В человеческом обличье

– А как еще должен выглядеть ребенок, переживший такой ужас?

– Примерно так, сынок, я ведь и не спорю. И все же…

– И все же этот взгляд тебе запомнился?

Флинт кивнул. Дэйв окинул взглядом пеструю улицу Диккенса, чьи два ряда двухэтажных многоквартирных домов были окрашены в разные цвета – красный, желтый, зеленый. Даже здесь, в центре, Эскина этим субботним утром выглядела полусонной, и шум мотора редкой машины, негромкий разговор, хлопнувшая створка окна – все это слышалось так осторожно, словно виновники этих звуков изо всех сил старались остаться незамеченными. Дэйв подумал о том, как же все это, вероятно, отличалось от того вечера двадцатипятилетней давности, когда на улицу герцога Джерома со всех уголков города сбегались шокированные жители, потрясенные столь редкой для их милого городка ужасной новостью.

– Он ведь зарубил ее? – сказал Дэйв.

– Голова была раскроена пополам от макушки до подбородка, как арбуз, – ответил Флинт и тяжело сглотнул. – Я сам, разумеется, не видел, но полицейские рассказывали именно так. Она была в спальне. А знаешь, где был найден Рэкс со своей двустволкой, которую он приставил к подбородку?

– Где?

– В детской спальне, – ответил Флинт, хлебнул еще виски и приложился к пиву.

– И что это могло значить? – спросил Дэйв, обдумывая последние слова старика.

– Не знаю. А ты как думаешь?

– Что он хотел прикончить и ребенка? – Дэйв при этом вопросе почувствовал мороз по коже, прямо как вчера, когда стоял напротив Адама. – Но мальчик смог чудом унести ноги?

Флинт пристально смотрел Дэйву в лицо.

– Может быть, так. Или… – сказал он и замолчал.

– Или, – продолжил Дэйв, – в последний момент что-то пошло не по плану. Рэкс на мгновение протрезвел, понял, что натворил, и принял единственно правильное решение для себя.

– Интересно, – кивнул Флинт. – Вот только экспертиза показала, что тот вечер был из тех в жизни Рэкса, когда он был трезв, как стекло.

– И чем же они его так взбесили?

– На этот вопрос мог бы ответить только Адам.

– Но как ему задать этот вопрос?

– Найти его и задать. Если, конечно, он захочет ответить, а не предпочтет молчать, как и двадцать пять лет назад. Если он вообще перестал молчать и вновь заговорил.

Дэйв сомневался в последнем предположении. Вообще, на протяжении всего разговора он думал, что Флинт вот-вот скажет, что тоже видел Адама, но, видимо, это было не так. Сам же он не спешил раскрыть своей осведомленности, при этом даже не мог ответить себе, почему делает тайну из пребывания Адама в Эскине и скрывает этот факт уже от второго человека.

– О нем известно что-то?

– Мне нет, – ответил Флинт.

– А если неизвестно тебе, то дальше можно и не искать, – усмехнулся Дэйв.

– А ты думаешь, что кто-то пытался? Служба опеки увезла его спустя неделю, которую он провел в соседских домах, и с тех пор о нем не было ни одной вести. И никто особо не хотел этих вестей. Понимаешь, Дэйв… со временем эта трагедия была обречена окончательно перерасти из свершившегося факта в городскую легенду. Тут так заведено, сынок. Тут нет места подобной памяти.

– Я немного помню этого Адама. Кажется, бледный он был, апатичный, даже слабый.

– Это так. Но была ведь еще одна интересная деталь, – Флинт как бы через силу улыбнулся своей белозубой улыбкой.

– Что еще?

– Когда он мыкался по соседям после гибели родителей, то все время спал беспробудным сном. Его еле можно было добудиться.

– Реакция организма, – пожал плечами Дэйв.

– Разумеется. Но ведь до этого не спал. Не спал целыми ночами, неделями. Вот тебе и бледность, апатичность, слабость.

– Знаешь, почему он не спал?

– Кошмары мучили. Один и тот же кошмар. То ли дьявол ему снился, то ли маньяк какой-то … и что-то требовал от него, как я помню из сплетен.

– Что?

– Не знаю. Но мальчик боялся закрывать глаза и мог до рассвета глядеть в потолок. Не каждую ночь, конечно, но регулярно.

– Не веришь ли ты, старик, что этот самый дьявол или маньяк вселился в ребенка, чтобы глядеть на мир пустым бесчеловечным взором.

– Не верю.

Дэйв покачал головой. Рассказы Флинта не смогли вызвать у него сострадания. И не потому, что Дэйв отказывал Адаму в нем – как раз наоборот, он был бы рад не видеть того своим врагом. Но вспоминая вчерашнее выражение лица Адама, ледяную ненависть в его взгляде, которая вообще-то отлично соотносилась с тем, о чем толковал Флинт, Дэйв понимал, что даже портрет этого человека, сам его дух, словно отказывался от сострадания, словно просил вражды.

– Еще кое-что, – добавил Флинт после паузы.

– Что?

– Проповедник с вашей улицы, Хэнсон, приютил его поначалу. Так его родной сын спать перестал, плакал и молился в истериках, в то время как сам Адам голову от подушки не отрывал.

– Ну, тот рос идиотом с самого детства, так что я не удивлен.

– А знаешь, что сам Хэнсон рассказывал потом?

– Давай уж, попробуй все-таки удивить.

– Рассказывал, что на третий день застал Адама в своем кабинете. Тот Библию читал. Из всех книг выбрал именно ее.

– И что? Не уверен, что в шесть лет он вообще умел толково читать, и уж тем более, что-то понимать в прочитанном.

– Смеялся.

– Смеялся?

– Вернее, скалился. Смотрел на листы и буквально насмехался над тем, что там видел.

– Слушай, Флинт. Ребенок умом тронулся, а вы на пару со святым отцом его в маленького антихриста записали? – Дэйв взболтнул в стакане изрядную порцию виски и опрокинул ее в себя.

– Я всего лишь пересказываю тебе то, что слышал и видел тогда сам. Ты ведь этого и просил, разве нет?