Печать Индиго. Дочь Сварога

– Нет, благодарю, – холодно заметила она, взяв в руку хрустальный бокал с водой.

– Вы опять неголодны? – пытливо спросил Кристиан, поднимая брови, и начал накладывать в свою тарелку жаркое.

– Сударь, если уж вы ворвались в мою комнату и навязали мне свое общество… – начала она тихо.

– Как трагично это звучит, – подтрунил над ней фон Ремберг и улыбнулся ей, взяв в руку кусок ржаного хлеба. Слава мрачно смотрела на безмятежное поведение мужа. Он с аппетитом начал поглощать ароматное жаркое. – Не хмурьтесь, Слава, вам это не идет. Во-первых, я никуда не врывался. Ваша дверь была не запрета.

– Впредь я буду запирать ее, – отчеканила она, поджав губы.

– Попробуйте, – усмехнулся он, продолжая с аппетитом есть. Прожевав кусок мяса, он продолжал: – А, во-вторых, мое общество, как вы выразились, моя дорогая жена, вы должны терпеть, пока смерть не разлучит нас. Кажется, так пишут во всех французских романах?

Слава напряглась, как натянутая струна. Это было невыносимо.

– Простите, я перебил вас, Слава, вы что-то начинали говорить, – подсказал он, заканчивая с первой порцией жаркого. – Я вас внимательно слушаю…

Он вновь улыбнулся, и девушка увидела игривые огоньки в его темно-фиолетовых глазах. Он забавлялся! Она была вся на нервах. А ему смешно! Слава сжала кулачок и в который раз постаралась сдержаться. Выдохнув два раза, она произнесла как можно спокойнее:

– Я хотела уточнить, не вспомнили ли вы, где находится лавка того ростовщика, которому вы продали мой камень?

Фон Ремберг напрягся и перестал жевать мясо, его взор помрачнел.

– Я уже говорил вам, Слава, что я не помню этого.

– Очень жаль, – вздохнула девушка.

– Неужели вы хотите вернуть камень? – вдруг вымолвил Кристиан тихо.

Она долго смотрела на него. А затем отвела глаза в сторону, вовсе не собираясь обсуждать свои мысли и думы с этим холодным циничным человеком, который теперь явно насмехался над ней. Она молчала так долго, что фон Ремберг, не выдержав, проникновенно произнес:

– Мне очень жаль, Слава, но вы должны смириться. Камень вернуть вам не удастся. Он стоит баснословных денег, и вряд ли у вас найдется нужная сумма, чтобы выкупить его. К тому же, насколько я помню, тот ростовщик собирался уезжать из России, намереваясь выставить этот уникальный алмаз на торгах за границей, но где именно, мне неведомо. Уже прошло много времени. Даже если я и увижу этого ростовщика, то могу его и не узнать, оттого что совсем позабыл, как он выглядит. Так что забудьте про камень, поскольку я более не намерен говорить на эту тему, – отрезал он жестко, подтвердив свои слова уверенным предостерегающим взором.

Девушка раздосадовано замолчала. Она инстинктивно чувствовала, что фон Ремберг что-то утаивает. В ее голове все равно горела мысль о том, что необходимо дождаться кучера Рудольфа, который был в эту минуту единственной зацепкой в поисках древнего камня. Людвиг сказал, что Рудольф, скорее всего, вернется через месяц или два, и Слава решила ждать. Она не знала, как ей удастся выпросить у ростовщика камень, ведь он был бесценен, но она хотела хотя бы попробовать найти его. Так как исправить свою ошибку было ее долгом перед матерью и другими предками. Эта мысль не покидала девушку уже многие месяцы. Она видела, что фон Ремберг явно недоволен ее словами о камне, но ей было все равно. Она чуть помолчала и вдруг сказала:

– Я хотела попросить вас за Григория Ивановича.

Она посмотрела на блестящие волосы Кристиана, собранные сзади в хвост, и отметила, что лицо мужа побледнело еще сильнее, а его глаза будто загорелись каким-то угрожающим светом. Фон Ремберг медленно отложил вилку и спросил:

– Какое вам дело до него?

– Вы несправедливы к нему. Он добрый человек и хороший помощник в делах, и я очень обязана ему, – продолжала Слава. – Полгода назад, когда я так нуждалась в помощи, он единственный, кто поддержал меня. Отчего вы услали его на эту неблагодарную работу? Есть другие приказчики, которые могут этим заняться.

– Позвольте мне решать самому, кому и чем заниматься, – отрезал фон Ремберг и со звоном положил нож на стол.

Она видела, что благожелательное настроение молодого человека, которое владело им пару минут назад, улетучилось, а его лицо приняло холодное мрачное выражение.

– Но Гриша нужен мне здесь. Я так привыкла спрашивать у него совета во всем.

– Отныне вы будете спрашивать совета у меня, вашего мужа. А Артемьев вообще вылетит со службы, если вы не прекратите называть его при мне Гришей!

– Ах, зачем я говорю вам все это?! – воскликнула Слава, видя, что все ее просьбы нисколько не умягчили сердца молодого человека и вызвали в нем лишь злобу. – Я поняла, вы сразу же невзлюбили его!

– Вы правильно выразились, сразу же невзлюбил. И более не смейте произносить имя Артемьева в моем присутствии, иначе…

Он угрожающе посмотрел на нее. Но Слава уже знала этот взгляд и почти не опасалась его.

– Иначе что? – спросила тихо она, прищурившись.

Кристиан сжал кулак. Девушка видела, что на его скулах ходят желваки. И она прекрасно поняла, что он не просто зол, а взбешен.

– На этот раз вы добились ужина в одиночестве, сударыня, – сквозь зубы процедил молодой человек, вставая из-за стола, швыряя салфетку на стол. – Вы хотели испортить мне трапезу, и вам это удалось, ибо у меня пропал аппетит. Но не надейтесь, что в следующий раз вам удастся одержать надо мной верх!

Он стремительно покинул ее спальню. Когда дверь с грохотом закрылась за фон Рембергом, Слава устало откинулась на спину кресла и облегченно вздохнула.

– Неужели у этого человека тоже есть слабости? – прошептала она себе.

Его быстрые удаляющиеся шаги по деревянному полу еще долго звучали в ушах Славы.

Глава X. Наряд для прогулки

– Людвиг, немедля зайди ко мне! – окликнул фон Ремберг проходящего мимо камердинера.

Людвиг вмиг поставил огромный подсвечник на ближайший столик в коридоре и поспешил в кабинет за хозяином. Едва слуга закрыл дверь, Кристиан, стоявший к нему спиной, процедил:

– Меня интересует, что у Артемьева с моей женой?

Он медленно повернулся к слуге, и Людвиг, отметив хмурый взгляд молодого человека, мгновенно сообразил, на что намекает фон Ремберг.

– Да ничего между ними нет. Я же уже докладывал вам о том, мессир.

– Не верю я в это! – выпалил Кристиан. – Она как-то странно говорит о нем. Защищает его, переживает. Называет по имени. Может, она влюблена в него?

– Вряд ли, мессир. Влюбленную женщину определить нетрудно. А мадам Светослава не выглядит таковой. Скорее это Артемьев неравнодушен к госпоже.

– Да?

– Мне так кажется. Едва появился в доме, он постоянно таскается везде за госпожой. И по приемам, и по деревням, и по лавкам. И верхом они вместе катаются постоянно.

– И что ты думаешь обо всем этом? – спросил, нахмурившись, Кристиан.

– Мне кажется, Артемьев влюблен в госпожу, а мадам Светослава относится к нему как к брату, не более.

– Не более! – воскликнул фон Ремберг. – За последние два дня я уже десять раз слышал из ее уст имя Артемьева. А сейчас за ужином она мне даже допрос с пристрастием устроила из-за него. Ну ничего, думаю, он нескоро вернется с моим поручением.

– Не беспокоитесь, мессир, я прослежу за Григорием Ивановичем и за госпожой…

* * *

Следующим утром около шести часов Слава очень тихо вышла из спальни. Проворно направившись вниз, девушка осторожно приблизилась к лестнице и, склонившись с перил, осмотрела парадную. Не было видно ни души, и она быстро направилась вниз. Слава уже почти спустилась до конца лестницы, едва освещенной утренними лучами солнца, как вдруг из-за темного угла перед ней возник фон Ремберг. Весь в черном, с бледным лицом и ярко горящими глазами он предстал перед ней словно темный признак. Она замерла на ступенях. Кристиан приблизился к девушке и начал медленно и неумолимо подниматься.