PAMF

Арсений молча смотрел на него. Ему хотелось спорить, кричать, доказывать, что всё можно изменить, что сдаваться нельзя. Но он знал, что это бесполезно.

– Я расскажу тебе одну историю, – дедушка тяжело вздохнул, его взгляд задержался на Арсении, долгий и пронзительный. Его голос был ровным, но в нём звучало эхо далёкого времени: – В одном племени жил человек, который от рождения был отмечен уродством. Его лицо было искажено, а тело хрупким и болезненным. Соплеменники глумились над ним, как будто его облик был проклятием. Его звали "проклятым уродом", и ни один день его жизни не проходил без презрения. Он рос в одиночестве, и боль заполняла его сердце.

Дедушка сделал паузу, глаза на миг затуманились, будто он снова переживал что-то, что давно хотел забыть.

– Однажды этот человек решил уйти. Он оставил всё, что знал, и отправился в неизвестность, надеясь, что найдёт место, где его примут. Долгие годы странствий сделали его мудрее и сильнее. Его уродство не исчезло, но он научился видеть мир глубже, чем другие, – он понял, что настоящая уродливость скрывается не во внешности, а в душах.

Арсений слушал молча, напряжённо следя за каждым словом.

– Спустя много лет он вернулся в своё племя. Ему казалось, что он сможет помочь своему народу, научить их, открыть глаза. Но он увидел, что племя погрязло в своих пороках. Красивые лица скрывали уродливые души. Каждый член племени олицетворял одну из гниющих язв: страх перед неизвестным, ненависть к тем, кто был иным, рабство перед другими, зависимость перед своими страстями, тупость, не дающая им трезво мыслить, предательство своих близких ради выгоды и консерватизм, что заставлял их цепляться за прошлое, избегая перемен.

Дедушка сделал паузу, его лицо затенилось.

– Герой пытался говорить с ними, предупреждать об опасности их пути. Он показывал им силу знания, которое обрёл. Но каждый раз его слова встречали с насмешкой, неприятием и угрозами. Племя отвергло его, как и прежде, и даже больше – оно стало видеть в нём угрозу. Страх перед переменами, ненависть и привычка к рабству разожгли в них гнев. Тогда он сделал трудный выбор, – продолжил дедушка, его голос стал тише, но крепче. – Он знал, что племя само себя уничтожит. Они предадут друг друга, утонут в своих пороках. Но племя продолжит жить, размножаясь и передавая свои грехи детям, закрепляя этот порочный круг страданий. Чтобы спасти их души, он собрал всю силу, которую обрёл, и поджёг деревню. Огонь поглотил дома, людей и всё, что было. Он знал, что это грешный поступок, но верил, что освободит их, спасёт их души, избавит от страданий. Он молился за каждую душу, надеясь, что они найдут покой в ином мире.

– Что стало с этим человеком? – спросил Арсений.

– Никто не знает, – ответил дедушка, его глаза блеснули. – Одни говорят, что он исчез в огне вместе с племенем, осознав, что пока жив, и он, то и грехи живы. Другие говорят, что он продолжил странствия, открывая глаза другим, тем самым сжигая свою душу от вины. А может, он понял, что не может спасти тех, кто не хочет быть спасённым.

Дедушка замолчал.

– Эта притча не имеет лёгких ответов, Арсюша. Иногда наши решения порождают ещё больше боли. Вопрос в том, готов ли ты принять последствия своих выборов, – он замолчал. – Ты слишком похож на своего отца. Он тоже верил, что может изменить мир, не оглядываясь назад. Но я не хочу, чтобы ты повторил его ошибки, – голос старика стал мягким, но в нём звучала едва скрытая мольба. – Иногда важно знать, где остановиться. Не будь слишком самоуверенным.

Арсений почувствовал, как его сердце сжалось при этих словах. Он опустил взгляд, пытаясь скрыть свои эмоции, но в глубине души всё же ощущал нечто тёплое – связь с отцом, которого он почти не помнил.

– Легко сказать, сложно сделать, – прошептал Арсений, чувствуя, как внутри него снова вспыхивает противоречие.

– Знаю, – ответил дедушка, его слабая улыбка вновь тронула губы. – Это, наверное, у нас в крови. Но ты справишься, Арсюша, я уверен.

Арсений отвёл взгляд, не желая, чтобы дедушка заметил, как сильно его слова задели. Но где-то глубоко внутри он почувствовал тепло. Связь. Понимание.

– Завтра я улетаю, – тихо сказал он, возвращая себе твёрдость. В его голосе больше не было сомнений. Долг, который он взял на себя, перевесил всё остальное.

– Да, знаю, – кивнул дедушка, и в его взгляде на миг мелькнула горечь. – Иди, Арсений. Сделай то, что должен. Всё идёт так, как должно идти.

Арсений кивнул. Слов не осталось, только тяжесть в груди. Он стиснул кулаки, но держался. Он хотел что-то сказать, что-то важное, но слова не приходили.

– Я надеюсь, что мы ещё увидимся, – сказал он, чувствуя, как горло сжимается.

Он сделал шаг к двери, остановился у порога, обернулся, надеясь, что дедушка ещё что-то скажет, что он успеет ухватиться за что-то, что изменит эту тяжёлую прощальную атмосферу. Но дедушка уже закрыл глаза. Его лицо стало спокойным, словно он уже смирился с тем, что Арсений всё ещё не мог принять.

Арсений вышел в коридор, ощущая, как внутри него растёт странная пустота. Его ноги словно налились свинцом, но он продолжал идти, каждый шаг даваясь с усилием. Работа ждала его. Ответственность тянула за собой, как невидимая нить, не позволяя оглянуться. И, несмотря на всё, он заставил себя идти вперёд, потому что знал – иначе не сможет.

15. РЕШЕНИЕ

Четверо друзей сидели на уроке, который тянулся мучительно долго. Учительница, высокая и худощавая, с вечно строгим выражением лица, объясняла у доски уравнения по математике. Её голос звучал монотонно, а движения были отрывистыми, словно механическими. Она постукивала мелом по доске, время от времени оборачиваясь к классу с тяжёлым взглядом, который, казалось, насквозь пронизывал виновников тишины. Её лицо не выражало ничего, кроме равнодушия, и даже она сама выглядела утомлённой от бесконечного повторения правил и формул.

Артём то и дело ёрзал на стуле, словно искал положение, в котором этот урок покажется короче. Женя, нахмурив брови, что-то рисовал в тетради. Вова украдкой поглядывал на часы, надеясь, что стрелки магическим образом ускорятся и спасут его от этого математического плена.

Сергей, медленно водил взглядом по классу, будто выискивал что-то интересное, но неизменно возвращался к окну, где серый свет бросал на пол длинные тени.

Ветер за окном поднимал жёлтые листья, швыряя их в стекло с яростью, словно отчаянно пытаясь прорваться внутрь. Тусклые лучи солнца едва пробивались сквозь облака, окрашивая класс в унылые оттенки. Мел царапал доску, создавая неприятный скрип, который только добавлял уроку безысходности. Шелест переворачиваемых страниц тетрадей был едва слышен, но в этой тишине казался громче, чем должен.

Артём наконец нарушил это унылое молчание. Он наклонился к Вове и ткнул локтем его в бок.

– А что это у тебя написано? – прошептал он, указывая на листок, где крупными, чуть корявыми буквами что-то было выведено.

– Это «волатильность», – тихо ответил Вова, отодвигая листок ближе к другу. – Переписывай быстрее, мне на следующем уроке это сдавать.

– Да-да, успею, – сказал Артём, небрежно качнув головой. Он усмехнулся и добавил: – Для этого и стоит в расписании математика.

– Это точно, – хмыкнул Женя, склонившись чуть ближе и кивнув в сторону Сергея. – На следующей неделе снова будет тусовка. Вы обещали пойти.

Сергей, вырванный из своих мыслей, наконец оторвал взгляд от серого света за окном и медленно перевёл его на Женю. Любопытство и лёгкое предвкушение читались в глазах друга.

– А твои мысли насчёт того, чтобы подмазаться к Левдееву, уже прошли? – уточнил Сергей с лёгкой усмешкой.

– Это я всегда успею, – отмахнулся Женя. – Всё, что нужно, я уже сделал. – Он глянул на Сергея чуть исподлобья и добавил: – А вот сходить на тусовку вчетвером – это пока под вопросом.

Сергей чуть склонил голову, его голос стал тише, а тон – задумчивее:

– Ты точно этого хочешь?

– Да, – коротко кивнул Женя, словно в подтверждение своих слов.

– Ладно, а что мы делать будем с Вовой? – вмешался Артём, переводя разговор на другого друга.

Все трое разом повернули головы к Вове, который выглядел так, будто внезапно оказался под прожектором. Щёки у него вспыхнули лёгким румянцем, а взгляд метался от одного лица к другому. Он почесал затылок и, пожав плечами, быстро сказал:

– Я пытаюсь, но мать не отпускает.

На мгновение повисла пауза, и Женя, не веря своим ушам, нахмурился:

– Тебе семнадцать, и тебя мама не отпускает?

– Вот именно, мне семнадцать, – торопливо ответил Вова, разводя руками. – Ты бы знал, как она относится ко всему этому, – тихо ответил Вова. – Думает, что если меня долго нет, то всё – пропаду, как её отец. Или сделаю какую-нибудь глупость, как мой.... Поэтому может, до часу ночи… и это максимум.

– До часу ночи? – повторил Женя, саркастически приподняв бровь. – Ты вообще понимаешь, что это время только для разогрева?

– Она считает, что всё вокруг опасно, – вздохнул Вова. – Ей кажется, что если меня ночью не будет дома, со мной случится что-то ужасное.

– Почему? – спросил Сергей, в его голосе слышался лёгкий скепсис.

– Потому что, когда она была маленькой, её отец… ну, он пропал. Никто не знает, что с ним случилось. Она говорит, что это из-за людей, которым он доверял. Поэтому теперь она всех подозревает.

– Хорошо все же быть четырнадцатилетней девочкой, – внезапно вставил Сергей с лёгкой насмешкой, склонив голову к плечу. – На всю ночь ушёл на хату к незнакомцам, которые старше тебя, и попробовал там всё, что только есть… даже если это продолжение чьего-то тела.

Эта фраза вызвала взрыв сдавленного смеха. Артём и Женя, спрятав лица за ладонями, едва сдерживали себя, чтобы не заржать в голос. Вова закрыл глаза, покачав головой, но уголки его губ тоже дрогнули.