Твоё? Сделай сам

Лесу было не до смеха. Он мигом протрезвел, когда увидел багровый ручеёк, потёкший из волос Зверы Анатольевны по шву на стыке двух плиток. Кулачок дамы безжизненно разжался, и по полу покатился газовый баллончик. Её нижняя губа немного оттопырилась, веки прикрылись.

В глазах у писателя потемнело.

“Не может быть! Как глупо! – Раздавалось внутри черепа. – Я убил её!”

В тот же момент по кабинету разлетелись листки с большим интервью Дая. Это Лена несла правки на проверку. Из общего зала несколько любопытных глаз подглядывали в приоткрытую дверь. Все слышали разборку, но никто не встал со своего рабочего места.

“Ребятки развлекаются!” – объяснил Бомжо Лене, ещё не понимая всю серьёзность ситуации. Лена не обратила на него никакого внимания. Лес обернулся. В глазах у него снова потемнело. Пальцы рук торчали в разные стороны. Сам он сидел верхом на Звере Анатольевне. Лужа крови увеличивалась в размерах. Всё это выглядело устрашающе. Кое-как Лес поднялся и подошёл к Елене. Не отдавая себе отчёта, он долго смотрел ей в глаза, потом поднял с пола листок с заголовком “Дай Поспешов: новый герой нашего времени”.

Ему стало совсем плохо. Всё, что с ним происходило в последнее время предстало в виде одного большого заговора с целью уничтожить его.

“Что, и Рада тоже с ними?!” – думал он.

Потом он подумал, что ещё немного, и станет шизофреником.

“Зачем вы так?” – прошептал он Лене.

Лена молчала, с ужасом всматриваясь в его лицо. Бомжо наконец заметил, что Звера Анатольевна не собирается подниматься, а Лес совсем не в себе. Со словами “Нам пора!” он лёгкими толчками подгонял приятеля к выходу.

Всю следующую неделю Лес почти не разговаривал, только по делу. Практически всё время он проводил в коллекторе, не видя белого света, не интересуясь окружающим миром. На четвёртый день безвылазного существования Бомжо сказал, что так можно и кукухой поехать, что нужно обязательно навестить Малую, и спросил, есть ли у него силы повторить поход. Лес даже не пошевельнулся. Глубокая скорбь перемешивалась с гневом. Гнев перемешивался с паранойей.

Вот как он размышлял: “Дай влюбил в себя Раду, чтобы использовать её. С её помощью он попал на презентацию, потому что “а кто ещё мог выдать экспертный экземпляр книги с пригласительным билетом”. Рада помогла ему скрыться от охранников после того, как этот выродок выставил его идиотом. Вот овца, а! Спланировала всё заранее! Что такого Дай ей наплёл?. Вангую, пообещал вечную любовь и, безусловно, деньги. Она и зажглась идеей. Ради счастливого будущего договорилась с этой продажной журналисткой: меня оклеветать, его – возвысить! А я, влюблённый кретин, сам всему способствовал! И в завершении, как мерзкое животное, лишил человека жизни. Какое я имел на это право!?.”

Бомжо, так и не дождавшись от Леса ответа, ушёл к Малой один. Всё последующее время Бомжо старался вести себя тихо. Когда надо приносил еду и выпивку, когда надо не попадался лишний раз на глаза. Он попросил других бродяг не приходить, пока всё не устаканится. Бомжо прекрасно понимал это состояние, когда хочется поскорее забыть навсегда то, что не получится забыть. Вылечить может только время. Он ведь и сам побывал в ловушке совести, когда устроил самосуд в казарме.

В состоянии “Всё плохо” хотелось выть. Но вместо этого переполняющие эмоции Лес перерождал в страницы новой книги. Иногда он немного разговаривал, но первым всегда начинал Бомжо. Очень странные были эти разговоры. По крайней мере, так подумал бы сторонний наблюдатель. Сами они, естественно, ничего странного не замечали. Лес проявлял минимум желания, отвечая односложными фразами. Бомжо как будто ходил вокруг чего-то важного, но всё не решался сказать. Их последняя беседа выглядела так:

– Ты, дорогой мой друг, будто бы уже отматываешь срок: сидишь тут, свету белого не видишь.

– Так и есть.

– Ты раньше времени не печалься, мож туда-сюда, не найдут ещё.

– Найдут.

– Это и понятно. По тебе сразу видно – мужик честный. Не найдут, да-к сам сдашься.

– … [молчание]

– Пришёл мой черёд правду-матку пороть.

– … [молчание]

– Забуровил я, когда про участок говорил. Я забуровил, а ты не дослушал!.. Дом-то на моих глазах горел! В наказание за мою бестолковую жизнь. Говорю как есть… Я, когда откинулся из тюрьмы, сразу начал бухать по-чёрному. Тот, кто побывал в моей шкуре, поймёт. Я тогда с Малой жил. Нашёл её на улице, всю в слезах, в побоях. Привел её домой, самогоном отпоил – она со мной и осталась. Ни Разу руку на неё не поднял, хоть характер у неё, сам знаешь, не сладкий. Иду я с точки с бутылкой и ещё издалека приметил дым в нашем районе. Подумал, соседи горят, побежал спасать. Прибегаю, а оказывается мой горит, ёпт твою мать! Покрутился вокруг колодца, да што там потушишь, когда стены в огне! Малая к мужу обратно убежала. Я по началу на неё подумал – забывает она окурки тушить. Тут нарисовалась начальница, которую ты грохнул. Дала мне денег, а я ей – участок…

Взволнованный голос Бомжо заглушил скрежет отодвигающейся крышка люка. Из ясного неба со скоростью света на лицо писателя обрушилась праведная яркость. В круглом отверстии люка появился силуэт в развевающемся на ветру пальто.

“Это за мной!” – дрожащим голосом сказал Лес. Силуэт напоминал народного мстителя из Вселенной супергероев.

“Вылезай из своей норки, бельчонок! – Звонко сказала Рада, опираясь на одно колено. – Мы тебя обыскались!”

Лес с облегчением поднялся с лежанки и пополз по лестнице вверх, к Раде. Остановившись на предпоследней ступеньке, он обернулся. Снизу на него смотрел Бомжо, щурясь от яркого света. Бомжо поднял ладонь вверх и утвердительно покачал головой в знак прощания. Лес ответил ему тем же.

“Фу-ууу-у, какой отвратительный запах! – Рада прикрыла нос рукой, когда Лес выполз из коллектора. – Тебя не узнать. Идём скорее в ванну.” Лес послушно плёлся за ней в направлении к своему дому. Рада не была сильно обеспокоена пропажей друга, потому что такое уже случалось. По этой же причине она не обращалась за помощью к полицейским. Ей нравилось быть спасателем, и Лес иногда предоставлял ей эту возможность. Бывало он надолго и без предупреждения покидал привычный круг знакомых, чтобы узнать что-то новое о мире, о себе.

Выныривай!

Слоган: Чей-то провал – это чей-то успех.

Дома Леса ждала свежеприготовленная еда, горячая ванна с ароматными шампунями, Матрёна-парикмахер в новом пластмассовом платье. Он настолько отвык от благополучия, что перестал чувствовать тело, буквально растворившись в пенистой воде. Пока Матрёна сбривала остатки густой бороды, он просматривал историю видеонаблюдения. За время отсутствия к нему заходили только знакомые люди. То есть в розыске он не состоял. Рада, судя по всему, тоже была не в курсе.

“Теперь хоть на человека стал похож!” – сказала Рада, одобрительно посматривая на него снизу-вверх и потягивая кальян.

Лес присоединился к ней.

– Как ты меня нашла? – спросил он.

– Жора видел тебя около… этой… в которой ты жил… канализации.

– Коллектор.

– Точно! Возле него. Он узнал тебя по походке. Думаю, у осветителей это профессиональное: когда день ото дня следишь, чтобы человек на сцене всегда был в центре светового луча, волей-неволей заучиваешь его движения наизусть.

– Жора – крутой. Не зря мы его детективом прозвали. Жора-детектив.

– Хочешь знать последние новости?

– И да, и нет.

Рада тяжело выдохнула дым. Лес перехватил кальянную трубку на то время, пока она говорит. Рада, стараясь не смотреть на Леса, сказала:

– “Остриё” выпустил продолжение статьи.

– Знаю. Читал. Их можно понять: им тоже нужно зарабатывать.

– Посмотри статистику. – Рада показала цветные графики на гибком планшете. – Почти половина читателей ушли, как по щелчку пальца. Просто взяли и перестали читать твои книги. А ведь столько лет были вместе. Щёлк, и наша работа за все эти годы перечеркнуты в одно мгновение. Если бы не предзаказы, мы бы даже не окупили расходы. В это сложно поверить, но цифры не врут. Взгляни на динамический график продаж новинок. Обычно пик приходится на первый месяц после презентации. Новое издание никто не покупает, а продажи старых упали на 60% по сравнению с прошлым годом. Лес, 60% – это очень много. Катастрофически много. Позвонил посол Индии и отменил ужин, сославшись на болезнь. Режиссёр, предлагавший экранизацию, много извинялся и сказал, что у него резко изменились планы, и, цитирую: “к его огромнейшему сожалению, он не сможет увидеться с многоуважаемым писателем”.

После месяца практически полной информационной изоляции, плохие новости навалились критической массой. Из уст умной, рассудительной Рады страшные слова звучали в n-ой степени страшнее. Хотелось сказать: “Воу-воу, Радочка, полегче, не всё сразу”. В ушах у Леса противно запищало, как в музыкальных колонках, если к ним поднести микрофон. Он отодвинул кальян, укутал лоб ладонями и почувствовал себя очень-очень невнятно. Хотелось обратно туда, во все тяжкие. Уф-ф-ф. Лес старался рассуждать по-взрослому, но ничего не выходило: “Как так?. А может они не ушли?. Может они пока читают другую книгу?. А как дочитают, вернуться.”

– Получается, все резко разочаровались и потеряли интерес. Теперь мои же читатели меня презирают… – сказал Лес после долгой паузы.

– Да. Но ты не расстраивайся. Презрение нужно людям. Особенно людям низкого социального статуса, чтобы почувствовать превосходство над людьми более высокого положения. Презрение – их единственная возможность. – Рада пыталась подбодрить товарища.

– Я только что жил с бродягами и не наблюдал презрения. Помощь и понимание были, но презрения – не было.

– Бездомными не рождаются, ими становятся. От них открестились все: родственники, друзья. Все эти люди так или иначе скучают по нормальной жизни. Думаю, ты для них был как фотография из молодости: в рамку и от пыли протирать.

– Возможно, – улыбнулся Лес, – но они живут своим сообществом, они приспособились, многие из них получают удовольствие от такой жизни.