Лоскутки Эверетта, или Заблудившиеся дети

– И куда несет нас «поток»?

– К параллельным мирам, брат, к ним.

– Лихо закрутил, в смысле, вернулся на исходную.

– Что могем, того даже медицина при всех ее стараниях не отнимет.

– Логично.

– Вот. Это и есть твой творческий подход к «писанине». Набросал схемку: он, она, оне –и вперед к счастию али трагедии.

А я, брат, как ты знаешь, сажусь за компьютер, кладу десять пальчиков своих на клавиатуру, а рядом столик накрыт, а в голове – тишина, жду… И, как известно, кое-что тоже выходит.

Встаю – все, нахер героев и героинь с персонажами вместе, весь этот вещный мир с психологизмами и тем, что к этому прилагается. И ни одной мысли до следующего сеанса. Пусть мои создания сами по себе «поварятся», параллельно, по-Евклидовски, а потом… Ты ж своих, небось, ни на минуту не отпускаешь? Все переживаешь за них, думаешь, следуешь, направляешь, увещеваешь. Как нянька. По ночам не снятся?

– Бывает.

– Смотри, так и до шизы недалече. Растворишься в образах – и привет, поминай, как звали. Был Семен, а стал – как там у тебя в последнем-то? – а, Виктория.

– Хватил, однако.

– А что, в жизни еще не то бывает. Что и представить невозможно, что в голову не укладывается.

– Вот поэтому ты «фэнтэзер», а я больше на реализм опираюсь.

– Евклидовский.

– Может тебе в критики податься?

– Боюсь, многие не поймут-с. Я, с точки зрения твоего читателя, для «долбанутых» стараюсь. Таких, судя по моим тиражам, тоже немало.

– Хорош, а то… Давай, чего я там подзабыл про Евклида?

– «Про Евклида» ты как раз ничего не забыл, а, наоборот, очень даже хорошо освоил его, намертво, так сказать. Забыл ты Лобачевского. Может, болел тогда или любовь какая приключилась, а потом все недосуг – пишется слитно, в конце «г».

В бытовухе оно, вроде, и не надо, но это как посмотреть. Она ж – эта «бытовуха» с поножовщиной – из этого Евклида и проистекает, будь он трижды неладен.

– Не томи, ближе к делу.

– К делу… – задумался Михаил. – К делу, так к делу.

Как ты знаешь, вся болтовня основывается на аксиомах, то есть на том, что принимается без доказательств. Черное – это черное, белое – это белое и так далее.

Тот самый Евклид применил метод аксиом для построения геометрии. Первичными у него были точка, прямая и плоскость. А потом аксиома о непересекающихся параллельных прямых. То есть аксиомы – это наша вера и не более того, что это так. Но почему мы верим в них? Что вселяет в нас веру в их истинность?

– Ну-у-у, не знаю… Видимо то, что практика подтверждает…

– Самоочевидность?

– Именно так.

– Человек верит не в аксиомы вообще, а в применимость конкретной аксиомы в конкретной ситуации.

– А я тебе что говорю?

– Забыл уже, как назывался художественный фильм – помню, что он был польским, – но суть не в этом. Так вот, в фильме мы видим семью крестьянина этак конца девятнадцатого века. Земля, лошадки, коровки, жена и куча деток. Один из сыновей получил образование, остальные так и остались неграмотными.

Этот «образованный» приехал домой и за обеденным столом «ляпнул», что Земля имеет форму шара. Его отец сначала захохотал, а потом предложил всей семьей взобраться на высокий холм.

Пошли, поднялись. И глава семейства, озирая, так сказать, горизонт с высоты, спросил у сына-«всезнайки», мол, покажи, где она закругляется? И братья, и сестры с матерью дружно засмеялись.

И смеясь над «умником», как ты понимаешь, смеялись на самом деле они над собой, думая при этом, что прав отец… Яркий пример самоочевидности подкачал, но в рамках их хозяйства это нисколько не мешало им успешно крестьянствовать и дальше.

Так и с аксиомой Лобачевского о пересекающихся параллельных… Пока скорости маленькие, механика Ньютона работает неплохо. Но чем больше скорость, тем ближе мы к теории относительности. Относительности, понимаешь? Допуск. Динамика. Но нам так мил наш стереотип, так дорог, что мы готовы умереть за него, даже если чувствуем внутри себя ложь.

Вера, мой друг, любая, тоже должна быть динамична, иначе – «белка в колесе». Туринская плащаница, например. Радиоуглеродный анализ показал, что она моложе на тысячу лет, чем Христос? Показал. Дальше. У ткани савана, который нашли в Иерусалиме, переплетение нитей простое? Простое. А в плащанице – диагональное, которое появилось лишь во втором тысячелетии. И что, я спрашиваю? Верят! Верят уже вопреки, «евклидиане».

– Куда хватил.

– А ты думал. Я же «фэнтэзер». Так что если твоего Эверета «скрестить» с Лобачевским, то получается очень занятная вещь. Выходит, что Вселенная может не только расщепляться на параллельные миры, но эти миры еще и постоянно пересекаются друг с другом в дальнейшем. Про Красную Шапочку можно прочитать, но есть вероятность увидеть своими глазами процесс ее поедания Серым волком.

– Ну мы и зашизили тут с тобой, – засмеялся я.

– Я ж не призываю слепо верить, но ДОПУСТИТЬ можно вполне.

– Допуск – это удобная позиция для отступления.

– Вот, извини, балда. Когда ты что-то куда-то наливаешь, то одновременно и выливаешь откуда-то. «Наливание-выливание» – один процесс…

– Извините… Извините, Семен, – неожиданно выросла медсестра перед нами.

– А-а-а, это вы, – узнал я «реаниматоршу». – Что-нибудь случилось?

– Случилось. Пойдемте скорее наверх, к нам.

– То гоните, то снова зовете… Ничего не пойму.

– Пожалуйста… Артем…

– Что?

– Он умирает. Он просил, чтобы…

– Пойдемте, конечно пойдемте, – подскочил я с кресла и поддел коленями столешницу с шахматными фигурками, которые тут же разлетелись и запрыгали по полу.

– Скорее! – уже крикнула медсестра.

– Миша…