– Знаете что… В отличие от вас, Тарасов – специалист. И специалист высочайшего класса!
Молчу.
– И потом… Мне даже неприлично об этом говорить… Александр Никитич рассказал мне… Вы вчера… В общем, в каком виде вы… – не подобрав подходящих слов, она заминается. – Что это значит?
– Это имеет отношение к моим профессиональным обязанностям?
– А вы как думали?! – она чуть не захлёбывается от негодования. – Человек, работающий в медицинском учреждении, не имеет права…
– Да, я работаю в ночном клубе. Что в этом ужасного и неприличного?
– Это ваше личное мнение. А мы не можем допустить, чтобы наш сотрудник таскался по грязным притонам!
– Анна Николаевна, к чему вы клоните?
– Я жду от вас заявления. По собственному, конечно.
Снег падает. Тихий, спокойный. Покорно ложится на ветки деревьев, окутывая их заботой и зимним теплом. Не такой, правда, он и тёплый, когда на лицо попадает. Наверное, это оттого, что не очень-то я люблю зиму.
В детстве я не понимал, почему снег падает неровно. Половина снежинок – вертикально, а остальные, непослушные, – по диагонали. Отец, чтобы я отвязался, отвечал так: “Прямо падает нужный снег, а вбок отлетает ненужный”. Простое и понятное ребёнку объяснение. В детстве, вообще, проще воспринимать правильное и неправильное, прямое и диагональное. И я верил. Верил и не задумывался, а почему, если все снежинки одинаковые, одни – нужные, другие – нет.
Из состояния задумчивости меня выводит звонкий окрик:
– Илья!
Я оборачиваюсь. На скамейке сидит Ксения и улыбается:
– Не замечаешь уже?
Я целую её в щёку.
– Прости, задумался.
– Что ты так поздно?
– В больнице задержался. День был тяжёлый.
– А я в гости. Можно?
– Конечно. Мама обрадуется.
– А ты?
– Я всегда рад тебя видеть.
Мама действительно очень обрадовалась и расцеловалась с Ксюшей прямо в дверях.
– Как хорошо, что вы пришли. Ксюшенька, ужин на плите, разберётесь, ладно? А то я уже опаздываю.
– Конечно, Инна Сергеевна.
– Мам, ты куда?
– Мы с тётей Любой идём в театр на премьеру. Так что…
Мама, надевая на ходу серьги, уходит в комнату.
– Извини… – оставляю Ксюшу в кухне и вхожу в комнату. – Мам…
– Не волнуйся, я вернусь поздно.
– Подожди…
– Я просто предупреждаю. Если что-то изменится, позвоню.
– Я не об этом.
– Если хочешь, останусь у тёти Любы.
– Не хочу.
– Она замечательная девушка… – тихо шепчет мама.
– Я знаю. Мам, мне на дежурство.
– Ты же вчера дежурил.
– Сегодня тоже. Я поменялся.
– Ну что ты как маленький? – мама стремительно выскакивает в коридор, спешно надевает пальто и сапоги. – Ксюшенька, проследи, чтобы этот деятель поел, последнее время питается кое-как.
– Хорошо, Инна Сергеевна, не беспокойтесь.
– Я вас целую. Всё, ушла, пока!
Мама выходит из квартиры и захлопывает дверь.
Почему она так неожиданно ушла? И Ксения появилась без предупреждения? Сговорились, что ли? Чёрт! Как это всё некстати! Сейчас девять. В одиннадцать тридцать мне работать вместо Серёги…
Ксюша уже колдует возле плиты, разогревая ужин. Не хочется ей врать. Она обидеться.
Захожу в свою комнату и устало падаю на кровать. Надо что-то придумать… Голова совершенно не варит.
В комнату заходит Ксюша с тарелкой в руках:
– Ужин готов. Есть лёжа будешь?
– Спасибо, Ксюх, не хочется.