая на ноги, более не в силах слушать все это. Оказывается, пока его не было, произошло столько всего, что просто было невозможно помыслить. – Что значит сгорел? Я же оставлял тебя присматривать здесь! А в особенности следить за ней! И что же я узнаю теперь? Эта гадкая девица спуталась с каким-то сопливым мальчишкой, который уже живет с ней в моем доме!

– О, мессир! Вы не беспокойтесь, она до сих пор девственна! Забери дьявол мою душу, ежели это не так!

– Ты клянешься?! – подозрительно спросил Кристиан.

– О да. Мы каждую ночь следим за ней. И Артемьев не посещает ее спальню. Бывает, иногда днем он заходит в ее комнату, но только при горничной. У Ульяны четкие указания на этот счет.

– Ты сказал, они много времени проводят вместе, и все могло произойти вне дома, – сквозь зубы процедил Кристиан.

– Да, вы правы, мессир. Я тоже думал о том. Оттого неделю назад, когда госпоже понадобились новые духи и крема, я привез к ней нашего брата Бертрана, под видом французского парфюмера, – пояснил тихо Людвиг. – Вы же знаете, что он может просматривать людей изнутри. Так он сказал, что она девственна до сих пор, как и велел наш Верховный.

– Ну, это уже что-то, – уже более спокойно произнес Кристиан.

– И мессир, не могу же я указывать госпоже, что ей делать. Я всего лишь слуга и исполняю поручения госпожи. Но знайте, я даже на минуту не задумаюсь и разделаюсь с этим мальчишкой, если он посмеет только прикоснуться к Деве.

– Да, так и делай дальше, – кивнул фон Ремберг. – Ибо девица еще нужна нам. И нужна чистой. Ты понял?

– Да-да, я все помню, – закивал камердинер и, чуть помолчав, заискивающе спросил: – Вы устали? Ваша комната готова, как и всегда. Может, велеть вам приготовить ванну или баню?

– Нет. Я поеду во дворец государя, – отрезал Кристиан. – Надобно вернуть эту своевольницу в усадьбу.

Кристиан стремительно направился прочь из гостиной, про себя ворча о том, что он смертельно устал, а вместо того, чтобы отдохнуть от многодневной скачки в седле, должен был гоняться за этой девицей, которая, видите ли, шаталась по ассамблеям, вместо того чтобы сидеть дома как благочестивая жена.

– Но тогда, наверное, вам надобно переодеться, мессир, – вдогонку прокричал Людвиг, засеменив за молодым человеком. – Иначе вас могут не пустить во дворец.

– Ты прав, Людвиг, – согласился быстро фон Ремберг и, перепрыгивая через три ступени, устремился наверх к спальням, находящимся на втором этаже.

Санкт-Петербург,

Свадебные палаты – Зимний дворец Петра I.

Кристиан пробежал пытливым взором по многолюдной зале. Лишь на миг он отметил у окна изысканную даму в великолепном изумрудном платье в окружении трех вельмож, одним из которых был влиятельный князь Меншиков. Проследовав взглядом далее, он обвел глазами всю просторную залу. Не увидев искомой фигуры, фон Ремберг перевел взор обратно и вновь наткнулся на даму в изумрудном наряде у большого окна, задрапированного тяжелой портьерой, говорившую с известными сановниками двора. Его взор напрягся. Он вдруг отчетливо узнал в этой светской даме свою юную жену. Замерев, фон Ремберг начал настойчиво и непонимающе окидывать взглядом фигуру Светославы, облаченной в шикарное парчовое платье, не в силах поверить в то, что эта блестящая дворянка и есть его молоденькая жена. Но это была действительно она. Юная, невероятно знакомая и донельзя изменившаяся. Чарующе красивая, с поднятыми вверх золотыми волосами, стройной фигурой и величавой осанкой, тонкими полуобнаженными руками, она явно вызывала восхищение окружающих.

Он не понимал, что она делает в обществе князя Меншикова, генерала Чернышева и графа Апраксина. Кристиан напрягся всем телом, не в силах поверить своим глазам. Он не мог разгадать, как эта тихая наивная девица могла превратиться в столь изысканную даму, от которой невозможно отвести взгляд? И сейчас она мило вела беседу с самыми влиятельными вельможами двора, которые, видимо, получали удовольствие от ее общества, раз уже битых четверть часа стояли подле нее. Кристиан чувствовал какой-то подвох, не в силах поверить во все это.

В этот миг раздались первые звуки менуэта, и сразу же около его жены нарисовался известный придворный волокита Одинцов Иван Семенович, который галантно поклонился и пригласил Светославу на танец. Она извинилась перед своими собеседниками, улыбнулась Одинцову и подала ему руку, облаченную в перчатку, а затем последовала за ним в соседнюю залу для танцев. Они тут же влились в круг танцующих, и только спустя пару минут фон Ремберг пришел в себя.

В его существе начало нарастать яростное недовольство. Эта девица танцевала не просто с придворным кавалером, а с этим распутником и повесой Одинцовым, за которым тянулся длинный шлейф любовных побед! Иван Семенович, моложавый и галантный, слыл самым развязным донжуаном и любителем женщин и не пропускал мимо своего внимания ни одну даму двора.

Волна негодования завладела фон Рембергом, потому что улыбки его юной жены и ее ласковые взоры предназначались ему, Кристиану, а не какому-то гнусному обольстителю Одинцову. И вообще, в это час Слава должна была находиться дома, ждать его и тосковать по нему, своему мужу, но она, видимо, не пыталась соответствовать идеалу примерной покорной жены, и в этот миг в свое удовольствие веселилась на ассамблее. Фон Ремберг так жаждал увидеться с нею наедине и просто посмотреть в ее чудные глаза, дабы успокоить свое взволнованное сердце, но теперь этого всего не могло быть. Это осознание крайне возмутило его существо, и он почувствовал, как им овладевает холодное бешенство.

В основном Кристиан легко читал мысли людей. Лишь иногда, когда человек имел довольно сильную энергетику или умел ставить защиту на свой ореол, от молодого человека были скрыты те или иные думы человека. Однако фон Ремберг владел еще техникой гипноза, который иногда применял к таким людям, дабы получить нужные сведения, и почти всегда добивался своего. И сейчас, невольно отметив, как Одинцов увлек в танец его названую жену, Кристиан, стоя незамеченным у одной из деревянных колонн, опустил левую руку и чуть напряг ладонь, направляя указательный и средний пальцы в сторону Одинцова и Славы. Он мгновенно считал похотливые страстные думы Ивана Семеновича относительно своей жены и прищурился, подтвердив свои предположения.

Он напряг руку чуть сильнее, пытаясь прочесть мысли Славы, но тут же наткнулся на тишину. Он напряг руку сильнее и вновь попытался разузнать, о чем она думала, но ничего не вышло. Фон Ремберг нахмурился и вспомнил, что у его жены довольно высокий уровень энергетики. Возможно, поэтому он не мог считать ее мысли. Пару раз, еще по осени, Кристиан пытался прочитать мысли этой Светлой девицы, тогда ему это не удалось, но он не обратил внимания. Так как в то время все мысли и чувства Славы были написаны на ее хорошеньком личике. Да и Кристиан не особо нуждался в прочтении ее тайных дум, ибо она всегда говорила искренне и правду, оттого не было необходимости считывать ее мысли. Но в эти мгновения он отчего-то ощутил, как ему не по себе. Поскольку он не может разузнать, о чем думает в этот момент его своевольница жена. В его голову вдруг закралась мысль о том, что, возможно, она так же думает об Одинцове как об объекте страсти и именно от этого пошла с ним танцевать менуэт. Фон Ремберг неистово хотел знать ее тайные мысли, но все его попытки просветить голову Славы давали ему лишь звенящую тишину в ответ.

* * *

Из докучливого круга господ Славу вытянул Иван Семенович Одинцов, который пригасил ее на менуэт. Девушке невероятно хотелось отказать Одинцову, но она не посмела этого сделать. Оттого на его предложение она мило улыбнулась и последовала с ним в центр бальной залы. Уже загремела музыка, и он увлек ее в танец, завязав непринужденную беседу. Слава пыталась не сбиться с ритма, выполняя все нужные фигуры танца, и старалась вежливо отвечать своему кавалеру. Лишь два месяца назад девушка научилась танцевать бальные танцы, из-за этого еще чувствовала себя немного скованно. Однако Иван Семенович то и дело твердил ей, что она искусно исполняет все движения и невероятно грациозна и легка.

Разговор с Одинцовым вызывал неприятие у Славы. Иван Семенович был ее кредитором и потому чувствовал свое превосходство над нею. Весь танец он, осыпая ее комплиментами, говорил, как благосклонно относится к ней, и всячески пытался намекнуть на свои нежные чувства. Слава прекрасно поняла двусмысленные фразы Одинцова, но делала вид, что не догадывается, на что он намекает. В эти мгновения она пребывала в нервном состоянии, поскольку была зажата в невыносимые рамки. Если бы она не должна была деньги этому господину, то просто вежливо отказала бы ему в танце. Но в ее положении она даже не могла ответить ему отказом. Потому Слава, то и дело опуская глаза, кокетливо пыталась увести разговор из интимного в более нейтральное русло.

При очередной фигуре танца она на время переместилась к другому партнеру, некоему усатому неприятному вельможе в темном парике, которому еще не была представлена. Девушка вежливо улыбнулась господину и умело обошла партнера, поклонившись ему головой, продолжая танцевать.

Через несколько мгновений она невольно заметила в стороне у окна Гришу. Артемьев, как и обычно на балах, скучал. Он совсем не умел танцевать и ездил на ассамблеи, устраиваемые царем или вельможами, только в качестве сопровождения. Еще в декабре Слава была вынуждена нанять учителя танцев, некоего француза де Шенье, который и обучил ее всем нужным движениям. Иначе на придворных балах и приемах на нее косо смотрели большинство дворян, считая, что жена прусского посланника непременно должна владеть искусством танца. И сию пору девушка чувствовала себя гораздо увереннее на ассамблеях. Во время танца она беседовала с нужными ей влиятельными особами, заводила новые знакомства и связи. В дальнейшем это могло помочь ей в успешной продаже будущего урожая или при заключении выгодного контракта на поставку тканей из своей мастерской.

Слава предлагала обучиться танцам и Грише, но молодой человек наотрез отказался, заявив, что он неуклюж и у него вряд ли получится запомнить все эти сложные движения ног и рук. Именно поэтому Артемьев проводил все время в стороне от танцующих или со Славой, когда она отдыхала между танцами.

Иван Семенович вновь оказался напротив нее и, призывно улыбнувшись Славе, заметил, что готов танцевать с ней всю ночь не переставая, ибо общество мадам фон Ремберг невероятно волнует его. Эта фраза немедля вызвала у Славы неприятное чувство брезгливости, потому что Одинцов ей отнюдь не нравился. Она прекрасно отмечала масляный взор дворянина и знала о его заинтересованности.

Спустя время пары вновь поменялись.

Слава оказалась перед очередным кавалером по танцу, который переместился к ней от другой дамы. Перед ее глазами предстал высокий молодой человек с суровым мужественным лицом и пронзительными фиолетовыми очами. Его темно-русые волосы были собраны в хвост, а лицо не выражало никаких эмоций. Расширившимися от удивления глазами Слава увидела перед собой мужа, Кристиана фон Ремберга, одетого в темный бархатный камзол с серебряной вышивкой. Он находился в шаге от нее, такой реальный и близкий, что от неожиданности она похолодела всем телом.

– Вы? – выдохнула она непроизвольно одними губами.

Тут же она сбилась в движениях и вновь попыталась выполнить нужные па, так и не спуская пораженного испуганного взора с непроницаемого лица мужа. В следующий миг он протягивал ей руку, как полагалось по танцу. Слава невольно втиснула руку в его широкую ладонь в черной перчатке и вдруг нечаянно наступила на длинный подол своего платья, едва не запнувшись.

Фон Ремберг промолчал в ответ на ее реплику. И лишь его глаза чуть сузились, испепеляя ее.