В человеческом обличье

– Мне плевать.

– Но ведь вы договорились…

– Планы изменились. Через полчаса я буду пьяным в стельку и тебе оставаться здесь небезопасно. Собирайся.

– Но… мне, правда, некуда пойти. Тетя меня не примет, а на улице я…

– Это все не мои проблемы, мать твою. Проваливай к чертям отсюда! – Дэйв налил еще полстакана водки и выпил, не сводя глаз с Фернанды. Он видел, что для возражений ей приходится наступать на горло своему страху, и вновь сравнил ее с собой, пытающимся вытянуть хоть слово из Адама. Затем он включил вытяжку и закурил. – Я отворачиваюсь, а повернусь, когда докурю. К этому времени ты уже должна быть одета и собирать свою сумку.

Дэйв понимал, что поступает низко и жестоко, но жаль ему не было. Сейчас ему хотелось просто остаться одному и напиться до беспамятства. И тут же до него дошло, что план этот может расстроиться, выгони он Фернанду. Скорее всего, той придется все-таки идти именно к тете, раз больше некуда, и тогда даже предупредительное отключение телефона не спасет его от очередного скандала. Несомненно, Бабища способна прибежать сюда и среди ночи, да еще и с полицией. Приходилось либо идти на этот риск, либо все же провести ночь под одной крышей с девушкой. Дэйв не солгал, говоря, что опасается за свое пьяное поведение, учитывая специфику недавних событий, но была еще и другая причина: ему было просто противно оставаться с Фернандой наедине. И задумавшись вдруг над причиной этого отвращения, он понял, что оно перешло к нему прямиком от Бабищи. Дэйв стал омерзителен сам себе еще сильнее прежнего, но ничего тут поделать уже было нельзя. Так и работала подлая природа подлого человека: цеплять к себе все самое низменное и распространять среди таких же низменных ничтожеств.

– Ты оделась?

– Да, – прошептала Фернанда.

Дэйв повернулся и когда увидел ее, убирающей постельное белье, ему показалось, что она готова вот-вот расплакаться. Странное дело, слезы той же Лори или девушек, с которыми у Дэйва были романтические отношения, его всегда бесили, а слезы Фернанды, казалось, могли даже порадовать.

– Ты боишься меня? – спросил Дэйв, этим вопросом ответив на свое предыдущее рассуждение.

– Да, – ответила Фернанда.

– Омерзительное чувство, правда? – усмехнулся Дэйв, потушил сигарету в пепельнице и ответил сам себе: – Правда. А чего ты боишься больше: меня или ночи на улице?

– Тебя.

– И все же готова остаться здесь?

– Готова.

– Почему?

Фернанда посмотрела ему прямо в лицо, хоть взгляд этот едва ли можно было назвать твердым или решительным. С ответом она так и не нашлась.

– Неужели она действительно зажала тебе денег на отель.

– Сказала, что у нее их нет.

– Вообще?

Девушка пожала плечами.

– Я и сама не припомню, чтобы тетя когда-то нуждалась в деньгах.

– Готов поспорить, что твоя тетя тебя скоро чем-нибудь удивит, – усмехнулся Дэйв. – Выпить хочешь?

– Н-нет.

Он зашел на минуту в спальню и вернулся с ключом от межкомнатной двери.

– Это ключ от спальни. Запри за мной дверь, а утром, как будешь уходить, отопри.

Он бросил девушке ключ, взял с собой стакан, бутылку и немного еды на тарелке.

– Вы меня не убьете?

– Надеюсь, через десять минут я уже забуду о твоем существовании. Как и обо всем прочем. Пицца вон… уже засохла, но если разогреть, то будет нормальной. Ешь, если голодная. Виски, водка к твоим услугам, – он указал на две полных бутылки. – Если со мной стесняешься, можешь сама выпить. От страха помогает отлично, по себе знаю.

– Нет, спасибо, – промямлила Фернанда.

Уже в дверях спальни, Дэйв обернулся. Готовность провести ночь с запертым в клетке чудовищем – а Дэйв не сомневался, что он для нее чудовище, – должно было вызывать хоть отдаленное чувство уважения, но этого не было. Ее молчаливый ответ на его вопрос подсказывал, что Фернанда давно и окончательно похоронила себя, пустила все на самотек и живет по изувеченному принципу «не делай ничего, и будь что будет».

– Ты откуда? – спросил он.

– Из Арстада.

– А тут чего забыла?

– Мне пообещали работу на химфабрике, но в итоге не взяли. Завтра поеду обратно.

– Почему не взяли?

– Не знаю.

В этих двух словах Дэйв услышал такую знакомую обиду на судьбу, и с отвращением подумал, неужели же и он со стороны выглядит так же неуверенно, серо, забито, как эта бедная овечка? Он смотрел на нее и понимал, что она не в силах ничего противопоставить обстоятельствам, и всю жизнь будет дрожать от малейшего ветерка, и всю жизнь так и будет отвечать «не знаю» на каждый пинок судьбы. Как же легко видеть это в других людях, как легко презирать за это других людей. И как же сложно жить таким человеком изо дня в день, и понимать, что всякая борьба бесполезна, просто потому, что и нет в жизни никакой борьбы, а есть только ее видимость. Да, не только Бабища была причиной его неприязни к Фернанде, и даже не ее болезнь, а самый простой эффект зеркала.

– Спокойной ночи, – сказал Дэйв и закрыл дверь.

– Спокойной, – услышал он в ответ, а через минуту щелкнул замок.

Дэйв открыл окно и впустил в спальню свежий воздух. Снял джинсы, обувь и носки, и решил не расстилать постель, поскольку не счел важным зайти в душ. Все равно, если все пойдет как оно и должно было пойти, то и душ, и вообще вопросы гигиены начнут тревожить его вновь не ранее, чем через неделю. Еще полстакана, и еще сигарета. Немного поесть, пока совсем не пропал аппетит. И еще полстакана.

V

Проснулся, а точнее пришел в себя, Дэйв, конечно же, от невыносимой жажды. А стоило только пошевелиться, как голову пронзила тупая боль – словно молотом огрели. Через пять секунд сумбурных попыток вспомнить кто он, где, и что делает, ему удалось восстановить картину вчерашнего вечера. Волна облегчения сразу успокоила нервы, ведь проснуться на условно своей кровати, в условно своей квартире и знать, что ты вчера ничего не натворил – для алкоголика это успех, который он никогда не позволит себе поставить под сомнение.

– Фернанда, – простонал Дэйв, надеясь, что его гостья еще не ушла и выручит его стаканом воды и парой таблеток обезболивающих.

Но в гостиной было тихо. Превозмогая боль и отмечая, что он еще несколько пьян, Дэйв встал и подошел к двери. Она была открыта, а значит, Фернанда уже ушла. Тут у него мелькнула страшная мысль, что он рано радовался отсутствию ночных приключений и представил, как сейчас увидит на диване в гостиной изнасилованное и изуродованное тело несчастной девушки. Видение было настолько жутким, что Дэйв даже повременил несколько секунд у двери, а когда открыл ее и увидел убранный и сложенный диван, то выдохнул с облегчением. Первым делом он напился воды и нашел в своих старых запасах упаковку аспирина, что окончательно приподняло ему настроение. А уж ожидающие его внимания бутылки виски и водки на столе и вовсе были готовы украсить это утро всеми цветами радуги. Дэйв также заметил, что квартира, хоть на скорую руку, но все же убрана, вымыта посуда, а под крышкой его ждала половина еще немного теплой пиццы. Он хотел было проверить насколько сух диван, но тут же плюнул на это и забыл. Не став дожидаться пока утихнет головная боль, Дэйв открыл вторую бутылку «Джека» и сделал три глотка. Съел через силу кусок пиццы, чтобы не обидеть заботливую Фернанду, закурил, и, таким образом, «влился» в этот день раньше, чем палачи под именами «совесть» и «чувство вины» успели начать свою экзекуцию.

Уже очень скоро, когда время в Эскине приближалось к одиннадцати часам утра, Дэйв вышел на улицу. Хмельной, но соображающий еще довольно ясно, он пошарил глазами по окрестностям и почти сразу заметил того, кто ему был нужен.

– Флинт! – окликнул он старика, ошивавшегося неподалеку от «Тортуги», а когда тот обернулся, то победоносно вскинул вверх руку с едва початой бутылкой виски.

Для того не существовало лучшей приманки, и как человек твердо нашедший в жизни свою цель, он уверенным шагом двигался к ней, едва завидев хоть малейший намек на ее достижение.

– Добрейшее утро, господин Дэйв, – старик деланно поклонился и пригладил ладонью клочки седых волос.

– Еще какое добрейшее, – улыбнулся Дэйв и протянул старику бутылку. – Позавтракаем?