В полудреме Тимофей видел, как Волхв простер над ним свои руки.
– Спи, мальчик мой, спи. Сейчас тебе некуда торопиться.
– Откуда взялся кабан? – еле-еле шевеля губами прошептал Тимофей.
– Ты разве не узнал его?
Глаза у Тимофея еще никак не могли адаптироваться и прийти в норму, всё выглядело расплывчатым и зыбким, поэтому Тимофей признал Волхва скорее интуитивно, чем логически.
– Кабан Святослава?
– Можно и так сказать, – усмехнулся Волхв.
– Но как? Я же видел, как Налёт растерзал его!
– Кабан, конечно же, мёртв. Но смерть – это всего лишь освобождение души. Даже у кабана есть своя душа.
Тимофей и раньше не сомневался в том, что у любого живого организма есть душа, но одно дело верить, а другое – точно знать. Волхв истолковал молчание Тимофея по-своему.
– У каждой души есть свои цели. Душа кабана решила присмотреть за своим сыном.
– А где его мать? – тут же спросил Тимофей, как только в речи Волхва появилась пауза.
– Мать кого? Кабана-духа или кабанёнка? – не сразу понял Волхв, слишком сильно погруженный в свой рассказ, из которого его так бесцеремонно вырвал вопрос Тимофея.
– Мать Горыни. – Тимофей подумал, что Волхву неоткуда было узнать об имени питомца, и решил добавить: – Кабанёнка.
– Она не вмешивается в земные дела. Она не так привязана к земле, как кабан.
– Бедняга, – прошептал Тимофей.
– Кто бедняга? – опять не понял Волхв.
– Кабан. Он теперь привязан к земле навсегда… – Тимофей, который ещё помнил тот ужас, который вызвал у него разъяренный кабан, неожиданно легко пожалел его.
Узнав столько нового о жизни и душе, Тимофей теперь по-новому смотрел на смерть.
– Можно было бы с тобой согласиться, но есть одно но – кабан привязан к земле через своего сына.
Тимофей с трудом разглядел, что Волхв улыбается и спросил:
– Пока жив его сын, душа кабана будет жить на этой земле?
– На земле душа не живёт – она существует, – пояснил Волхв.
– Как это? Она же везде летает, следит за живыми, даже вмешивается в обычную жизнь!
– Ты все правильно говоришь, но жизнь – это движение вперёд, развитие. Оставаясь на земле, душа не развивается, а топчется на месте. Тебе пока что это трудно понять. Возможно, поймешь со временем. – Волхв замолчал, изучающе глядя на Тимофея.
Эти слова, ставшие для Тимофея откровением, открыли ему глаза. Конечно, он знал почти все сказки и легенды, известные племени; безусловно, ему рассказывали, кого и что ждёт после смерти, но никто ему ещё не говорил об этом предмете с таким знанием дела. В словах Волхва чувствовалась сила и правда. Ему нельзя было не верить.
– А как же новый Бог? – Мысли Тимофея стали обретать привычную ясность.
– Ты говоришь про Единого Бога? – Волхв спросил скорее для порядка, так как не понять вопроса было невозможно. Особенно в свете недавних событий.
Племени Болотных Мхов, благодаря своей отдалённости, сильно повезло. Как сообщали путники, случайно забредавшие в деревню, да торговцы, повсюду, по всей стране громили идолов, не жалели ни священных деревьев, ни священные рощи. Всё подчинялось Единому Богу. Старые верования уходили, а новые, с топором, огнем и кровью завоевывали привычный мир.
Отдаленность деревни, до которой и лихие люди то редко добирались, спасала её от преследований. Однако один священник – отец Клемент, всё же, дошёл до этих мест и построил, не без помощи местных жителей, высокую деревянную церковь и даже сумел организовать доставку церковного колокола, с огромным трудом водруженного на колокольню.
Отец Клемент не был сторонником агрессивных мер. Он старался переманить людей в свою веру с помощью ласки, уважения, трудолюбия. Он никогда не чурался никакой работы: с радостью помогал селянам, сам работал в поле, ухаживал за скотом, он сам содержал две коровы и небольшой курятник.
Но работников в деревне хватало, а трудолюбие, хоть и ценилось, не могло считаться большим плюсом, учитывая, что лентяи в племени надолго не задерживались. Они или умирали от голода, не умея себя обеспечить, либо, что чаще, уходили в большие города, где у них появлялись б?льшие шансы к чему-нибудь или кому-нибудь пристроиться, вырвав себе на пропитание кусок хлеба.
Священник сумел завоевать себе почти безграничное уважение и доверие после того, как показал себя искусным целителем. Он спас от неминуемой смерти уже более десятка человек, а ведь это десяток (а то и боле) е, семей, а люди племени Болотных Мхов умели быть благодарными и никогда не забывали сделанного добра.
Никакой силой, никакой угрозой, никаким подхалимажем нельзя было приобрести такого уважения, какое приобрёл священник. Таким образом, отца Клемента стали считать своим. Люди теперь заходили к нему не только за помощью и за советом, но и попить свежей браги, поговорить о жизни. Отец Клемент умел хорошо слушать и замечательно говорить.
Уже все жители деревни стали прихожанами церкви. Люди ещё не забыли старых богов, но доверие отцу Клементу, порождало и веру в Единого Бога.
– На самом деле никакого противоречия нет, Единый Бог объединяет в себе всех богов, вот и всё. Это сильно упрощает веру. Не надо приносить подношения каждому богу, не надо делать идолов и совершать множество обрядов, – отвечал Волхв.
– У нас пока что Единый Бог стал лишь ещё одним богом, одним из многих. Старейшины ещё даже толком не решили, куда его поставить, – рассказал Тимофей.
– Поставить образ Единого Бога не трудно, достаточно поставить его выше всех. Остальные боги лишь частички Единого Бога, поэтому они теперь становятся не сами по себе, а, в какой-то степени зависимыми от Единого.
Все объяснения для Тимофея звучали весьма запутанно:
– Я плохо понимаю тебя.
– Не беда. Оно тебе и не нужно. У тебя сейчас и так будет много проблем. Я совсем заговорил тебя, а рановато – тебе ещё выздоравливать и выздоравливать… Главное, не переживай. Живи как жил, действуй по совести, и всё будет как надо. Может быть. мы еще встретимся.
– Надеюсь, – еле-еле прошептал Тимофей. Голос Волхва звучал усыпляюще, так что мальчик уже не мог сопротивляться надвигающемуся сну. Веки стали слишком тяжёлыми, чтобы держать глаза открытыми. Тёплый, спокойный, лечебный сон мягко забрал Тимофея в свои объятия.
11
Тимофей очнулся от резкого холода, сжимавшего его бедную голову. Холод был таким сильным и неприятным, что мальчик потянулся к голове здоровой рукой.
– Подожди, потерпи немного. Сейчас жар спадёт, тебе станет полегче.
«Отец Клемент?» – узнал Тимофей приятный голос. Тёплая рука поймала здоровую руку мальчика и положила её на кровать.
– По-моему, ты уже почти в порядке, можешь попробовать открыть глаза.
Тимофей не сразу решился открыть глаза – он всё ещё помнил, какими тяжелыми были веки совсем недавно. Но отец Клемент снова повторил свою просьбу, а затем что-то приложил к губам Тимофея.
Пахучая, теплая, горьковатая, немного вязкая жидкость медленно потекла мальчику в горло. Сначала она казалась сладкой и приятной, но как только Тимофей сделал один глоток, сладость переросла в горечь, а теплота в жгучесть.
Тимофей закашлялся. Чья-то рука поддержала его под спину, помогая приподняться и откашляться. Усилием воли, с трудом сдерживая рвотные порывы, Тимофей заставил свой организм проглотить всё без остатка. После такой экзекуции мальчик наконец-то решился открыть глаза.