Курортный роман. Приключившаяся фантасмагория

– Оставь на память. Не оскорбляй меня. Я не причинил тебе зла и боли настолько, чтобы отвергать само существование моих чувств к тебе!– имея в виду ситуацию в целом, Романов, в очередной раз, попал в точку, словно ведя с Алисой мысленный диалог.

Ланская растерялась и, отвернувшись мысленно посетовала: « Да как же ты вечно угадываешь?». Рассматривая букет, ее опять разобрала злость: « Предложение он сделал, видите ли! Ведь так даже на свидание не зовут!».

Взяв себя в руки, Алиса поняла, что и эта скомканная и робкая попытка далась Романову тяжело, ведь о ее никчемности он знал заранее, но до последнего, глупец, еще на что-то надеялся. Но она же все объяснила доступно и не один раз, им нельзя быть вместе. Мало того, что Ланская к нему ничего не испытывает, жизненные обстоятельства продиктовали ей необходимость избавиться от Романова, при чем для его же блага. Ну, вот почему этого он не может прочесть в ее мыслях? Почему продолжает желать невозможного, отравляя жизнь и себе и ей?

– Расскажешь, напоследок, зачем все это было? Зачем делала вид, что у нас что-то может быть?– тоже отвернувшись от Алисы, спросил тихо Романов, точно интересуясь который час.

Теперь в замешательстве оказалась Ланская. Ей захотелось все рассказать, объяснить, что не она виновата в его безответном чувстве, что на самом деле хочет спасти Алексея от неминуемой страшной участи, что сама оказалась в таких тисках, из которых не высвободиться, что так, как есть сейчас, действительно, лучше для них обоих. Но понимая, насколько превратно Алексей может понять ее признание, Алиса лишь прикусила нижнюю губу и, с предательски возникшей откуда-то теплотой, одарила его прощальным взглядом.

– Я считала, что мы не настолько разные. Прости, мне пора на работу,– повернувшись к Романову спиной на половине фразы, Ланская договорила уже на ходу…

Еще несколько дней Ланская замечала Романова, то возле своей работы, то возле дома, а после, к ее большому облегчению, он исчез.

Ровно через три недели, среди ночи, Алису разбудил звонок.

– Здравствуйте! Ланская Алиса Станиславовна?– спросил незнакомый женский голос.

– Да. Что вы хотели?– насторожившись от такого официального тона, Ланская вмиг вышла из полусонной дремы.

– Это ростовский военный госпиталь вас беспокоит. А кем вам Романов Алексей Николаевич приходится?– обходительно поинтересовались в трубке.

– Никем. А что-то случилось?– заподозрив очередную каверзу Алексея, Алиса приготовилась вывести его на чистую воду.

– Дело в том, что в личном деле он только ваш номер указал и матери, Романовой Марии Александровны, но ей мы уже сообщили…

– В каком еще деле? Что сообщили? Что за постановка опять?– теряя терпение, перебила Алиса и готова была в этот момент растерзать Романова.

– Девушка, я прошу вас, не волнуйтесь. Если есть под рукой успокоительное, вы сейчас его примите, а я подожду. И если кто-то из близких есть рядом, тоже неплохо было бы разбудить…– женский голос говорил с максимально примирительными интонациями.

– Да что случилось-то? Нормально можете объяснить?– не выдержав, всегда неуместных в таких случаях, просьб о спокойствии, Ланская, едва не перешла на крик.

– Дело в том, что скончался Романов около часа назад, не приходя в сознание. Его к нам позавчера доставили…

– Что за бред? Передайте Романову, что он мальчишка сопливый, а не мужик, если такими вещами шутит!– все-таки вспылив, закричала Алиса.

– Странная какая-то,– сказала девушка из госпиталя, и положила трубку.

Алиса тут же скопировала номер входящего вызова и ввела в поисковую строку, через секунду на ее смартфоне открылись вкладки с информацией о ростовском военном клиническом госпитале. Отбросив на подушку телефон, Ланская уперлась локтями в колени, а ладонями в виски и, просидев неподвижно около минуты, пошла на кухню, варить кофе. Этой ночью она больше не сомкнула глаз.

Стоя у плиты и, держав, подаренную Алексеем, глиняную турку, взамен им же разбитой, Ланская невольно погрузилась в мрачные размышления.

« Ну и что ж ты доказал, дурачок? Что еще одним человеком стало меньше? Лучше бы ты с крыши здесь захотел сигануть, а я бы тебя отговорила », – обращаясь мысленно к Алексею, она тихо всплакнула. Но Алиса знала, что никого бы она отговаривать не стала, и хорошо, что все это случилось не здесь.

« Интересно, а почему военный госпиталь и что вообще случилось? Хотя какая теперь разница, нету больше тебя в моей жизни, и прости, что никогда не было… Эх ты, герой, говорил, что я никогда не узнаю, когда тебя не станет, а сам вот номер мой оставил»,– глядя на турку и обращаясь к ней, она не выдержала, и впервые за много лет, заревела навзрыд.

Света как назло была еще на каникулах у родителей, а Алиса все никак не могла успокоиться. Звонить своей матери было поздно, вернее слишком раны, часы на кухне показывали половину третьего. Ланская всей душой сожалела о гибели Романова, но это трагичное известие было не главной причиной такого несвойственного Алисе эмоционального всплеска.

Алиса еще до последней встречи с Романовым почувствовала, что петля вокруг ее шеи затягивается. Ее шеф Малышинский, этот беспринципный боров, все прозрачнее намекал на то, что Алисе совсем скоро придется лечь под одного высокопоставленного чиновника, а появление Романова произошло в самый неподходящий момент. Ланская трезво оценивала мизерные шансы на условно-благоприятный для нее исход, но вместе с Алексеем они были равны нолю. Вчера Виктор Григорьевич прямым текстом приказал ей лечь в постель с неким Аркадием Веленовичем, угрожая ее устранением в случае отказа. Она понимала, пока это лишь угрозы, но в любой момент ее могут схватить и увезти в неизвестном направлении, где после определенного рода манипуляций Ланская будет согласна на все. Алиса знала и то, что Малышинский готовит что-то важное и не остановиться ни перед чем для достижения своей цели.

Ланская все еще плача отправилась в душ. Малодушно помышляя о самоубийстве, она долго разглядывала лезвия на бритве, но найдя в себе силы, положила бритву и открыла воду. Из-за стресса у нее все не получалась согреться и она улеглась в ванну, добавив в несколько «бомбочек» с пеной. Включив на телефоне «времена года» Вивальди, Ланская и из уважения к памяти Алексея, но больше из уважения к самой себе, решила хорошенько все продумать и дать Малышинскому бой, перейдя для начала на осадное положение.

Проведя после принятия ванны ревизию в собственном холодильнике, Ланская удостоверилась, что запасов при рациональном использовании хватит на пару месяцев. И сообщив матери, что собирается в трехнедельный поход в горы Кавказа, пообещала ей периодически сообщать о своем местоположении. После отключив все мобильники, кроме одного, о котором Малышинский точно не знал, Ланская стала готовить на него компромат, не показывая даже носа на улицу. Но через пару дней к Алисе постучалась хозяйка квартиры и попросила в течение трех дней съехать. Потому что весьма солидные и серьезные люди намекнули хозяйке, что они отключат в квартире электричество, газ, и все что можно отрезать отрежут (имея в виду квартиру), а еще подадут жалобу в налоговую о незаконной сдаче жилья.

Ланская, конечно знала, она занялась ребячеством – все, что она успела нарыть против Малышинского из доказуемого: это ничем неподтвержденные факты сводничества и несколько незафиксированных угроз, туманных и расплывчатых, в адрес разных физических лиц, без указаний фамилий и занимаемых должностей. Поддавшись сиюминутному порыву, Алиса только насторожила и обозлила своего босса, на которого идти с открытым забралом было сущим безумием.

План отступления из своего жилища был тоже теперь сопряжен с определенного рода риском, исходя из того, что за окнами уже второй день дежурили «штурмовские» пикапы, то и наличие поста бойцов в подъезде тоже нельзя было исключить. Для бегства у нее был один единственный шанс – вызвонить через «112» из другой области спасателей или представителей спецслужб, чтобы они помогли Ланской исчезнуть из Челябинска. Но понимая насколько, это дело шито белыми нитками, Алиса приберегала этот вариант, как самый крайний и безысходный. Она еще пыталась посоветоваться со своим «любимым человечком» из Ростова, но тот лишь только узнал о ее положении, просто перестал выходить на связь– с «любимым человечком» было покончено.

Спасение явилось неожиданно, и назвать его таковым, у Алисы не повернулся бы язык, скорее это было возмездие небесное за ее самонадеянность и излишнюю циничность…

Ранним утром пятого дня ее осады, в квартире Ланской раздалось пиликанье домофона. Естественно, Алиса не имела желания общаться с кем бы то ни было, и просто забыла его отключить, но человек за дверью был настойчив. Ланской, даже показалась, что так беспардонно может вести себя только один человек, но он был к тому времени мертв. Перед тем как выключить трубку, Алиса все-таки ответила и, сама не понимая зачем, впустила какую-то женщину с мягким южным говором.

Через минуту на ее пороге стояла черноволосая дама, одетая во все черное, но не без определенного вкуса и шарма, траур в ней угадывался далеко не сразу. Женщина в черном, на вид лет пятидесяти с лишним, держала в руках большую корзинку, простеленную внутри одеялом, в которой лежал изможденный дорОгой, крупный щенок хаски с небесно-синими глазами и умной мордочкой.

– Я пройду?– сказала женщина и, не дождавшись разрешения, вошла к Алисе в прихожую.

Пока женщина долгим и тяжелым взглядом с головы до ног изучала Ланскую, Алиса тоже не преминула разглядеть внимательно свою гостью. С первого взгляда найдя сходство с Романовым, она поняла, что перед ней стоит его мать.

– Так вот ты какая, деточка! И что ж он в тебе такого нашел? И получше у него девчата были и любили крепче,– задумчиво рассуждала мать Романова, продолжая свой пристрастный осмотр.

– Знаете что, если вы сюда нотации мне приехали читать, то убирайтесь отсюда! Мне тут без вас проблем хватает,– уничижительным тоном сказала Ланская и указала на дверь.

– Ты не шуми, лапочка. Я сама решу, когда мне и куда нужно. А пока вот напои «Умку» своего, он теперь твой, и это последняя воля Лешеньки моего,– взгляд женщины затуманился, но она сумела сдержать себя в руках, поставив корзинку, вынула щенка и протянула Алисе.

– Некого я не возьму. Меня самой может завтра не станет, а вы тут с последними наказами,– удивившись сама своему истеричному тону, Ланская широко открыла глаза и сцепила на груди руки, открещиваясь от подарка.

– Не возьмешь – прокляну!– тихо ответила женщина, а Алиса увидела в ее взгляде ту пугающую силу, которую замечала у Романова, но в глазах этой женщины ее внутренняя мощь проникала, кажется, в каждую частицу существа Ланской.

Через пятнадцать минут они уже сидели на кухне и пили чай, а в ногах крутился, уже напоенный, непоседливый белоснежный щенок с редкими серо-рыжими подпалинами. Алиса все пыталась рассмотреть в глазах Марии Александровны ненависть к ней или хотя бы пренебрежение, но в них, кроме несгибаемой воли и чего-то заботливо-доброго нельзя было прочесть больше ничего.

– Да не смотри ты так! Знаю я, на своей шкуре испытала, что значит насильно милой быть. У меня первый муж был «вор в законе», то есть и не муж вовсе, в советское время им семью запрещено было иметь. Так вот он мне несколько лет проходу не давал и никому ко мне приблизиться не позволял. Через пять лет добился своего – стала жить с ним. В роде мужчина был, любая б позавидовала, красавец писанный, сажень в плечах. Каждый день духи французские, цветы, дефицит любой, никогда грубого слова не сказал, эрудированный и начитанный был, несмотря на 20 лет в своих «университетах». А я не хотела с ним быть, пыталась сбежать несколько раз – везде находил и в Москве, и в селах глухих. Дочку ему родила, а в восьмидесятом они эшелон с золотом с приисков угнали и его организатором признали, в восемьдесят втором его расстреляли…– Мария Александровна перевела взгляд с Алисы на требующего внимания «Умку» и грустно ему улыбнулась, теребя за холку.

– Все равно вы должны меня ненавидеть, получается же, из-за меня Алексея не стало,– собравшись с духом, выпалила Ланская.

– Из-за упрямства своего он погиб, девочка. Не мог он просто с крыши спрыгнуть или под поезд, а смерть искал или она его…

И нет твоей вины в том, что не рассмотрела ты его настоящего. Жизнь – она своим замыслом живет, нам смертным недоступным,– глядя на прозрачную вазу с засохшим, но не сбросившим ни одного лепестка, букетом с розами и лилиями, с тенью печали философствовала мать Алексея.

– Вы меня простите. Мне когда сообщили, я от волнения не поверила сначала и не узнала даже как он погиб. Как Алексей в Ростове оказался?– спросила Алиса стыдливо глядя в сторону.

– В Донецке Лешенька подорвался на фугасе, в первом же бою. Его по частям в Ростов привезли, там и умер,– ответила Мария Александровна, и нижние веки ее заполнила влага.

Ланской захотелось кинуться в объятья этой несгибаемой под гнетом страшных обстоятельств женщины, но Алиса осознала, что та нуждается в ее сочувствии также, как статуи древних языческих богинь в человеческих подношениях, и осталась неподвижна. Мария Александровна, повернувшись спиной к Алисе пару минут, что-то изучала за окном.

– Собирайся, Алиса! Со мной поедешь. Алексей сказал перед поездкой на Донбасс, что у тебя тут какие-то серьезные сложности. Он для этого и щенка купил, чтобы я обязательно сюда приехала и тебе его передала, если Лешенька погибнет. Я же было подумала, что он как всегда преувеличивает.

Но тут смотрю, архаровцев по твою душу собралось больше, чем воронья на кладбище. Не бойся ничего – кишка у них тонка, в моем присутствии с тобой что-то сделать. Так что собирайся поживей, и бери самое необходимое, а остальное в пути докупим, – ровно голосом, с совершенно теперь сухими глазами сказала Мария Александровна.

Очень желая верить словам Романовой, Алиса беспрекословно подчинилась, хотя делала она это исключительного из-за совпадения ее личных интересов с представившейся возможностью оказаться подальше от Малышинского. Но по сути, что бы там не говорила Мария Александровна, Ланская оказалась между молотом и наковальней. Чувствуя за собой вину в гибели Алексея, хотя и очень подспудно, Алиса решила при любом удобном случае покинуть компанию Романовой, – самобичевание меньше всего способствовало ее душевному равновесию, которое ей как никогда было необходимо. Но обстоятельства внесли свои коррективы, и Алисе пришлось с ними согласиться.