– Пошёл бы, – торопливо отвечает братишка.
– Погоди. Если бы оказалось, что, спасая меня, ты разрушаешь весь мир, ты бы спас меня и уничтожил мир, или оставил бы меня в двадцать третьем?
Голубые глаза Андрея на секунду задумчиво подвисают, потом в них мелькает страх.
– Ты спас меня, уничтожив Вселенную?
– Нет, – качаю головой. – Просто спрашиваю.
Андрюшка неуклюже берёт вилку и нож, серьёзно обдумывая мой вопрос, а потом говорит:
– Я бы оставил тебя в двадцать третьем, но попытался бы тебе сказать, что я спасал тебя.
– Серьёзно? – хмурюсь. – Почему ты так решил бы?
– Нет-нет, ты не подумай чего, – затараторил Андрей. – Я пытаюсь просто мыслить разумно. Ты не помнишь видео, где у железнодорожника сын упал в пазы раздвижного моста?
– Нет, – признаюсь.
– Дело в том, что там мост был раздвинут, а его сын упал в пазы. И как раз поезд едет. Если мост не опустить, то он разобьётся. А если опустить, то сына раздавит насмерть. И он выбрал второе. Потому что спасал жизнь сотни человек, принеся в жертву сына.
– Но каждый бы поступил по-своему, – пожимаю плечами я. – Кто-то и не опустил бы.
– Я знаю, – кивает Андрюшка, и сейчас он мне кажется не по-детски серьёзным. – Лучший пример, наверное, в библии. Бог разрешает людям убить своего сына, потому что верит, что все люди на земле имеют шанс на спасение. А ещё это называется принципом наименьшего зла.
– Очень знакомо. Что это?
– Это когда из двух зол выбирают меньшее. Как ни крути, а жизнь одного человека важнее жизни многих. Даже если они тебе никто, а этот один человек – твой брат. Или сын. Или отец.
Андрюшка начинает есть, а моя яичница давно остыла. В голове решаются громадные дилеммы.
– Думаю, ты прав, – киваю. – Для Вселенной все мы просто люди.
В кухне зависает тишина, Андрюшка глядит на меня слишком печально, а потом тихо говорит:
– Нет, ну если ты меня пришёл спасать такой ценой, то я не согласен. Я останусь здесь и буду всегда жить в одном дне, лишь бы не уничтожился мир.
– Да нет, – морщусь. – Ты не при чём. Ты уже спасён на сто процентов.
У меня друг погибает! – кричал внутренний голос.
– Тогда почему у тебя вид очень грустный? – спрашивает Андрюшка.
Я не хочу отвечать на этот вопрос. Но что-то надо делать! Хотя бы взглянуть на Стёпку ещё одним глазком. И я решительно спрашиваю:
– Ты знаешь этот день наизусть. Что будет?
– Мама вернётся скоро. Ближе к двенадцати, из Грозди. Вы с отцом вечером будете смотреть…
– Про Стёпку что-нибудь помнишь?
– Он позвонит тебе где-то около часа дня, и ты уйдёшь гулять на весь день на Заводь с ним и двумя девчонками.
Хмурю лоб и вспоминаю конкретику двадцать третьего июля. Помнится, там ещё Буратино приходил к нам, во время Стёпкиного визита.
– Кабельное телевидение приедет будку осматривать? – спрашиваю, в надежде снова увидеть товарища Эдуарда и врезать ему по носу.
– Нет, это было только один раз, – Андрюшка хмурится. – Только я не понимаю почему, и мне кажется, что они имеют какое-то отношение к моему провалу во времени. Я бы про них посмотрел, но забыл название.
– Неважно, – отмахиваюсь и достаю телефон. – Уже всё решено.
– Кому звонишь?
– Стёпке.
– Он недоступен. Он с отцом в город уехал, – твёрдо отвечает брат.
– Ладно. Подождём, – вздыхаю.
– А зачем? Тёмка, может, давай уже вернёмся назад? – шепчет Андрей. – Мне здесь так одиноко. Вы всегда всё делаете одно и то же, поэтому кажетесь не настоящими. Какими-то кукольными.
– Мы уйдём, – киваю я, протягиваю руку и хватаю ладошку Андрюшки. Она холодная. – Я обещаю, но сначала мне нужно дождаться Стёпку.
– А что мы будем делать пока?
– Давай… – я улыбаюсь. – Посмотрим что-нибудь интересное.
– По телевизору я уже наизусть всё знаю что идёт, – печально говорит Андрей.
– А мы не по телевизору. Мы в интернете.
В те дни вышли несколько новых фильмов, и самым ярким, по мнению зрителей, считался фантастический триллер с Брюсом Уиллисом, что-то о бандитах вне времени, но мы с братом решили – хватит с нас этого чёртова времени. Поэтому смотрели комедию с Райаном Рейнольдсом и Джейсоном Бейтманом. О том, как два друга поменялись телами.
Мы не смеёмся, мы смотрим и боимся. Слабая улыбка лишь порою трогает губы Андрюшки, но взгляд затравленный, глубокий. А внутри моей головы много неясных страхов: перед последней встречей со Стёпкой, перед возвращением домой и главное – что если Твари-вне-времени наврали. Ну откроем мы эту чёртову дверь в Грозди, и ничего не случится.
Только ближе к концу фильма я думаю, что сижу и обнимаю Андрюшку на протяжении всей картины, а ведь раньше сконфузился бы от одной мысли об этом. Когда по монитору поплыли титры, брат вздыхает и говорит:
– Хочу домой. Мы точно успеем?
– Вечером, – улыбаюсь я. – Всё вечером.
– Вот ты улыбаешься, а глаза у тебя неспокойные, – вдруг говорит Андрей, и мне становится и грустно, и ещё страшнее.
– Поверь, времени у нас навалом, – убеждаю.
– А вдруг тебя обманули? – почти шепчет брат, ударяя тем самым, по больной мозоли.
– Нет, – качаю головой. – Ни в коем случае! Поверь мне… – хотя сам себе я не верю.