Три дня из жизни Филиппа Араба, императора Рима. День второй. Опять настоящее

– Да что случилось-то, дорогая? Ты вся взбудоражена! Вижу, что что-то тебя так взволновало, что теперь беспокоит, тревожит, гложет и гнетёт! Не держи это в себе! Не рви своё доброе сердце! Оно может разбиться, ибо так хрупко! Поделись! Откройся! Тебе же самой сразу полегчает! Что произошло?

– И он ещё спрашивает, что случилось! Наглец!

– Да что такое, родная моя? Не томи, а то у меня самого сердце рванёт! Оно ведь бьётся в унисон с твоим! Давай с утра пораньше обойдёмся без наездов!

– А то, что ты вчера короновался в сенате и цезарем, и августом! А про меня и не вспомнил! Почему я до сих пор простая Нобилиссима Фемина?

«С чего ты взяла, что ты Nobilissima Femina? Я тебя таковой не титуловал! Ты хоть и знатная, но обычная римская матрона, а не Нобилиссима», – подумал император, но высказаться вслух не отважился, как будто язык на этих фразах проглотил (у него даже «на кре…» вчера получалось произносить лучше).

– Так почему я до сих пор не августа и не цезариня? – повысив голос до визга, заострила конфликт с супругом Отацилия.

– Ты припоздала прибытием! Да! Именно что припозднилась! Я не мог короновать тебя заочно!

– А ты, негодник, не мог меня дождаться?

– Медлить с моим официальным признанием было нельзя! Ковать железо всегда надо, когда и пока оно горячо, а легитимироваться – когда и пока власть в руках и она ещё тепленькая! Сама не раз говорила мне про «железо», про «ковать», про «горячо», про «власть» и про «тёпленькое»! Всю плешь мне этими словами и фразами, будто лишаем, проела! Век не забуду… жену родную! Твои советы для меня – закон… ну, если не всегда, то иногда! Строгость римского закона издревле смягчается необязательностью и избирательностью его применения…

– Я тебе сейчас не только плешь выгрызу, но и волком – бюрократизм! А ещё всю посуду тут расколочу! – взвизгнула Отацилия. – Как ты мог так поступить? Ты же благородный мужчина! Вернее, не просто мужчина, но и муж! И наоборот: не просто муж, но и мужчина! Где посуда? Почему нигде ничего нет? Ах, вон вижу тарелку и кубок! Ты ел и пил на ночь, что ли? Почему они металлические, а не стеклянные и не керамические?!! Где стекло и керамика?!! Где глиняные амфоры?!!

– Тут тебе не общественная столовая! Не забегаловка, а моя временная резиденция! Я тут спал и сейчас тут работаю!

– Не увиливай в сторону! Не заговаривай мне зубы! Почему я сей момент не императрица?!!

– Зато я нашего сына провозгласил не только наследником, но и цезарем-соправителем! Тебе этого мало?

– Ах! Ах! Ах! – от ещё большего гнева чуть не задохнулась та, которая как само собой разумеющееся возомнила себя «Нобилиссимой Феминой». – Ты, верно, забыл, благодаря кому четырнадцать лет назад в верха продвинулся?

– Помню, что ровно столько лет минуло, как ты согласилась выйти за меня замуж! Я тебе тогда ещё букет цветов преподнёс…

– С шипами были твои розы! Я укололась тогда! Если бы не мой отец…

– Да причём тут твой батя?!

– Мой отец был римским нобилем! Он был сенатором Рима! Моя мать – патрицианка из династии Марциев! Мой предок Анк Марций по линии родительницы – один из великолепной шестёрки легендарных римских царей! Род Марциев за минувшее тысячелетие прославился десятками консулов, многочисленными проконсулами, военными и народными трибунами, не говоря уж о преторах, эдилах и разных прочих шведах! – вопила Отацилия, выставляя вперёд, будто тугие обнажённые и соблазнительные груди, свою родословную и брызжа в воздух словами и слюной, словно кипящей смолой со стен крепости на штурмующих. – А кем был ты? Кем значился ты четырнадцать лет назад, я тебя спрашиваю? Разбойником! Наследником главаря арабской шайки-лейки! Твой родитель лишь по случаю, скрыв своё реальное происхождение, получил статус римского эквита-всадника!..

Милые бранятся – только тешатся

«Мой дом опустевший, где нету любимой!

Как ныне мне тяжко —

Куда тяжелее,

Чем в пути,

Где трава мне была изголовьем!..»

Отомо Табито

– Стоп! Не трогай моего предка своими руками, даже если ты успела их после своей скачки помыть! – взвился уже Филипп, скрежетнув зубами. – Только я могу наговаривать на своего родного отца и больше никто! Мой папа был вождём… царём аравийского рода-племени в области Трахонитида, песчаной и гористой с двумя кряжами местности между Дамаском и нижней Сирией!

– Какой ещё царь?! Царёк-королёк! Это и есть мелкий вождишка дикой шайки-лейки!.. И лишь наш брак открыл тебе вход в римскую элиту и дал мощный первичный старт! Мой батюшка увидел в тебе скрытый, но огромный потенциал и прозрел в тебе великое будущее! Сколько времени мой родитель подчищал твою родословную и твоё подленькое и мелочное прошлое, а?! Сколько, я тебя спрашиваю?! Молчишь?!! Помнишь или забыл?!!

Мысли императора зашатались, от чего зашатались, обратившись в бубнёж, и его слова:

– Бу-бу-бу…

Но миг короткого отчаяния у римского августа быстро миновал.

– Я отблагодарил твоего папашу… эээ… вместо папаши я отблагодарил твоего брата Северина, назначив его недавно проконсулом Мёзии и Македонии! Это ли не щедрая награда? Проконсул – это нынче тоже своего рода абсолютный царёк… эээ… ненаследственный монарх на определённой территории! Будешь напоминать мне о прошлом, не посмотрю, что ты моя жена, отправлю на кре… на плаху! – взревел Филипп Араб. – Я тебе не марионетка! Я нынче самостоятельный правитель! Я император и не дам дёргать себя за ниточки!!! А ты-то кто? Ну, кто ты такая?! Ты… ты… ты даже не Нобилиссима Фемина!

– Как это не Nobilissima? Как?!!– чуть было не села на пятую точку Отацилия, однако присела на корточки. И всего-то на несколько мгновений, ибо потом быстро взяла себя в руки и приняла вертикальное положение, гордо выпрямив спину и вскинув голову.

– Будешь повышать голос и градус конфликта, я обернусь Везувием, а ты станешь последним днём Помпеи! Отправлю к домашнему очагу… следить за пенатами в ожидании внуков!

– Ах! – снова чуть не задохнулась супруга, но так этого и не сделала, её лёгкие непринуждённо продолжили свой каждосекундный и ежедневный труд. – Ты забыл, чему нас некогда учили мудрые римские учителя, нанятые моим отцом?

– Чему?

– Юридическим построениям, моделям и теориям Модестина Геренния! И по его учебникам! Он на все века дал разъяснения, что такое есть брак и супружество! А это равноправный союз мужа и жены! Это объединение двух жизней в одно целое! В один мощный поток, несущийся по льдам и буеракам жизни к своему… эээ… нет, про склон и конец нам с тобой ещё рано заикаться и задумываться! Брак – это общность человеческого и Божественного! Вот на чём стоит наше товарищество… эээ… супружество! Нет уз святее супружества! Да и товарищество тут тоже будет в кассу!

– Суха теория, мой друг, а древо жизни пышно зеленеет! В римской практике всё по-иному! Римские истоки – это cum manu! Это доминирование мужа над женой. Супруга – под властью своего мужа-домовладыки! Ты, пока не поздно, должна признать себя, не побоюсь этого слова, агнаткой! Нахлебницей!

– Во-первых, агнатка – это не нахлебница, а во-вторых, всё течёт и всё изменяется! Мы заключали брак на небесах, то есть без соблюдения формальностей «cum manu»! Ты забыл, что если в течение года достойная матрона проводит три ночи вне дома супруга, то она уже не агнатка! У нас с тобой каждый год такая процедура повторяется! Ты то на службе, то на войне, то у… да-да, у своих юных и беспутных конкубин! В народе бают, что ты уже и не весталок стал замахиваться! То вот теперь царствуешь! Сам месяцами дома не бываешь! Да и жилища свои мы постоянно меняем: то нынче тут, то завтра там! По морям, по волнам! Это уже точно не «cum manu», а самое настоящее «sine manu» – полное равноправие мужа и жены в браке! Свобода, равенство и братство… ну, плюс, безусловно, сестринство!

– Да ты всё извращаешь, благоверная! Во-первых, ни одной весталки ни у меня, ни подо мной никогда не было! Во-вторых, равенство в браке по фэншуй… эээ… по «sine manu» означает на самом деле только то, что ты – хозяйка дома, домашнего очага и мать моих детей: сына и лапочки-дочки! Вот этим и занимайся… разве что без сына, ибо он стал моим соправителем! Теперь он может тобой повелевать, ибо у него статус выше! А остальные вопросы, не касающиеся дома и хозяйства, – все до единого в моём ведении! Вот оно какое равенство мужчины и женщины у нас, у римлян! Не стоит фальсифицировать римские духовные скрепы, ценности и традиции!

Милые бранятся – только тешатся.

– Ах! А ведь и точно! А ведь и правда! – воскликнула озарённая некой внезапной мыслью-молнией Отацилия и чуть было снова не задохнулась, но так и не довела своё начинание-изобретение до логического завершения. – Я ведь только сейчас подумала, что Модестин Геренний где-то в Риме! Он живёт тут постоянно! Если он и не совсем коренной, то у него тут уже, как пить дать, постоянная прописка! Надо срочно его найти! Он подтвердит все слова наших учителей и тренеров, которые сами обучались по страницам десятков его честных и чистых книг, оставленных им в дар любимой стране. Он-то нам всё разъяснит и… поставит жирную и окончательную точку в наших дискуссиях! Больше никогда не будем с тобой ни ругаться, ни браниться, ни тешиться! Станем только целоваться, обниматься, миловаться и… эээ… всё остальное тоже будем! Он даст нам окончательный пергамент со своей персональной печатью и с советами на все случаи жизни!

Филипп попытался, как умел, объяснить супруге патовую ситуацию: говорил долго и путанно (она тем временем всё шире и шире выпучивала глаза), завершив своё оправдание словами:

– Модестин Геренний исчез, как привидение! Испарился в воздухе, как вода! Весь Рим обыскали и перерыли, но со вчерашнего вечера никто не может его найти. Мистика какая-то…

– Ааа!!! Как это исчез? Как это «будто вовсе не бывало»?

– Я такого не говорил…

– Зато я сказала… Куда ты подевал этого достойного мужа? Я сейчас потеряю сознание и упаду в обморок. Или вообще коньки отброшу. Придётся тебе отвечать перед беспощадной историей!

…Не потеряла, не упала и не отбросила.

*****

Императору наскучил напряг, ему захотелось домашнего тепла и уюта:

– Дорогая, мы так давно не виделись, что… сделай же мне, наконец, приятное!