Горлинка Хольмгарда Книга 1

– Принесешь в сени, – обуздав свои мысли, Барма развернулся, собираясь покинуть горенку. Услада была обращена к нему спиной и не могла видеть его взгляда, и все же он решил прекратить созерцание, которое граничило с чем-то греховным.

– Нашла, – одновременно с ним произнесла Услада, выпрямившись. В сундуке теперь был порядок, сложенные вещи смотрели на Барму, словно овощи с грядок.

– Ты помнишь, о чем мы с тобой говорили вчера? – Барма забрал из рук Услады ремень и принялся прилаживать его поверх рубахи. – Ты готова послужить своей семье?

Вместо ответа Услада опустила голову. Барма напряженно выдохнул. Он не мог оставить эту девушку в своем доме. Особенно после того, что теперь чувствовал к ней. Мысль о том, что она будет с другим, не доставляла ему страданий. Он лишь сожалел, что не может оставить ее себе. Это не какая-то любовь, это просто очень сильное влечение к ее совершенному телу, не изуродованному множественными беременностями, трудом или, наоборот, ленной жизнью, превращающей женщину в бесформенный мешок.

– Если ты не желаешь принимать участие в нашем замысле, то скажи прямо сейчас, – у Бармы не было никакого запасного варианта, вернее, запасной персоны, и все-таки он не хотел принуждать Усладу к чему-то, особенно спать с другим мужчиной. То ли на него подействовали слова Хлебославы, то ли он сам так на себя подействовал.

– Я не знаю, как верно…– после паузы вымолвила Услада, стиснув ладошки. – Как вы с тетушкой решите, так я и согласна.

– О боги, – Барма вдруг испытал истинное страдание. Услада, кажется, единственная правильная женщина в этом доме. Она одна не доставляет ему хлопот и огорчений. И он должен отдать ее кому-то. Какому-то чужому мужику, который, скорее всего, заставит ее страдать. – Знаешь…Если ты хочешь остаться жить с нами, ты должна сказать мне об этом сейчас, – Барма чувствовал, что дает слабину, но уже ничего не мог с собой поделать.

– Я хочу, чтобы от меня был прок, – Услада слышала, как Барма в ходе очередного скандала с Хлебославой пенял на то, что племянница жены живет здесь и он вынужден кормить ее. И теперь Услада желала поскорее перестать быть обузой для этой семьи.

– Ты стараешься, от тебя есть толк, – Барма уже противоречил сам себе, прежде называя своих домочадцев бесполезными лентяями.

– Но ведь, кроме меня, больше некому туда пойти…– несмотря на внешнюю отрешенность, Услада понимала что происходит. Хлебослава и Барма бранились громко: не раз глава вече кричал, что ему попросту некого подсунуть владыке под нос. Другие его дочери не столь миловидны, да и это будет слишком уж явно после истории с Ясыней. Кроме того, есть еще одно обстоятельство. Задерганная и измотанная Хлебослава нередко вымещала накопившиеся страдания на домочадцах, в том числе на Усладе. Вначале все было вроде бы мирно, Хлебослава воздерживалась от того, чтобы нападать на племянницу. И все же однажды это переменилось. Хлебослава сама не знала, отчего тихая племянница вдруг стала раздражать ее. Это было какое-то чутье, которое срабатывало лишь в определенные моменты, не постоянно то есть. Услада же чувствовала со стороны семейства неприязнь по отношению к себе и желала сбежать из-под чужой крыши. – Я хочу помочь…И я готова, – призналась Услада, смутившись. Она понимала всецело, что именно от нее потребуется. Она пока не знала, как полагается вести себя с мужчиной наедине, но была уверена, что разберется на месте.

Неожиданное признание Услады огорчило Барму: все-таки глубоко в душе он не хотел ее ни с кем делить, не отдавая себе в этом отчета. С другой стороны, гора с плеч: Услада готова и хочет, это главное, а его фантазии – ерунда бестолковая. Надо поскорее выбросить все это из головы. И приниматься за дело, он и так часто стал отвлекаться.

– Услада…– послышались шаги Хлебославы, а вскоре в дверях появилась и она сама. В ее руке все еще была зажата оборванная опояска Бармы. Увидев мужа и племянницу, стоящих возле сундука, хозяйка дома отчего-то почувствовала необъяснимое раздражение. Оно будто подтолкнуло ее в спину, заставив выплеснуть недовольство. – Ты еще здесь?! Я же велела пойти и принести молока. Звенемира голодна!

– Иду, – Услада подобрала юбки и молча поторопилась на улицу.

– Она искала ясало, – коротко пояснил Барма. Изначально он не собирался вступаться за племянницу жены. Тем не менее в последний момент изменил намерение.

****

Изборск пировал уже третий день. И на то была причина. В честь нового правителя – могучего Трувора – шли пышные празднества. Сам князь Рюрик, выбранный некогда боярским вечем, правил в это время в Новгороде, потому и провозгласил наместником здесь своего «любимого брата» Трувора. Ранее от имени князя тут правил его племянник Годфред. Каким тот был правителем, никто толком не понял. Чаще разговоры шли о его гридях. Как бы там ни было, юный посадник безвременно канул в небытие. Народ сия новость не взволновала. Многие даже имени его запомнить не успели. Но Трувор отчего-то сразу пришелся им по душе. Вероятно, потому что новгородский владыка не пожалел злата для устройства праздника в честь своего брата; привез с собой дары и увеселения. Народ угощали, десятки медведей забавляли толпу вместе со скоморохами и музыкантами.

Давно позабыл Изборск о своем прежнем князе – радетельном Изяславе. В его отсутствие град предался новому хозяину без сопротивления. В народе ходили лишь неясные толки о том, куда делся прежний князь и его наследник Радимир, и где, вообще, вся военная знать. И тем не менее, несмотря на домыслы, картина выглядела значительно и благородно: вече торжественно провозгласило новым князем Рюрика. Правда, в народе не знали, что предшествовало тому. Истая битва. Но не на поле боя, а в гриднице. Те, кто яро противились новому владыке, отправились вслед за Изяславом. А сам город не пострадал. И оттого неприязни к доброму правителю люд не испытывал. А теперь, когда великий князь принес с собой радость и оставил на защиту града своего любимого брата – народ и вовсе был счастлив.

В хоромах княжеских, как и во всем городе, шло торжество. Из дверей украшенных изб вырывались песни и смех. Гости веселились, забавляемые шутами. Гусляры ударяли по струнам. А яства сменялись на столах с чрезвычайной скоростью. Самым излюбленным кушаньем прежнего правителя были печеные лебеди и лебяжьи потроха – и теперь они венчали стол, приготовленные поварихами по привычке. Как устроительница пиршества Велемира не могла обойтись без рыбных блюд. Однако вот незадача, перебравшись в окруженный лесами, прудами и болотами Изборск, княжна была вынуждена позабыть о стерляжьих спинках, расстегаях с визигой и прочих капризных рыбках. Теперь лишь щуки с чесноком да жаренные караси задабривали ее желудок. Особое место на столе занимали каши с заячьими пупками и грибами, готовые напитать любой ненасытный рот. Однако большинство гостей не смотрело в сторону круп и вареных грибов. На праздничном застолье желалось горячих пряных блюд, таких как зайцы на сковородах, тушеная вепривина и всевозможная телятина. Интерес гостей занимали и закуски, самыми любимыми из которых были, как-то: верченые языки, то есть жаренные на вертеле; куриные шейки с травами; порезанные рубцы, то есть томленная в горшочках или скатанная в продолговатые трубки вареная говяжья требуха; заливное из петушьих гребешков. И конечно же, мучные приспехи: караваи с той же зайчатиной, колоба и обязательно кулебяки. Отличительной чертой последнего пирога являлась сложнейшая начинка, уложенная слоями, разделенными тончайшим полотном теста. Сегодня на столах были поданы кулебяки в семь ярусов: из четырех видов мяса и птицы, полбы, яиц и грибов. Этим блюдом гордился еще сам Изяслав – лишь его поварихи могли изготовить сей сложный пирог таким образом, чтобы он пропекся и не сломался в дальнейшем. Одним лишь этим пирогом можно было легко и надолго утолить голод.

– Почему до сих пор не подали говяжье вымя? – Велемира заглянула в стряпные избы, где кухарки о чем-то щебетали, смеясь между собой. – Вы тут развлекаетесь, пока на столах есть нечего?! – Велемира слыла строгой княжной. Все знали, что она имеет косвенное отношение к семье прежнего и нынешнего правителя, однако ее благородное происхождение возвышало ее в глазах простого люда. – Вас сюда поставили не хохотать и не языками чесать!

– Княжна, так мы же с зари хлопочем…Уж посмеялись, но что ж молча стряпать, кушанье жестким будет…– извинялись поварихи. – А вымечко так на столах давно, обваленное в сухарях и зажаренное в яйце, как и было велено…

– Посерьезнее, – ткнула Велемира, поправив шаль. – Я не могу разорваться на части! Поскорей бы все это закончилось, – на самом деле княжне нравилось принимать участие в устроении праздника: хоть тут она могла командовать вволю, не встречая сопротивления и будучи неоспоримо существенной персоной.

Двинувшись в торжественные избы, Велемира по пути встретила Усладу, бредущую куда-то в сторону колодца.

– А ты почему здесь?! – отругала Велемира племянницу Бармы. – Тебе велели не отходить от князя! Мы с твоим дядей потратили столько сил, чтобы ты оказалась на празднике и могла прислуживать Рюрику за столом!

– Он захотел воды, а ее не оказалось в доме. Пришлось на колодец идти, – объяснила Услада.

– Ну зачем самой время терять?! – недоумевала Велемира. – Отправь кого-то, а сама возвращайся и будь возле Рюрика! Неужто ты не уразумеваешь, какой влиятельной сделаешься, если завоюешь его внимание?! Ты сможешь отправиться с ним в Новгород и стать там главной! – Велемира очень хотела, чтобы в дополнение к Вольне на голову Диве свалилась еще и Услада. Если, конечно, Дива еще вернется в Новгород. – Послушай, под лежачий камень вода не течет. Если ты будешь безучастно стоять возле князя с кувшином воды, то, скорее всего, ничего не произойдет. А произойдет с той девахой, которая будет ластиться к нему…Ты когда-нибудь наблюдала за уткой, пытающейся привлечь селезня? Она не сидит молча в камышах, а громко крякает голосом чистым и густым. Тихие и хриплые утки никакого селезня не приманят! Возвращайся обратно!

Когда Велемира вернулась в торжественные избы, там было шумно, никто и не заметил ее появления. Велась какая-то мужская беседа, не представляющая для княжны интереса. Велемира сразу заметила, что сам счастливый владетель ответственного поста сидел поникший, грустно склонив голову, словно пирование затеяно вовсе не в его честь.

– Мой славный, что ты приуныл? – Велемира подсела к Трувору, ласково оглядев его. – Разве тебя не радует все это? – княжна теперь во всех приглашенных гостях видела своих подданных, и это тешило ее.

– Ну все не так, как кажется, – ответил Трувор, бросив взгляд на Рёрика.

А князь тем временем слушал речи бояр и раздавал предписания, даже не смотря в сторону «брата», будто рядом с ним никого не было. Не поддерживая общего разговора за столом, Трувор запивал каждое слово Рёрика щедрым глотком пива. На этом его участие в застолье исчерпывалось.

– Ты здесь, у тебя важное назначение, все идет как надо…– утешила Велемира, подкладывая паровую щуку в пустующую миску нового наместника Изборского.

– Князь наш и благодетель! – с кубком в руке поднялся с места Барма. – Дозволь слово молвить…

– Дозволяю…– кивнул Рёрик. Уже много дней он пребывал в скверном расположении духа, был напряжен и недоволен всем, что происходит вокруг него. Не сказать, что сегодня многое поменялось. Но это застолье отвлекало его от собственных мыслей, которые огорчали даже больше всего происходящего во внешнем мире.

– В сей день было произнесено множество слов в честь нашего защитника и его любимого брата, – Барма почтительным жестом указал на Трувора. – А я хочу пожелать лишь одного. Пусть будет правление князя Рюрика долгим и радостным. Ведь ничто в мире для нас не столь отрадно, как опека милостивейшего из государей…– Барма вдруг смолк. И это было воспринято, как окончание речи. В конце концов, в любой здравице важна не ее длина, а содержание. Кубки взмыли вверх. А Барма лишь чуть пригубил напиток, не сводя глаз с той части стола, где восседали Рёрик и Трувор.

Причиной рассеянности Бармы явилось появление возле князя знакомого лица. К Рёрику подошла девушка. Миловидная и скромная. По ее одеждам становилось сразу ясно, что она не служанка и, скорее всего, принадлежит к высшему сословию. И все же в ее руках застыл кувшин, который она то и дело прижимала к себе. Это была Услада.

– Вода…– негромко доложила Услада, не зная как лучше поступить: отдать Рёрику кувшин или только наполнить его кубок.

Решение пришло само: Рёрик молча забрал из рук племянницы Бармы сосуд и поставил на стол возле себя, даже не удостоив взглядом девушку.

Велемира видела все происходящее и была недовольна нерасторопностью Услады. Видя, что та немотствует, Велемира подала красноречивый знак, настаивая не отступаться: Услада должна добиться своего.

– Что-то еще, княже? – спросила Услада, перехватив взгляд Велемиры.

Рёрик отрицательно кивнул. Он давно заметил эту девушку. Сначала он не придавал значения ее присутствию, но потом обратил на нее внимание. Она постоянно крутилась возле него со всякой мелочевкой вроде полотен и кувшинов с водой. В обычное время такое угодничество пришлось бы ему по душе, как и сама девушка.

– Услада! – цыкнула Велемира на свою подопечную из-за плеча Трувора. Она пока не позволяла себе расслабиться и беззаботно вкушать яства. – Разуй глаза! – продолжала Велемира шепотом, когда племянница Бармы приблизилась к ней. – Ты все делаешь не так. Твоя задача – способствовать лучшему расположению князя. А не наоборот!

– Ну так я…– заблеяла Услада неуверенно.

– Налей ему вина…– зашипела княжна, полагающая, что для наилучшего настроения князю достаточно лишь только вина. – И больше не плошай.

В этот момент Трувор шмякнул на стол свой опустевший кубок. Велемира бросила встревоженный взор на любимого. Он хранил молчание, с неохотой отвечая только на те вопросы окружающих, которые были направлены лично ему. Он не пытался заговорить с Рёриком или кем-то еще. И это обстоятельство беспокоило княжну. Ведь сделаться наместником – это еще полдела. Главное, суметь сохранить сей пост за собой. Для этого требуются усердие и хитрость. И, конечно, дружба князя.

– Ты не должен все время молчать, произнеси речь в честь своего великого брата, – на ухо Трувору трындела Велемира.

– Я не хочу ничего говорить, – ответил Трувор угрюмо.

– Надо. Ты должен, – настаивала Велемира. Она постоянно пыталась принудить его к чему-то. Иногда успешно, иногда безрезультатно.

– Государь, ты прибыл в добрый час! – речь взял волхв. Когда этот уважаемый человек поднялся, остальные гости смолки. – Вскорости мы отпразднуем Ярилу Вешнего. Присутствие в городе нашего заступника – добрый знак в Ярилин день! Ведь Ярило не только Победитель Скверны и Солнце, согревающее землю, но и покровитель всех воинов-защитников, то есть тех, кто бережет родные просторы от супостата. И нам отрадно, что с нами в этот день будешь ты вместе со своим братом и храброй дружиной, государь…Надеемся, ты не отвернешься от участия в празднике…Начнем мы со встречи утренней Зари и купания в целебной росе, согретой Ярилой…Если есть у тебя какие-то печали и хвори, государь, то они мигом отступят после Ярилы Вешнего…

– Уповаю на это…– Рёрик сказал правду. Он был бы не против того, чтоб его печаль отступила. Весной обычно легко и радостно на сердце. Но только не ему и только не этой черной весной, отнявшей у него племянника и Диву. О последней он вспоминал все чаще даже против своей воли. – Я с радостью приму участие в этом важном празднике, посвященному Яриле, от которого, как я слышал, зависит урожай и сохранность скота…– согласился Рёрик.

– Какая распрекрасная весть. Нет ничего важнее единения князя с народом в молитве и святых обрядах, – восхитился волхв.

– Трувор, – прошипела Велемира на ухо любимому. – Ты слышал? Волхв упомянул и тебя. Что ты сидишь столь безучастно? Скажи же что-то…