Слабосильный брат мой, неразумный брат мой

Слабосильный брат мой, неразумный брат мой
Аркадий Пасман

Ум или сила? Отточенность движений или острота ума? Что важнее? И можно ли сравнивать, взвешивая на разных чашах весов то, что сравнивать невозможно? И может ли медаль иметь только одну сторону?

глава первая

Эми Элфос, младший стажер Стальной Когорты, вышел из высоких кованых ворот Гвардейских казарм и не спеша двинулся вверх по улице. До начала матча оставалось чуть меньше получаса, но он и не думал торопиться: во-первых, до стадиона было минут двадцать ходьбы, даже если будешь плестись как беременная черепаха, а во-вторых, восходящая звезда, левый полукрай «Смертоносных Ангелов», мог позволить себе прийти минута в минуту, чтобы заставить тренера пару раз вспотеть: а вдруг Эм «Торпеда» опоздает к началу, а то и вовсе не придет… Пусть попрыгает, старый боров!

Теплый апрельский день клонился к закату, и последние лучи весеннего солнца струились на затихающий город, а он дремал под ними, словно разнежившийся кот. Улицы были почти пустыми, лишь изредка навстречу попадались гулящие парочки да армейские патрули, почтительно козырявшие Элфосу. Он отвечал им небрежно, чуть вскидывая вверх правую руку, весь погруженный в мысли о предстоящем матче.

Серая громада Стадиона открылась за поворотом дороги внезапно, словно выскочив из-под земли, и Эми в который раз удивился его размерам. Стадион напоминал бетонное блюдо невероятной величины и, в то время когда игры проходили еще в присутствии болельщиков, мог свободно вместить добрых триста тысяч беснующихся, вопящих, размахивающих флагами фанатиков. Но, слава Богу, вот уже почти два десятка лет, после Сейского Побоища, доступ зрителей на трибуны был прекращен, так что они могли наблюдать за ходом матчей только по телевизору, собираясь кучками в клубах или молочных барах, и, для того чтобы разбить башку кому-нибудь из болельщиков другой команды, нужно было пойти на улицу, так что возникающие изредка стычки даже и близко не напоминали настоящие сражения, кипевшие раньше в цементных лабиринтах стадионов.

Миновав тройной полицейский кордон и кивнув нескольким знакомым, Эми Элфос шагнул в синеватый блеск лучевого барьера и оказался в раздевалке. Почти вся команда была уже одета, и теперь игроки отдыхали перед игрой, развалившись в огромных мягких креслах, напоминавших лежащих медведей.

– Ну, Эми, наконец-то! – бросился к вошедшему тренер «Ангелов» Тир Тифос, по прозвищу «Кабан». – Наконец-то! Одеваться, одеваться, через семь минут свисток!

Пробурчав в ответ что-то невнятное, Эми ловко скинул мундир и начал быстро облачаться в спортивные доспехи. Наколенники, налокотники, тройные щитки, бронепередник, защищающий пах, и бронежилет, оберегающий грудную клетку и живот, сверху кевларовый комбинезон, высокие шнурованные ботинки с шипами – сотни раз проделанная процедура одевания происходила как бы сама собой, автоматически, помимо сознания. Тифос, с невероятным для его мощной туши проворством, помогал Эми застегнуть многочисленные застежки и крючки, проверял плотность накладок, подтягивал шнуровку.

Внезапно в раздевалке раздался резкий троекратный зуммер, и над дверью на поле вспыхнула широкая желтая полоса.

– Так, ребята! Две минуты до начала! – внушительно произнес тренер, медленно оглядывая комнату. – Задача простая. Растопчите их! Растерзайте! Выпустите из них кишки! Сотрите в порошок! Ты, Эми, – маленькие свирепые глазки впились в Элфоса, – работаешь по краю, перемещаясь в центр. Бак и Сол тебя прикрывают. Обратить особое внимание на их правого защитника – отсекайте, не допускайте до Эми. Бак, это тебя касается, гляди в оба! Сол, страхуешь центр и полуцентр. Остальные на своих местах. Ну, с Богом! – торопливо закончил он, так как ровный желтый свет над дверью сменился красными вспышками.

Вновь прозвучал сигнал, дверь распахнулась, и «Смертоносные Ангелы» двинулись один за одним через небольшой коридорчик на поле Стадиона. Эми надел защитный шлем и перчатки, сделал несколько резких движений всем корпусом, сплюнул через левое плечо и неторопливой рысцой направился следом.

Стадион обрушился на него сиянием огней, громом музыки, гулом и свитом сотен тысяч людей. На самом деле трибуны, круто уходящие к небу и снизу доверху залепленные рекламными щитами, были пусты, а рев и гул издавали замаскированные там и тут динамики. Сделано это было по предложению психологов, утверждавших, что шум трибун создает специфическое ощущение матча, вносит в игру нужное напряжение и настрой. Так это или нет – Эми не знал, но во всяком случае у него этот гул, яркий цветной свет и какой-то особый запах трехцветного игрового поля вызывал прилив сил, сердце начинало биться часто и тревожно, а руки сами собой сжимались в кулаки. Вот и сейчас он весь напрягся, чуть наклонив голову и устремился к центральному сектору, где уже разминалась его команда, а чуть в стороне мелькали коричневые комбинезоны противника. Когда до синего квадрата оставалось метра три-четыре, Эми Элфос, сильно оттолкнувшись ногами, легко взметнул в воздух свое стокилограммовое тело и, сделав двойное сальто, приземлился в самом центре поля. Трибуны охнули и заревели – это невидимые операторы отреагировали на опасный трюк, но тут зазвучали фанфары, и над головами игроков беззвучно завис судейский геликоптер.

Эми опустил на лицо прозрачный щиток и чуть присел, напряженно вглядываясь в глянцево-синее брюхо винтокрылой машины. Все замерло, стали слышными комариное гудение множества прожекторов и легкий шелест широких лопастей, описывающих дрожащие круги, но в эту секунду в днище вертолета распахнулся небольшой люк, и оттуда выскользнул сверкающий никелем шар, молнией метнувшийся вниз. Тяжело стукнувшись о поле, он отлетел от упругого резилана и вновь взлетел в воздух почти на ту же высоту, а следом за ним взметнулись, изогнувшись напряженными, как струна, телами, словно дрессированные дельфины, двое гигантов-центровых, с головы до ног закованных в бронепластик. Игра началась…

Игра началась. Первые минуты проходили в неизбежной суматохе и мелких стычках по всему полю, но постепенно стартовая горячка улеглась, и тут стало заметно, что «Бешеные Бизоны» сегодня в ударе. Казалось, что коричневых на поле больше, они атаковали всей девяткой и в то же время успевали, когда надо, отойти в защиту, перекрывая «Ангелам» не только все пути к зачетному полю, но и даже не допуская их до своих полузон.

Эми метался по площадке, пытался прорваться и по левому, и по правому краю, и в центре; но каждый раз на его пути вставали два, а то и три игрока «Бизонов». Элфос шел напролом, сбивал с ног одного. второго, но даже его знаменитый таранный удар, за который его прозвали «Торпедой», не мог на этот раз прошибить плотную и вязкую оборону «Бешеных». Тем не менее, Эми с партнерами удалось трижды забросить стальной, со свинцовым сердечником шар за линию левой полузоны коричневых, но за это время противник сумел провести два чистых заноса в зачетное поле «Смертоносных Ангелов».

При счете 8:3 в пользу «Бизонов», за полторы минуты до конца тайма, Эми Элфос получил передачу в синей зоне и стремительно рванулся вперед. Защитники прозевали его рывок, остались где-то там, позади, метрах в двух, а это все равно что в ста километрах, в тысяче, в миллионе километров сзади, ведь по прямой догнать Эми-«Торпеду» могла только пуля…

Левый полукрайний «Ангелов» неудержимо приближался к цели. Он глядел только вперед, на мгновенье утратив бдительность, и не замечал, что справа, наперерез ему, несется гигант в коричневом комбинезоне «Бешеных», лучший правый защитник Лиги Оле Пинстренч – Оле-«Кувалда».

До красного прямоугольника зачетного поля оставалось всего несколько метров, когда пути Элфоса и Пинстренча пересеклись и Оле-«Кувалда», взвившись в воздух, с невероятной силой ударил двумя ногами в грудь неудержимого нападающего.

Слепящая боль пронзила Эми, его бросило в сторону, тело стало чужим и неловким, но из последних сил, теряя сознание, он выровнялся, несколько раз переступил подламывающимися ногами и рухнул лицом в красную синтетическую траву, тяжело уронив рядом с собой хищно блеснувшее металлическое яйцо.

глава вторая

Длинный плац, вымощенный шестиугольными чугунными плитками, слегка выпуклыми и отполированными тысячами кованых башмаков. Кажется, что это огромная черепаха втянула под панцирь лапы и голову и затаилась, испуганно ожидая чего-то.

На спине у чугунной черепахи двумя длинными шеренгами выстроилась вся Школа, все роты с первой по восьмую.

Вечерняя поверка.

Душно. Раскаленный за день чугун припекает сквозь подошвы, жаркий воздух волнами обдает разгоряченное лицо. Стоячий воротничок мундира застегнут строго по уставу, на все четыре пуговицы и два крючка, и впивается в истерзанную шею, как паук в трепещущую от ужаса птицу.

Вечерняя поверка.

Напряженные ноги дрожат, горячая струйка противно щекочет между лопаток, хочется пить, ужасно хочется почесаться, но нельзя пошевелиться, а от этого чесаться хочется еще нестерпимее. В глазах темнеет, их щиплет от капающего пота, и нельзя стереть пот со лба, нельзя закрыть измученные глаза.

Вечерняя поверка.

Перед застывшими, затаившими дыхание шеренгами неторопливо прохаживается капрал-наставник Байстренч по кличке «Вяленый Лошак», с силой вколачивая в звонкий плац подошвы высоких шнурованных ботинок. Его длинная худая физиономия с выпуклыми оловянными глазами спокойна и равнодушна. Он доходит до право-флангового, не спеша разворачивается и направляется обратно. Вся Школа, затаив дыхание, не моргая следит за ним.

Дойдя до середины шеренги, капрал-наставник останавливается и, широко расставив ноги, поворачивается к строю.

– Надежда Нации! – в знойной тишине внезапно раздается его высокий визгливый голос. – Вы, будущие защитники Свободы, опора прогресса и справедливости. На вас с материнской улыбкой глядит Родина и лично господин Президент!

– Но достойны ли вы этой великой чести? – после небольшой паузы продолжает он. – Нет и еще раз нет! Вы, скопище болванов,– разгильдяев, тупиц и онанистов! И кто-то из вас еще надеется со временем пролезть в священные ряды Гвардии, вы, лопоухие хлюпики с сопливыми рожами! Единственное, на что вы способны, – так это, в лучшем случае, кормить мух и пиявок в джунглях Коричневых болот, и я, со своей стороны, обещаю, что сделаю все, чтобы вы прямиком отправились туда после выпуска! Кадеты Сто восьмой Национальной Школы! «Белые Волки»! Белые крысы – вот вы кто! Вонючки паршивые!

– Ну, – грозно рявкнул капрал, подбоченившись и свирепо оглядывая замершие ряды, – так кому пришло в его вшивую башку подбросить господину генерал-инспектору свой паршивый рапорт? Кормят их, видите ли, плохо, только о жратве и думаете, стервецы; по морде им иной раз перепадает, скажите какие нежные! Сучьи козявки! Последний раз предупреждаю, сознавайтесь! Кто написал эту поганую бумажонку – выходи!

– Ах, так, – Байстренч криво ухмыляется. – Ну так я сам его назову… – Он поднимает свои, выкаченные рыбьи зенки и глядит сквозь всех, сквозь сомкнутые ряды кадетов, сквозь дрожащий от жары и человеческих испарений воздух прямо на меня. Я вжимаю голову в плечи, стараюсь стать меньше ростом, совсем маленьким, исчезнуть, провалиться, если это только возможно, сквозь скользкий чугун плаца, но ничего не помогает, и я тоже начинаю смотреть, смотреть на него не отрываясь, как загипнотизированный, а он смотрит на меня, чуть прищурив левый глаз, смотрит, как в прицел, вот он медленно раскрывает свой лягушачий рот, я вижу, как растягиваются и лопаются в нем нити слюны, рот раскрывается все шире и шире, распахивается, как крышка гроба, и оттуда раздается звериный рёв:

– Кадет шестой роты Элфос, три шага вперед!

Эми Элфос вздрогнул и открыл глаза. В раздевалке резко пахло лекарствами. Около кушетки, на которой он лежал, суетились тренер, врач команды со своим чемоданчиком и оба массажиста.

– Ну, Эми, очнулся наконец-то! – облегченно вздохнул Тир. По его жирному лицу обильно струился пот, но в маленьких глазках светились радость и облегчение.

– Что со мной? – вяло спросил Эми, все еще не понимая, где он.

– Ты только не волнуйся, – затараторил Кабан, успокаивающе похлопав своей, похожей на бревно, ручищей по плечу Элфоса. – Видишь, какое дело – ты к красной зоне прорвался, да, видать, отвлекся маленько, вот тебя Кувалда подловил и вырубил.

– Подонок! – встрепенулся Эми и сел на кушетке, но тут же схватился за грудь и забился в жесточайшем приступе кашля.

– Ты ляг, ложись. – попытался его остановить Док, но Эми отмахнулся и, с трудом отдышавшись, спросил:

– Кончился матч?

– Нет еще, минут пятнадцать осталось, – торопливо ответил Тифос и по-собачьи взглянул на Элфоса.

– Счет?

– 12:7

– Я пошел. – Эми решительно приподнялся, невольно скривившись от боли.

– Ты что, рехнулся совсем? – завопил Док. – Столько без сознания провалялся, еле откачали, и опять туда же!

– Ладно, не кипятись, – невольно усмехнулся Эми. – Не шуми, Эскулап. Мне на поле надо. Сам понимаешь – финал.

– А если тебя еще раз рубанут? – не успокаивался доктор. – Что тогда?

– Не рубанут. – зло прищурился Элфос – Я теперь умный, а?