Твоё? Сделай сам

Проходя мимо мусорной площадки, Бомжо свернул за бачки. Лес стоял в растерянности – ему было противно подходить к мусорке и тем более ковыряться в ней. Он любил играть в команде, но не в этом случае.

“Хороший улов!” – хвастался Бомжо, показывая пакет с добычей.

Он выудил из пакета пробник шампуня и недопитую бутылку воды. Не отходя от кассы, Бомжо на треть скрутил пробку с бутылки – получился умывальник. Он намочил голову. Вода, просачиваясь через резьбу на горлышке, текла тонкими струйками, не выливаясь мгновенно. На улице было холодно, поэтому от волос поднимался пар, создавая эффект “дымящейся головы”. Бомжо вскрыл пробник.

– Будешь? – спросил он Леса.

– Спасибо, я пока чистый.

– Знаешь, как говорят: любой куст – дом, любая лужа – баня. Обычно я моюсь на Вертолётке, да шо-то голова сильно чешется.

Бомжо выдавил весь шампунь на голову.

В его пакете шуршал просроченный салат из морской капусты, чёрствый ломоть ржаного хлеба, надкушенный кусок копчёной колбасы и майонез на стенках пачки.

Улов разложили на стыке двух больших труб внутри одного из коллекторов, входящих в отопительную инфраструктуру города. Коллектор представлял собой бетонный короб, вкопанный в землю на несколько метров. Для входа внутрь нужно было отодвинуть тяжёлую крышку люка и спуститься по ржавой лестнице. В нём жил Бомжо зимой. Он размягчил горбушку хлеба в воде, выдавил на неё остатки мазика и откусил полугнилыми зубами, приговаривая:

– Сегодня есть покушать – я покушаю, есть выпить – я выпью, нет – ну и ладно, лягу спать. Самое главное – уэто свобода, вольным воздухом дышать. Как-то раз приходят сюда опера. Говорят: “Не надоело тебе здесь?” – “А что вы мне хотите предложить?” – “Висяков у нас много, – говорят, – возьми на себя. В лагере посидишь, хоть покушаешь нормально”. Нормально – ненормально, а я им, знаешь, что ответил?. “Нее, ребята, лучше хлеб с помойки, чем баланда у хозяина”.

– А ты сидел? – Лес с опаской кусал колбасу с помойки, запивая пойлом и утешая себя мыслью, что самогон дезинфицирует.

– Спрашиваешь. – Ухмыльнулся Бомжо. – История у меня бохатая. Началось всё до ухода в армию. До ухода в армию был я счастливым мальчиком. А ушёл в армию, и на охрану посольства направили взвод в Афган. Ну и, короче, там вышла маленькая беда. Деды. Я думаю, ты знаешь, кто такие в армии деды. Деды, значит, завели молодого в сержантскую комнату и начали насиловать. Пьяненькие, поднажрались и такую пакость исполняют. Я зашёл, говорю: “Шо вы делаете? Прекращайте!” Они говорят: “Вали отсюда, а то и ты попадёшь сейчас”. Ну, я вышел, подошёл к пирамиде, взял Калаш и всех девятерых положил там.

– Девятерых застрелил?!

– Всех девятерых. Оставил только пацанчика, которого насиловали. Меня чё-то перемкнуло. Ну, а шо, испортили человеку жизнь. Просто-напросто испортили жизнь. Ну и вот. Меня в Кабуле судят – дают высшую меру, перевозят за кордон. Начальник тюрьмы пишет помиловку на меня. Мне заменяют вышку на 15 лет строгого режима.

– Пожизненно хотели дать?

– Тогда пожизненного не было, был расстрел. Ну вот, дали мне, пацанчику молодому, “первый раз в первый класс”, 15 лет. И началось. Я поехал. Потом меня уже в тюрьму садили не за то, что я совершил преступление. Если кто-то это натворил и ему вынесли общественное порицание, то мне давали 5-6 лет. Родители у меня высоко сидели. Из окон, как говорят, был виден Магадан, хех. Им пришлось отказаться от меня, чтоб не испортить карьеру на госслужбе. Но батя купил мне дом. А пока я сидел, его сожгли. Землю делили. Вот, я вышел – ни дома, ни земли. И ничё не сделаешь. Теперь эта земля акционерному обществу принадлежит.

– Судиться пробовал с ними?

– На адвоката деньги нужны. Вот так я живу без жилья уже 6 лет.

Бутылка восьмёрки подходила к концу. Лес держал её в руках, всматриваясь в самопальную этикетку. Цифра 8 несколько раз была обведена чернилами от руки. Вдруг чернильные линии задвигались, как ленточный конвейер. Цифра 8 завалилась на бок, превратившись в петлю Мёбиуса. Неожиданно Леса закрутил водоворот, который тащил его вглубь всё того же тёмного колодца. Водоворот вспенивал на дне колодца две крутящиеся воронки, образующие на поверхности воды знак бесконечности. Леса стремительно несло в эту бесконечность, но он никак не мог её достичь. В последний момент, перед самыми воронками, его подкидывало вверх, и падение начиналось заново.

Бутылка восьмёрки выпала из рук Леса, завалившись на бок. Остатки алкоголя впитала земля. Бомжо понял, что Лес прилично налакался и беседа на этом закончена. Он прополз по двум горизонтальным трубам в отверстие в стене, из которого эти трубы выходили. В этой норе прямо на тёплые трубы был постелен драный матрас, накрытый старой дублёнкой. В стене напротив была точно такая же дыра. Он расстелил в ней дублёнку и помог Лесу прилечь, приговаривая: “Сегодня на одеяле поспишь, а завтра присмотрим тебе что-нибудь”.

Иллюстрация “Саморазрушение”

Дни пролетали абсолютно безответственно – в этом и был кайф. Лес с Бомжо знали наизусть, в какое время рестораны выбрасывают просроченную продукцию и старались забрать её первыми. Во внутреннем кармане пиджака Бомжо бережно хранил листок с расписанием благотворительных акций для бездомных. Обладая острым зрением и врождённой внимательностью, он находил деньги прямо на улице. Настоящим сокровищем были вендинговые автоматы. В отсеке для сдачи часто лежали незабранные монетки. Пьяные, они шатались по дворам в поисках еды и выпивки. Они сдавали алюминиевые банки и стеклянные бутылки, а вырученные деньги тут же пропивали.

Уже через несколько дней cherry-merry жизни, Лес без стыда копался в помойках, выуживая оттуда недоеденную вкуснятину. Лес стал таким чумазым и обросшим, что мог спокойно бродить по улицам и ползать по помойкам без опасения, что его кто-то узнает. Порой он нарочно пугал выбрасывающих мусор людей, выползая на четвереньках из-за бака и рыча, как животное.

Однажды, прочёсывая очередную мусорку, посреди разноцветного хлама ему в глаза бросился свежий номер журнала “Остриё”.

“Здесь ему и место,” – подумал писатель и хотел было идти дальше, но центральный заголовок на обложке заставил взять журнал в руки. Статья являлась продолжением предыдущей и рассказывала о том, как Лес избивает немую фанатку и глухого фаната, проникших в его квартиру ради автографа. В конце стояла та же подпись: “Автор: Елена”. Лес громко рассмеялся и выкрикнул: “Был бы не глянцевым, взял бы задницу подтереть!”; чем заставил проходящих мимо людей ускорить шаг.

Жизнь играла новыми красками. Удивительно, но он практически не страдал от отсутствия комфорта. Ему симпатизировало, что Бомжо не пытался воспользоваться его положением в обществе. Собственно, тот никогда не спрашивал, кто он и чем занимается; говорил исключительно за себя и порой очень интересно. Тюремная тематика в его вдохновенной интерпретации превращалась в неизведанный сказочный мир. Бомжу просто хотелось, чтобы Лес был рядом, потому он старался.

Здесь Лес нашёл очень редкое полезное ископаемое: безвозмездное взаимодействие людей. Свободное падение = свободное общение.

Единственное, что напоминало ему о прошлой жизни – это смартфон с набросками в черновике, которые он регулярно пополнял вне зависимости от степени алкогольного опьянения. Когда смартфон сел, он писал на чём придётся. Строчившиеся на листках буквы были его отдушиной, актом осознания действительности, запускающим процесс внутреннего очищения. Порой воображение совсем выходило из-под контроля, и окружающая его среда смешивалась с самыми смелыми желаниями и мечтами. В такие моменты бумага терпела на себе выдуманные героические поступки, резкие взлёты и падения, шокирующие откровенности жизни. Благо шаблоны были под рукой – образ жизни бродяг был полон неожиданностей. Большую опасность, например, представляла агрессивная молодёжь. Они налетали из-за угла в тёмное время суток. Зная, что бездомные не в состоянии дать сдачу, что в полицию бездомные не пойдут, шпана самоутверждалась, проверяя предел своих животных возможностей. Лес попал в такую переделку лишь однажды. Тогда их только лишь не долго избивали руками и ногами. Но Бомжо рассказывал, как засовывали петарды в карманы, как мочились прямо на лицо. После таких налётов Бомжо неделями не мог, да и не хотел высовывать нос из коллектора.

Бывало в коллектор заглядывали другие бродяги. Были среди них и профессиональные попрошайки – особый тип бродяг, нуждающийся во внимании больше остальных. Они настолько сильно нуждались во внимании, что готовы были унижаться ради одного случая на тысячу, когда добрый человек достанет бумажник и высыпет на ладонь сдачу, которая отягощала его карман. На пьянках в коллекторе они много говорили и испытывали высшее наслаждение, когда кто-нибудь их слушал и иногда поддерживал монолог.

Были среди них такие же, как Бомжо, сиделые, но угрюмые, совсем потерявшие вкус к жизни. В основном, они либо жаловались, либо проклинали. Но к какому бы типу не относились бродяги, надолго они не задерживались. Бомжо был против совместного проживания. Он говорил, что тогда начинаются разборки, шум, люди вызывают ментов.

“Здесь дуркуют по-своему. – Вещал Бомжо своим корешам за бутылкой спирта. – Помню, жили мы с пареньком вдвоём, бухали тоже. Он ночью взял и закрутил вентиль. Весь квартал без отопления оставил. Коммунальщики тогда орали так, что ой-ё-ёй! Люк заварили и больше делать нечего. С тех пор у меня правило: живу один. Разве што для него, – Бомжо кивнул в сторону Леса, – как говорится, человека из большой жизни, исключение сделал”. Это было и понятно: с появлением Леса коллектор преобразился, исчез гнилой запах. Отходы регулярно выносились наружу, туалет был строго в кустах, одежда стиралась, тела мылись.

Приходили и женщины. Чаще всех появлялась Малая. Та самая Малая из бара, которая столкнула Леса с лестницы. Её регулярно избивал муж. Успокоение она находила в выпивке и в компании, где её хотя бы не били. При этом она никогда не жаловалась и, даже наоборот, ставила мужа в пример для подражания. Лес не держал на неё зла за случай в баре, однако его раздражала привычка Малой обрезать конец слов. Он находил это вульгарным.

Однажды он сделал ей замечание, на что Малая сказала: “Мой муж бы тебе так ответил: “Василий Иваныч строит дивизию и делает объявление: “Внимание, дивизия. Сёдня будем грузить люминий.” Петька говорит: “Василий Иваныч, не люминий, а алюминий”. Василий Иваныч отвечает: “Дивизия, повторяю. Сегодня будем грузить люминий. А кто слишком грамотный, будет грузить чугуний.” И это не шутка. Он в реале заставил бы тебя грузить цветмет.” – смеялась Малая во весь разбитый рот.

В такие моменты Лес думал: “Господи, что я здесь делаю!”

Вспоминалась Радонька с её “please, don’t keep me friendly”, с её вежливыми отказами и интеллигентным поведением. Пьеса, по сути, одна и та же, но как по-разному исполнена! Он очень боялся, что ссора поставит крест на их дружбе.

На следующий день прошёл слух, что Малая загремела в больницу. Не обращая внимания на беременность, её в очередной раз до полусмерти избил муж. Лес с Бомжо решили незамедлительно навестить Малую. Они несли ей букет осенних полевых цветов и яблоки.

Предварительно они зашли на Вертолётку – район в промзоне, в центре которого гнил заброшенный завод. Пустырь, примыкающий к погибшему индустриальному монстру, почему-то был в форме круга и с высоты напоминал вертолётную площадку. Так в народе закрепилось название этого места, а впоследствии и всего района. На бывшем заводе местные бездомные организовали холодную баню. В одном из цехов, где стены и крыша ещё не были разрушены природой, были раскиданы тазики и старые полотенца. В углу для особых ценителей водных процедур над тазиками возвышалась облезлая ванна. Здесь Лес и Бомжо тщательно отмылись, постирались и надушились остатками найденных духов. Иначе бы их просто выгнали из больницы. Лес хотел было побриться, но потом передумал в конспирологических интересах. Бомжо отдал ему комплект одежды, полученный на одной из благотворительных акций. Штаны оказались на размер больше и к низу нелепо скатывались гармошкой. Рукава дутика полностью скрывали пальцы рук.

“Тебе б людей на площади развлекать!” – иронизировал Бомжо. Но Лесу было всё равно на внешний вид.

Путь к больнице лежал через элитный, одноэтажный район города. Вдоль бульвара тянулись высокие заборы, за которыми прятались шикарные дома, построенные по индивидуальному проекту, и автомобили премиум-класса. В этот день ветер был настолько сильным, что путники шли под углом к земле, с трудом передвигая ногами. Казалось, что сам Посейдон дул с моря. Полупрозрачные пакеты из распотрошенные собаками урн пиратскими флагами развевались на ветках деревьев. От атмосферы благополучия и комфорта этого района не осталось и следа. Природе без разницы, кто в ней живёт: богатый или бедный.

“Погодка хадкая. – Сказал Бомжо. – А вот и мой участок. Мой бывший участок. Вишь, какой коттедж себе отгрохали, дармоеды!”

Лес напряг своё никудышное писательское зрение: на коттедже красовалась табличка с надписью: “Редакция журнала “Остриё”. Его брови нахмурились, а губы сжались. Затяжное, беспробудное пьянство давало о себе знать.

– Давай-ка зайдём! – сказал Лес и деловито направился ко входу в коттедж.

– Лучше не лезь! – Крикнул вдогонку Бомжо. – Штоб тебя!

Лес, оглушённый гневом, ничего не слышал. Бомжо покорно пошёл за ним.

Грязные дезерты оставляли следы на белой плитке второго этажа коттеджа. Лес прошёл через общий зал напрямик в кабинет главного редактора под изумлённые взгляды сотрудников редакции. За ним брёл Бомжо. Звера Анатольевна удивлённо приподняла брови, когда бродяга-шатун, уперевшись кулаками в стол, навис прямо над ней. В чёрной подкатанной шапке, в широком дутике, с бородой, в бешенстве, Лес казался помесью грабителя с чудовищем. Звера Анатольевна пожалела, что сэкономила на тревожной кнопке, когда договаривалась с частной охранной фирмой. Лес начал с места в карьер:

– Какой же нужно быть паскудой, чтоб отбирать у людей дома! – Его челюсть настолько напряглась, что слова цедились сквозь зубы. – Вы делаете из них бомжей! И наживаетесь на этом! Вы печатаете эти жалкие сплетни в своей жёлтой газетёнке! И наживаетесь на этом!

– Ты пьян, себя не контролируешь. – Звера Анатольевна пыталась незаметно нащупать в сумочке газовый баллончик. – Проспись и приходи завтра. Тогда мы с тобой поговорим.

– А может быть лучше тебе проспаться!

Лес с диким рёвом прыгнул на главреда прямо через стол, сбивая телом стопки документов, папки, ручки, калькулятор. Вдребезги разбился об плитку бокал с водой. Кресло, на котором сидела Звера Анатольевна, не выдержало натиска, и они вместе с Лесом с грохотом опрокинулись назад, оказавшись друг на друге на полу.

“Сладкая парочка!” – каламбурил Бомжо, остановившись на входе в кабинет.