Нежная Ева

– Сигаретой угостишь?

Протягиваю свою. Ксения берёт её и подносит к губам. Я никогда не видел, чтобы она красила губы.

Затянувшись, спрашивает:

– Кирилл рассказал, как мы познакомились?

– Нет.

– Странно.

– Почему?

– Мне показалось, вы друзья…

Уклончиво отвечаю:

– Так… Приятели.

Ксюша возвращает сигарету:

– А ты совсем не изменился.

Ксюша Колечкина была скромна и дисциплинирована и училась ровно, на “хорошо”. Не на “отлично”, не выделялась даже оценками. Она была самой некрасивой и неприметной девочкой в классе. Её не принимали во внимание и никогда не звали ни на какие тусовки. Исключения составляли только культмассовые общешкольные мероприятия. Две рыжих косички, веснушки на носу и застенчивая улыбка, – пожалуй, всё, что можно было вспомнить о Ксюше, которую я знал восемь лет назад. Сейчас она повзрослела, даже похорошела… Но что-то непорочно-наивное всё ещё оставалось в её глазах. Странно, что именно она оказалась в этой компании.

В тот день я сидел в коридоре на подоконнике, каждые пять минут поглядывая на часы, и ждал звонка с урока. Ждал и боялся. Я не мог простить Покровскому его подлости. Лучший друг, и такое предательство! Почему? Этот вопрос постоянно крутился в голове, но я не находил на него ответа. Видимо, всё моё сознание заполняли ненависть и негодование. Злость бурлила внутри как кипящая ртуть, я почти захлёбывался ею. Чтобы сдержать себя и немного отвлечься, я решил подумать о чём-нибудь хорошем. Сразу всплыл образ Капы. Но легче не стало, наоборот, защемило сердце. И тут я всё понял. Конечно, дело именно в ней! Только ради неё Толик решился на такую низость. Это, конечно, оправдывало его, но не в моих глазах и не сейчас. Решив этот несложный ребус, я почувствовал прилив ярости и ещё большей ненависти к лучшему другу. К бывшему другу.

Громогласно-дребезжащий звонок заставил меня вздрогнуть. Собрав всю свою решимость и гнев в единое целое, я начал считать. Один… Два… Три… Четыре… Пять… Шесть… Семь… Восемь…

Дверь класса распахнулась, и первым вышел Серёжка Моргалин, за ним Сашка Громов, Любка Беседина…

Покровский выходил вполоборота, что-то увлечённо рассказывая Капе. Его выбритый затылок привел меня в неудержимое бешенство. Сжав в руке ручку рюкзака, я спрыгнул с подоконника и решительно направился к обидчику. Никто не успел ничего понять, как, размахнувшись, я, что есть силы, шарахнул Толика рюкзаком по спине. От удара он согнулся и вскрикнул. Этот вскрик немного отрезвил меня, я огляделся: одноклассники замерли и смотрели то на Толика, то на меня, ожидая, что произойдёт в следующую секунду. Толик побагровел. У него надулись вены на шее, и нервно заходил кадык. Я испугался, но отступать было поздно.

Он кинулся как коршун и, первым делом, выбил у меня из рук рюезак. Я остался без средства защиты. Ничего не оставалось, как бить Покровского наугад кулаками. Толик дрался хорошо. Это я понял сразу, когда ощутил тупую боль в челюсти и тёплую струйку крови на верхней губе. Мои удары были беспорядочны и нелепы, Толик бил чётко и больно. Ребята отскочили в сторону и образовали вокруг нас полукруг. Их лица слились в единую враждебную массу и, как мне казалось, злорадно наслаждались.

Толик остервенело бил, а я беззвучно принимал его удары. Один из них был нанесён в живот, я скрючился от боли и схватил воздух губами. Почему не выходит Ирина Александровна? Больше всего на свете мне захотелось, чтобы она вышла из класса и остановила нас. Одноклассники молча созерцали наш поединок.

Разогнувшись, я успел уловить испуганное лицо Капы в толпе. На какую-то долю секунды оно зафиксировалось в моих глазах и тут же растворилось вместе с остальными. В голове помутнело, и я упал. Всё остальное я помнил словно через пелену: к нам кто-то подбежал, и я услышал визгливый девчачий голос:

– Прекрати! Что ты делаешь!

– Пидера пожалела? – это было последнее, что я услышал.

Очнулся я от сильного запаха нашатыря и сразу закашлял. Надо мной как большая грозовая туча нависла толстая медсестра из школьного медпункта и водила под носом флаконом с этой удушливой жидкостью.

– Ну, живой? – расплылась в широкой улыбке она. – Остальное заживёт.

– До свадьбы? – попытался пошутить я.

– Да чему тут заживать? – утешила она. – Пара синяков да царапин – чепуха.

– Очень больно?.. – раздался нерешительный голос где-то сбоку от меня.

Я обернулся. Рядом стояла Ксюша и смотрела на меня испуганными глазами.

– Ну что, родителей вызвать или сам дойдёшь? – спросила медсестра.

– Сам… – я поднялся с топчана и тут же ощутил боль во всём теле и лёгкое головокружение.

– Я провожу! – Ксюша подскочила ко мне и подставила руку, чтобы я смог опереться.

Мне было стыдно, но на геройство не хватало сил. Я опёрся на её руку.

Оказалось, что живёт Ксюша неподалёку от меня. Мы шли не спеша и почти всю дорогу молчали. Я думал о том, как на всё это отреагирует мама, и что я ей скажу.

Возле дома я остановился:

– Дальше я сам. Ладно?

Она не стала спорить и отпустила мою руку:

– Тебе что-нибудь надо?

Я помотал головой.

– Может, лекарств или?..

– Спасибо, Ксюш. Всё нормально.

– Ладно, увидимся… – попрощалась она.

Я кивнул и собрался уйти, но задержался. Ксюша теребила ремешок школьной сумки и смущённо улыбалась.

– Не верь ему… – тихо попросил я.

Ксюша, желая что-то сказать, немного замялась. Воспользовавшись её заминкой, я развернулся и ушёл.

Не скажу, что с того момента мы подружились. Ксюша звонила, справлялась о моём самочувствии, сообщала домашнее задание, пару раз даже заходила в гости. Не более того. Я замкнулся и не шёл на контакт. В конце концов, ей это надоело, и наши отношения сошли на “нет”.

И вот спустя восемь лет мы идём по той же дорожке, только теперь я провожаю её.

Взглянув на мою огромную сумку на плече, Ксюша удивляется:

– Чего так много таскаешь? Дом на колёсах?

– Да хотел в химчистку зайти, не успел, вот и таскаю с собой весь день.

– Давай я постираю.