Восстанавливая равновесие

– «Олимпион».

– Пригласите к телефону Нуму Алессандрос. Скажите ей, что звонит Эрик Берндт.

– Это я. Что-то случилось?

– Какое ты имеешь отношение к письму, пришедшему мне из офиса мэра Паралимни?

– Письму?

– Ты хочешь знать, что я думаю о подкупе? Тебе не удастся избавиться от меня. Даже ради горы африканских алмазов.

– Тебя депортируют? – голос женщины перестал быть таким бесцветным, в нём даже мелькнули искорки иронического интереса.

– А то ты не знаешь!

– Не знаю я ни о каком письме, – Нума вздохнула, совсем как обычная женщина. – Где ты, придурок? По-прежнему в Ларнаке?

Эрик планировал выяснять отношения дольше. Только вот Нума стремительно покидала поле боя. Это сражение было ниже её достоинства.

– В Ларнаке, – буркнул он.

– Ты отпустил яхту?

– Давно уже.

– И как планируешь возвращаться?

– Никак. Я злюсь на тебя.

– Это забавно, – без обиды, без гнева, голос Нумы звучал с ноткой иронии. – Я почему-то считала, что это моё право – обижаться.

– Ты убедила мэра Влиттиса разрешить мне постройку отеля, чтобы избавиться от меня!

– М-м, тебе разрешили… ну что ж, поздравляю.

– Не надо. Не надо мне твоих одолжений.

– Эрик! Ты просто большой дурак. Никос Влиттис держит нос по ветру. Я к выдаче разрешения не причастна. Скорее всего, распространились слухи о нашей… дружбе, и тебя на всякий случай решили не обижать.

– Ты не откупишься от меня, – повторил Эрик, решив придерживаться знакомой темы.

Судя по голосу, Нума улыбалась. Чего это она?

– Простите, мой господин, – кротко произнесла она. – Клянусь никогда не способствовать процветанию твоего бизнеса. Никогда-никогда. А теперь оставайся в отеле, я пришлю за тобой машину.

Глава 24

Приём был в самом разгаре. Слуги обнесли собравшихся уже не одним десятком подносов с шампанским, настроение у гостей было приподнятым, все обсуждали обещанный фейерверк.

Проходя мимо зеркал в туалетной комнате, Эрик придирчиво осмотрел себя. В первый раз Нума вывела его в свет, почти насильно отобрав жёлтую каску и спецовку, в которых он каждый день трудился на стройке. Уже больше месяца шло строительство отеля, и так гладко это происходило впервые в опыте Эрика. Обычно строительство сопровождалось пикетами жителей, визитами представителей различных инспекций, недопоставками материалов, нехваткой рабочей силы. В Протарасе каменщики записывались в очередь, стремясь получить работу у него, поставщики звонили уточнить, чем они ещё могут быть полезны, и даже не шёл дождь. Вот когда Берндт осознал, что значит быть под покровительством семьи Алессандрос. Ему даже начинало это нравиться. А более всего то, что Нума приезжала на каждый уик-энд в арендованный им коттедж в Паралимни и даже готовила для него. Эрик боялся подступиться к теме о браке, однако ювелирный магазин всё же посетил.

Из зеркала на него смотрел серьёзный мужчина в белой рубашке, строгих брюках и фраке. Судя по тому, как ловко сел фрак на него, Нума не брала костюм напрокат, а заказала по его меркам. Эрик рассеянно понюхал цветок гвоздики. Что должен думать мужчина, когда женщина так ведёт себя по отношению к нему? Разумеется, что она ждёт кольца. Только вот с Нумой не всё просто, её каждое слово, поступок, взгляд имеет двойное дно. Кстати, где его дама, куда запропастилась?

Пришлось узнавать у гостей, кто видел её последним.

– Мсье посол, – Эрик склонился в поклоне перед французским представителем и его супругой, – мадам. Прошу извинения, но мадемуазель Алессандрос была с вами всего несколько минут назад. Вы не заметили, куда она отправилась после?

Дипломат почему-то смущённо переглянулся с женой под холодным, неулыбчивым взглядом Эрика.

– М-м… мсье Берндт, видите ли… мадемуазель Нума на балконе, – он слабо махнул рукой в требуемом направлении и уже в спину Эрику добавил, – но она не одна…

– Merci, – норвежец обернулся лишь для того, чтобы склонить в знак благодарности белокурую голову.

– О, бедный мальчик, – жена посла взволнованно пожала руку супруга. – Ты видел, Жак, как он влюблён? А он даже не знает о Той Истории, – как обычно, эти два слова произносились с большой буквы и приглушённым шёпотом, словно созданным для того, чтобы обсуждать всякие неприличности.

Ирвен? философски пожал плечами:

– Боюсь, настало и его время узнать.

Рассекая толпу в бальном зале своими широкими, крепкими плечами строителя, Эрик прошёл к дверям на балкон, опоясывающий всё здание посольства по окружности. Обычно они были открыты, впуская столь необходимый свежий воздух в изнемогающий от постоянной жары зал; но сегодня, сейчас их будто прикрыли чьи-то заботливые руки – почти до конца, ровно настолько, чтобы не вызывать пересудов среди гостей. Норвежец коснулся стекла рукой, намереваясь выйти наружу.

– …восемь лет, Нума, ты только представь себе! Прошло целых восемь лет.

– Я не могу, – после тяжёлого вздоха отозвался из темноты столь дорогой Эрику голос. А вот её собеседник не был ему знаком. Берндт пристальнее вгляделся: Нума стояла спиной к залу, опершись локтями о балюстраду. Мужчина находился не слишком близко, что несколько пригасило его ревность. Казалось, что Нума готова расплакаться. Странное свидание – если это было свидание вообще.

А собеседник Нумы становился всё настойчивее, хотя и не прикасался к ней.

– Такого ответа я не приму. Сделай же что-нибудь, Нума!

– Что именно она должна сделать, мистер? – Эрик решил, что настало его время вмешаться.

Женщина подскочила от его голоса, словно ужаленная в самое соблазнительное своё место.

– Что? Зачем? Чёрт побери, Эрик Берндт, – переведя дыхание, немного спокойнее добавила она. – Ты появился почти вовремя.

– Нума, – лицо мужчины по-прежнему оставалось в тени, но в голосе звучала напряжённая настойчивость, – ты знаешь, что мы не договорили. Пожалуйста, попроси джентльмена уйти, – он обращался через голову Эрика, словно того здесь и не было, что не могло не взбесить потомка завоевателей.

– Попросите меня об этом сами, мистер, – воинственным тоном проговорил он, – и вы познакомитесь с крепостью моих кулаков.

Чего он меньше всего ожидал, так это сдержанного, приглушённого смеха мужчины в ответ на своё заявление; но, тем не менее, тот смеялся.

– Какой отважный молодой петушок, Нума, – успокоившись, вновь обратился он к застывшей в неподвижности гречанке. – Похоже, у тебя появилось будущее. Я тоже хочу для себя этого и имею такое право. Отпусти меня, Нума, – в его голосе прозвучала тоскливая, страстная мольба. – Ты же знаешь, что я буду возвращаться…

– Я не могу, Дит.

– Сможешь. Сможешь, когда поймёшь, что ты наказала не только меня, но и себя тоже. Ни один из нас не сможет жить будущим, пока не будут оплачены и забыты старые долги.

– Я не могу, Дит, ты разве не понимаешь! – неожиданно громко с отчаянием прокричала Нума. Пальцы её, впившиеся в каменную балюстраду, побелели. – Ещё пока не могу. Оставь меня, Дитрих, – она шагнула к выходу столь стремительно, что руки мужчины, попытавшиеся поймать её, ухватили лишь край муслинового платья. Раздался треск.