Новогодняя Проза

Алик сунул руку под куртку, нащупывая своё оружие. Серёги, быстро разобрав бомбочки, зашарили по карманам в поисках спичечных коробков. Пашка весь передернулся, входя в боевое состояние.

– Всё братцы. Хана, – прошептал Аммонал.

Окружили плотным кольцом, выставив перед жертвами мужика лет тридцати, похожего на марионетку. В распахнутом пальто и расстегнутой до пупа рубашке. Худой, стриженный под ноль, весь как на шарнирах, постоянно дергающий плечами и головой. Выкинув вперёд руку, он щёлкнул откидным лезвием. И выпятив челюсть, с зажатой в уголке рта беломориной, процедил:

– Ну, щё, которого мочить?

– Эй, аллё! Чё за кипиж мне здесь устроили? – Послышался неожиданный окрик от подъезда.

– Атас! Чита! – Пискнул еле слышно кто-то в толпе.

Несколько человек прыснули врассыпную, остальные разворачиваясь, попятились, роняя атрибуты нападения, открывая обзор на говорившего.

– Можете не смываться. Я всех уже сфотографировал. Лучше присохнуть здесь, а то хуже будет, – донеслось вдогонку убегающим.

– А это ещё, что за хмырь с бугра, тявкнул? – Не оценив произошедшей перемены, выкрикнула марионетка, пытаясь разглядеть говорившего.

Раздвинув мощным корпусом, прижавшихся друг к другу друзей, пред ним предстала скала мускулов, упакованная в клетчатую рубашку и потёртые шаровары. Причём, то и другое было готово лопнуть в любой момент от легкого напряжения хозяина.

– Ты фраерок случайно рамсы не попутал? Ну-ка, быстро ксиву свою покаж, – глубоко посаженные глаза безразлично следили за манипуляциями с ножом.

– На, мусор, смотри, – мужик сунул разрисованный кулак под нос Чите.

– Что ты мне корочками машешь, разворот покажи!

– Да на! – Худой сбросил пальто с рубашкой на согнутые локти и сделал стремительный оборот на месте. – Усёк, падла?

– А теперь зырь сюда, баклан залётный! – рубашка выстрелила всеми пуговицами враз, обнажив наколки на рифлёных холмах.

Мужик моментально сник, упал на колени, выронив нож и папиросу изо рта.

– Прости, – простонал он. – Бес попутал.

Чита обвёл строгим взглядом окружающих.

– Кто знает, где Янтарь живёт?

Двое подняли руки.

– Отведите это к нему. Доложите о всём базаре слово в слово. Пусть разберется с этой перелётной птахой. Мне пакши о него марать в лом, – он присел на скамейку и достал пачку Герцеговины. – А теперь встали все здесь, – рука обвела полукруг. – И поведали, что за совет отряда состоялся у моих окон. И кого мочить собирались?

Выслушав невнятные объяснения сторон, Чита подёргался всем телом, подавляя смех.

– Ладно. Всё ясно, – поманил Павла, указывая на место рядом с собой.

Торилин понуро опустился на лавочку и тут же получил такую затрещину, едва зубы не выскочили.

– Так! Что бы все слышали! Трогать моего братана могу только я! – Рявкнул, Чита так, что все вздрогнули и сделали шаг назад. – Прав он или нет – решать только мне! Кто ещё хоть раз на него бочку покатит, в собственных кишках по битому стеклу ходить будет. Всё. Рассосались все, кроме бомбистов и Ворошиловских стрелков.

Двор моментально стал просторнее и светлее.

– Алик, пистолет, – раскрылась могучая пятерня.

Шмаков обречённо выудил из-за пояса самострел. Потом с жалостью наблюдал, как тот превратился в комок щепок и колечки трубок.

– А вы террористы, чего затылки чешите? Когда прекратите третью мировую? Неделю, как откинулся, – он провел пальцами по густому ёжику своей головы. – Заснуть вечером не могу. Всё жду, когда шарахнет. Потому что, если усну и шарахнет, точно потом идиотом стану. А кому я такой на хрен нужен!

– Чита, да мы уже на болоте бахаем, тут не слышно, – попытался оправдаться Фитиль.

– Не слышно, – утвердительно мотнула головой гора мышц. – Только окна дребезжат! И блин, какой я тебе Чита! Инвалидом сделаю, ещё раз услышу! Всё оставили нас, – он пнул вслед отходящим ребятам оставленный нож. – Это тоже на своё болото захватите. Понятно?

– Да.

Друзья ушли за угол. А Пашка получил ещё один подзатыльник.

– Вась, а сейчас за что? – Обиженно с удивлением Торилин зачесал ушиб.

– Дал бы и третий, но опасаюсь, ты мне ответку пришлёшь, – могучая рука Василия легла на плечи Пашки, и прижала к груди.

– Я что слабоумный, с тобой тягаться? И почему три?

– Слабоумный конечно! Ты зачем местную шпану уродуешь? Бугром хочешь стать? На моё место целишься?

– Нет.

– Поясни.

– Понимаешь, – замялся Пашка, раздумывая всю правду выкладывать или утаить сокровенное. – Да из-за Ритки сорвался. Отшила она меня. Пропала, а потом вдруг объявилась. Вспыхнул я. Не знал, куда себя деть, – выпалил неожиданно для себя самого.

– Небось, и на тот свет хотел заглянуть? – Сочувственно спросил Василий.

Пашка утвердительно кивнул.

– Тогда первая по делу, – констатировал Чита.

– А другая…

– Я матери твоей обещал, что по моей тропке ты никогда не пойдешь. А она была единственным человеком в этом доме, кто за меня не раз ручался, переживал и старался частицу своей души подарить. Не говоря уж о простой жратве. Сам помнишь, в каком шалмане я существовал. Только благодаря ней я по мокрому не прошёл, ещё живой и дураком себя не ощущаю, – Василий с надрывом глубоко вздохнул и снова достал папиросы. – Поэтому до сих пор считаю, её свой матерью и за неё глотку порву любому. И тебе не дам по тюрьмам чалить. Надеюсь, понятно разжевал?

– Ага.

– Ты не агакай, а внимай дальше. Участковые на днях заявились. Местный и с твоего участка. Про тебя пытали. Пришлось зуб давать, что ты не при делах и на учёт тебя упросил не ставить. Слово дал! Усёк?

– Мне бы Риткиным ухажерам воздать должное, – умоляюще, попросил Пашка, поднимая голову. – По тихой. Никто не узнает. И потом, завяжу. Клянусь.

– За бабу надо биться. Одобряю. Но если только действительно есть чувство, а не показуха. Смотри третий подзатыльник в запасе. Нарвёшься, любая психушка с распростертыми объятиями примет. Да кстати, – опомнился Василий. – Мать как?

Павел поведал о случившемся.