Бифуркатор

Время – честный человек

П. Бормаше

*

Пробуждение ничем не отличается от других утренних приходов в мир. Сначала вдалеке играет Камнамский Стиль, потом звук становится чётче, и вот я уже в своей кровати. Щурюсь от солнца, потираю сонные глаза…

Что?

В своей кровати?

Вскакиваю и хватаюсь за телефон. Одиннадцатый час, двадцать третье июля! Я вернулся в тот самый день, как его там… Бифуркационный.

– Андрюшка!

Оглядываю комнату в поисках братишки, но его тут нет. В голову лезут самые неприятные мысли, и апофеозом их является самоубийство. Я бы, наверное, уже давно уничтожился, ещё когда понял бы, что застрял в одном дне.

Ну вот поэтому я и не могу быть бифуркатором!

Откинув одеяло, я вскакиваю и замираю на ковре. В одних мятых трусах, взъерошенный, раскрывший рот, я даже не знаю, куда идти. Что там говорил одна из Тварей? У нас время до восьми?

Я решаю заглянуть в самое близкое помещение – ванную. Вхожу, а там в душевом отделении… Андрюшка. Стоит в одних трусах и футболке и смотрит в никуда. Кожа бледная, под глазами тёмные пятна.

Моё сердце будто подвисает на секунду. Вот она – финишная прямая, последний коридор, пройдя который можно вопить: ура! победа! Но я сдерживаюсь, хоть и сложно. Одёргиваю трусы и по возможности будничным тоном произношу:

– Доброе утро.

Взгляд Андрюшки медленно становится осмысленным.

– С каких пор ты желаешь мне доброе утро? – спрашивает он бесцветным голосом.

Я не отвечаю, чтобы не разрушить иллюзию неизвестности. И как ни в чём не бывало прохожу к раковине. Достаю зубную щётку и пасту. Открываю тюбик и останавливаюсь, лукаво поглядывая на Андрюшку. Какой же он несчастный, похудел, и стоит, смотрит на меня во все глаза.

– Мне даже как-то страшно зубы чистить, а вдруг зубная паста мне на руку выплюнется, – говорю, и медленно давлю на тюбик. Верхний слой голубоватый массы чуть вздыбился и выпустил наружу пузырёк воздуха.

– Ну вот, – говорю. – Теперь можно чистить.

– Откуда ты узнал? – Андрюшка серьёзно хмурится, и я вспоминаю подобный забавный взгляд.

– Я много чего знаю, – откладываю зубную пасту и щётку. – Например… что одно яйцо в холодильнике протухшее, и я могу его пожарить на яичницу сегодня.

– Ты его точно пожаришь, – в глазах Андрюшки вспыхивает интерес, которого там не возникало, думается, очень давно. – Но откуда ты всё это знаешь?

– Просто я ещё знаю, что ты проживаешь двадцать третье июля уже два месяца, – серьёзно говорю.

– Сегодня уже пятидесятый раз, – отвечает Андрюшка. – Но… теперь и ты это почувствовал? – улыбается брат.

– Нет. Не почувствовал. Я просто вернулся за тобой из будущего. В общем, это долгая история, но мне пришлось многое вытерпеть.

– То есть… прямо за мной? – лепечет Андрей. – То есть, ты меня заберёшь в нормальное время?

– Всё верно, – киваю. – Вечером мы уже будем дома. Не помню точно, восемнадцатого или девятнадцатого августа. Мама очень соскучилась по тебе.

– То есть, ты именно за мной возвращался? – тихо спрашивает Андрей.

– Помнишь, я тебе как-то дал обещание всегда защищать тебя? Вот я его и сдержал.

Глаза братишки бегают, а потом происходит то, что я не видел почти за всю жизнь: Андрюшка начинает плакать. Он направляется ко мне, протянув руки, а потом спотыкается о бортик душа и падает прямо на меня. Я подхватываю брата и прижимаю к себе.

А он всё ревёт и ревёт, и мне не хочется его останавливать. Мне одновременно и грустно, и чувствую себя героем.

– Пойдём уже отсюда, – умоляет Андрей. – Из этого чёртова дня.

Я думаю. Самому хочется свалить побыстрее, но вспоминаю некоторые не завершённые дела в этой реальности, поэтому отвечаю:

– Нет. Андрюха, пока рано. Я жутко голоден, давай поедим. Я сделаю яичницу и тебе.

– Только не из протухшего яйца, – всхлипывает брат.

– Не из протухшего. И теперь я буду всегда делать только такую яичницу, как ты захочешь.

– Только глазунью, – Андрей отступает от меня, и его красные заплаканные глаза смотрят прямо в меня. Самый доверчивый взгляд брата, который я видел за всю жизнь.

– С помидорками, – добавляю и щёлкаю Андрюшку по носу.

**

Пока готовлю яичницу – думаю. Андрюшка не мешает и тихо сидит за столом, внимательно наблюдая за каждым моим действием. Наверное, боится, что я исчезну или засмеюсь и скажу, что это всё шутка.

Протухшее яйцо я не разбил, может, уже знал, где оно примерно находится.

В голове прокручиваю слова Тварей: план действия. Зайти в служебную дверь в Грозди до восьми вечера. До восьми ещё дофига времени, а пока я могу что-то совершить в этом двадцать третьем июля. Но что? Утащить в дверь за собой Стёпку? Ведь Стёка ещё здесь, живой, весёлый, не знающий, что его ждёт впереди. Но Твари ещё рассказали, как умирает мир без бифуркатора. Если я утащу отсюда друга, то… может, разрушу Вселенную.

Лучший вариант – оставить Стёпку здесь, но разве я не превращаюсь в чудовище подобное Серёге? Как же всё непросто. Может, спросить совета у брата? Но мне очень не хочется загружать его голову новой бредятиной.

Поэтому я делаю единственный выбор. И не понимаю, подлый он или справедливый. Стёпку нужно оставить здесь. Возможно, по отношению к другу я поступаю подло, но по отношению к миру – справедливо.

Но так просто я не уйду. Я хочу посмотреть на друга в последний раз.

Яичница дымиться в тарелках на столе, я сижу напротив Андрюшки, но кусок в горло не лезет, как, думаю, и брату. Он внимательно смотрит мне в глаза.

– Ты ещё всё тот же Артём? – спрашивает он.

– Да. Я никуда не исчез. Я пришёл, чтобы забрать тебя в настоящее время.

Андрюшка блаженно прикрывает глаза, готовый слушать мои слова вечно.

– Слушай, – я хмурюсь. – Если бы на месте тебя был я, и ты бы пошёл меня спасать…