Колокольный мертвец

Над ним склонилось внимательное лицо отца Клемента.

– Молодец. Ложись обратно. – Священник мягко, но настойчиво уложил Тимофея обратно в постель. – Я уж и не знал, что делать, ты выглядел так, будто тебя уже нет.

– Как это нет? – удивился Тимофей, тревожно обводя помещение рассеянным взглядом.

– Ну, вроде как ты здесь, а с другой стороны, тебя здесь нет. – Священник задумался. – Трудно объяснить. Да ты не бери в голову. Тебе выздоравливать надо, а не глупостями голову забивать.

Тимофей, который чувствовал себя неважно, но ещё не понимал из-за чего именно, продолжал осматриваться. Просторная комната, длинный широкий стол посередине, окруженный скамейками, кровать в дальнем углу, на которой он и лежал, печка неподалеку – всё, как и полагалось. Ничего особенного или необычного.

– Это ваш дом?

– Да. Тебя принесли вчера вечером. Сильно тебя потрепали.

– Собаки. Это собаки. – Воспоминания сразу привели Тимофея в чувство. – Где Горыня?

– Горыня? – переспросил отец Клемент.

– Поросёнок, – уточнил Тимофей.

– А, ты о нём… – Священник встал, подошел к двери и открыл её. – С ним всё в порядке.

С весёлым хрюкающим повизгиванием поросёнок ворвался внутрь, пролетел мимо священника, подбежал к кровати и попробовал на нее залезть, но кровать для него была высоковата. Он прыгал на задних ногах, опираясь передними о свешивающееся одеяло, но даже так он никак не мог дотянуться до Тимофея.

– Ух, как он к тебе рвётся! – удивился священник. – А ведь он никого не хотел к тебе подпускать, охраняя и бросаясь на любого подходящего, лишь после довольно долгой борьбы я сумел его скрутить и отнести к себе в дом. Тебя тоже отнесли ко мне, мужики постарались.

– А почему не домой? – Тимофей повернулся набок и свесил руку, стараясь дотянуться до поросёнка.

– Твоего отца не сразу нашли, а когда разыскали, ты уже лежал здесь. Мне показалось, что переносить тебя еще раз было бы опасно.

– Спасибо.

– Не стоит меня благодарить, сын мой. – Казалось, что только сейчас священник вспомнил о своей должности. – Делать добро надо ради самого добра, а не ради благодарности. Делай добро, и оно к тебе вернётся.

Тимофей наконец-то дотянулся до прыгающего поросенка, погладив того по пятачку.

– На вас посмотреть, так сердце разрывается, – не удержался отец Клемент и поднял поросёнка, поставив рядом с Тимофеем прямо на кровать.

Поросёнок сразу же начал ласкаться и тыкаться пятачком Тимофею прямо в лицо.

– Ну ладно тебе, ладно, – Тимофей попробовал защититься от такого напора, немного отодвинув поросёнка привычным движением рук, но левая рука почти не повиновалась.

Только сейчас Тимофей заметил, что рука тщательно перевязана.

– Я вообще-то не очень люблю животных в доме, особенно совершенно недомашних, но твой кабанчик меня заинтересовал. Я в свое время, когда был помоложе, много попутешествовал, многое повидал, но дикого поросёнка, так прилепившегося к деревенскому ребенку, встречаю впервые. К тому же он очень умный. – Священник говорил, что-то вспоминая, поэтому не сразу заметил, с каким ужасом Тимофей смотрит на свою руку. – Спокойно, мальчик мой, с твоей рукой всё нормально, могло быть намного хуже. Псина чуть не откусила её полностью. Когда я тебя увидел, то подумал, что конец руке, да если честно, и тебе тоже – слишком много потеряно крови, да и выглядел ты ужасно. Но ничего – как видишь, обошлось.

Тимофей знал, как много людей оставались калеками на всю жизнь и с меньшими повреждениями, ему очень не хотелось становиться таким же. И так родители считали его чуть ли не обузой, не хватало только покалечиться.

– Не знаю, насколько хорошо будет работать твоя рука. – Отец Клемент подошел и спустил поросёнка на пол, чтобы тот в радостном порыве не повредил только-только начавшую заживать рану. – Можешь пальцами пошевелить?

Тимофей очень старался, но пальцы лишь еле-еле шевельнулись.

– Ничего, не будем торопиться. Вот срастутся кости, тогда и посмотрим. Кстати, твой поросёнок очень плохо ел эти дни. Может, сам его покормишь? – Отец Клемент попытался отвлечь Тимофея от мрачных мыслей, и у него получилось.

– Да, да! Обязательно! Я только и думаю, что о себе, – вскричал Тимофей, вскакивая с кровати.

Резвый подъем отозвался в повреждённой руке сильной болью, скрутив сидящего Тимофея.

– Не надо резких движений. Левой рукой вообще старайся ничего не делать ближайший месяц. Сместишь кости, и они срастутся неровно, потом не исправишь.

Боль отпустила, и Тимофей наконец-то смог подняться на ноги. Голова сначала немного закружилась, а тело покачнулось, но затем организм вспомнил былую уверенность движений, и координация включилась в работу выравнивая тело. Священник поддержал Тимофея под руку. Мальчик чувствовал, что и сам вполне может справиться со своим телом, но отказываться от вежливой помощи посчитал нетактичным. Так он и добрался до скамьи, стоящей у стола, присел на край и положил руку на стол.

Отец Клемент тут же поставил перед ним небольшую деревянную плошку и налил в нее утреннего молока.

– Из моих рук он ни есть, ни пить не хочет. Вот, смотри. – Священник поставил плошку на пол и попробовал позвать поросёнка. Горыня крутился возле Тимофеевых ног, но к плошке не шёл. – Видишь?

– Горыня, ешь. Ешь спокойно. – Тимофей помахал здоровой рукой в сторону плошки. Горыня сразу же подбежал и принялся жадно поглощать угощение. – Это плохо. Если со мной что-нибудь случится, так Горыня и с голоду помрёт?!

– А ты постарайся сделать так, чтобы ни с тобой, ни с ним ничего не случилось. – Священник, улыбаясь, смотрел на мальчика и его питомца.

– Так никогда не знаешь, что может произойти.

– Бог всё видит и всё понимает. Когда придёт время, он призовёт тебя. Может быть, и кабанчика твоего тоже, но то, что случилось, должно стать для тебя уроком. У тебя ещё вся жизнь впереди. Бог дарует тебе жизнь. Не пренебрегай своей жизнью и жизнью своих друзей никогда, следуй божьим указаниям, и всё будет как надо.

– А почему «может быть» и Горыню? – недопонял Тимофей.

– Потому что я сам не знаю, есть ли душа у животных или нет.

– Конечно же есть! – уверенно сказал Тимофей, вспоминая увиденную душу огромного кабана.

– Ты говоришь так уверенно, как будто точно знаешь. – Священник рассмеялся. – В детстве я тоже был таким. Но теперь… – Отец Клемент снова задумался. – Я стал другим. С одной стороны, я стал во многом сомневаться, а с другой стороны, приобрел безграничную веру в Бога. Вот такие вот чудеса, сын мой.

Тимофей не решился рассказывать священнику о том, что он сам видел души. Скорее всего, отец Клемент воспримет такой рассказ как бред или вообще подумает, что Тимофей сошел с ума.

«Но может быть, так и должно быть?» – размышлял Тимофей. – «Каждый до всего должен доходить сам, не пользуясь подсказками со стороны».

События, произошедшие с Тимофеем, заставили повзрослеть мальчика намного раньше, чем его одногодков.

С самого детства грустные глубокие глаза Тимофея заметно выделяли его среди детей. Многие старшие прочили ему стезю мудреца. Но молчаливость и жизнь в самом себе, поменяло представление взрослых о Тимофее.

Человек не от мира сего не мог претендовать на что-то значительное, разве что на роль изгоя. Но племя заботилось обо всех своих представителях, так что изгнание Тимофею не грозило, однако и уважение снискать было весьма трудно.

К мальчику относились скорее с опаской, чем с пониманием или презрением. Даже молодежь его не задирала, хотя, многие молодые остряки славились своими языками и дурашливым поведением.

– О чём задумался? – Отец Клемент положил руку на плечо Тимофея. – Можешь остаться у меня ещё на одну ночь. И мне будет удобно за тобой присматривать, да и тебе здесь будет удобнее, чем в хлеву.

– Нет, нет, что вы! – Тимофею не терпелось вернуться домой. – А откуда вы узнали, что я перебрался в хлев?

– Я внимательно слежу за происходящим в моём приходе. – Увидев, что у Тимофея брови поползли наверх, отец Клемент сразу успокоил его. – Но ничего плохого не думай, я не соглядатай какой-то. Я слежу только за тем, чтобы людям в моём приходе хорошо жилось, чтобы не было ссор, вражды. Если я не буду знать что из-за чего произошло, то что же получится?