Восстанавливая равновесие

Кассия, руки которой дрожали от напряжения, призвала на помощь знаменитую улыбку Алессандросов. Она не стала возражать по поводу своего внешнего вида, а всего лишь повелительным жестом подозвала ковылявшего неподалёку солдата.

– Сколько вам лет? – голос её обжигал своей интонацией.

Солдат опешил.

– Тридцать шесть, мисс… мэм.

С язвительной улыбкой Кассия повернулась к пациенту:

– Он достаточно взрослый для вас? Прекрасно, – она передала солдату скальпель. – Вы будете его оперировать.

Раненый просто взвился от негодования:

– Что? Что? Вы ненормальная! Он и стрелять как следует не умеет!

С притворной серьёзностью Кассия оглядела барак, в котором был размещён госпиталь.

– Тогда я больше не вижу желающих вами заняться. Всего наилучшего, – она отвернулась, явно собираясь уйти.

– Подождите! – завопил раненый. – А как же я?

Кассия стремительно развернулась к операционному столу, придвинулась совсем близко к лицу, по которому сбегали струйки крови, и очень нежно проговорила:

– Издыхайте.

Она сразу вскрикнула, не ожидая быть пойманной двумя похожими на стальные канаты руками. Пациент прошипел ей в лицо так же яростно:

– Чёрт с вами, дамочка, режьте. Но упаси вас Бог отрезать что-нибудь лишнее! Я тогда разыщу вас.

– Не трудитесь, – холодно отозвалась Кассия. – Я буду здесь, когда вы выздоровеете. У меня пациенты не умирают.

Она кивнула, глубоко вздохнув, когда анестезиолог издали показал ей маску для общего наркоза. Руки мгновенно перестали дрожать, едва ощутив знакомый холодок скальпеля. «У меня пациенты не умирают», – ещё раз повторила никогда не подводившее её заклинание Кассия.

К чести тогдашнего пациента надо было признаться, что впоследствии он пытался извиниться за оскорбительные слова. Но Кассия с ним разговаривать не собиралась. Она резко и властно обрывала его при осмотре, хотя и видела, как коробит наёмника от того, что им командует несовершеннолетняя девчонка. Когда Сентуриа начал ходить, он ещё некоторое время преследовал Кассию, предпринимая всё новые попытки. К счастью – Кассия никогда не думала, что может порадоваться этому, операции шли непрерывно, а каждую свободную минутку она старалась спать, и прерывать её сон никому не дозволялось. Так что она и не заметила, когда Сентуриа окончательно исчез, только устало зарегистрировала смену карточки у его постели. Сколько Кассия потом ни прошла войн, эта оказалась самой тяжёлой и страшной.

Они встретились спустя год в Ольстере, в разгар одного из самых кровопролитных конфликтов в истории человечества. Кассия штопала его жертв днём и ночью, она привыкла к виду расчленённых трупов, оторванных конечностей, обезображенных лиц настолько, что начала воспринимать людей на улицах как нечто ненормальное. Когда к ней по имени обратился загорелый, чертовски привлекательный мужчина, она поймала себя на том, что только разглядывает его с анатомической точки зрения, не узнавая и даже не слыша его слов. Он представился, но Кассия подняла на ноги за прошедшее время столько жертв оружия, что имена ей уже ничего не говорили. Другое дело – медицинские карты. Она прямо сказала об этом. Озадаченно помолчав, мужчина взял её под руку и уже на ходу снял тёмные очки. Заглянув всего раз в золотистые лисьи глаза, Кассия онемела. Да, она могла забыть лицо Айка Сентуриа, тем более что тогда, в первую встречу, оно было всё в шрамах, а после – в бинтах, с клочьями пробивающейся бороды, но эти глаза… Когда Кассия сообщила ему о своих сомнениях по поводу того, что такие шрамы могли бесследно исчезнуть, наёмник помедлил, но затем, пожав плечами, сказал, что позади у его лица – пластическая операция. Только глаза по его просьбе не тронули – раз уж их пощадила даже граната.

В те дни Айк был необычайно мил, перед его заботой отступали ужасы окружающей Кассию действительности. Он даже приносил ей цветы, всеми силами стремясь к необременительному роману, который тогда так и не состоялся у них. Внезапно Айк перестал приходить – как раз в тот день, когда Кассия готова была уже сдаться. Что ж, жизнь военного человека гораздо сильнее, чем в остальных профессиях, зависит от приказов сверху, распоряжений и планов начальника. Кассия Алессандрос пожала плечами, немного поплакала и вернулась в операционную палату. Если судьбе будет угодно, они ещё встретятся. То был последний день, когда Кассия считала Айка Сентуриа солдатом или, скорее, офицером какой-то регулярной армии.

На рассвете британцы привезли тяжело раненого пленника, с множественными переломами рёбер, лицо которого превратилось в сплошной кровоподтёк, но руки, тем не менее, были закованы в наручники. Одна из них, вывихнутая в плече, причиняла ему нешуточную боль при каждом грубом движении, на которые британцы не скупились. Как объяснили они, пленник был задержан при попытке покушения на высокопоставленный чин английской армии, и теперь наёмника ИРА собирались предать показательному суду и – а результат знали заранее – смерти через повешение. Но для этого, чтобы не говорили, будто британские солдаты превышают пределы необходимой самообороны, его требовалось немного, самую малость подлатать. Сам Айк ничего не отрицал, он сожалел только о том, что не успел в момент задержания застрелиться. Он просил Кассию о яде, хотя видел плохо и явно не узнавал её. А та орудовала инструментами под присмотром двух британских солдат и молилась о том, чтобы никто из персонала не вспомнил, не узнал в этом почти что трупе мужчину, который так часто навещал её в госпитале. Только это дало бы ей возможность оставаться лечащим врачом пленника и хоть как-то попытаться спасти его. Палату Сентуриа ночью и днём охраняли солдаты, двое снаружи и один внутри, и Кассия с Айком не разговаривала. Она даже старалась лишний раз не смотреть на него – и такое простое действие причиняло ей боль. Он умер для неё как мужчина, как любовник, остался лишь человек, да и то презренной профессии. Наёмный убийца, волк-одиночка. Нет, шакал. Но всё же он оставался подобным ей двуногим позвоночным, прямоходящим существом из рода Homo sapiens. Ну, или почти sapiens… Кассия ненавидела его за то, что он причинил ей такую боль, но не могла не попытаться спасти. И сделала бы это для всякого. Она всё-таки была врачом, эскулапом…

Вот только она не представляла себе, как приступить к этому самому делу спасения. В отличие от Сентуриа, у неё не было хороших друзей среди функционеров или боевиков ИРА. А те, как правило, не интересовались судьбой провалившихся агентов и не стали бы тратить силы на их спасение. Зато школы, госпиталя и прочие объекты для мирных жителей считались ими самыми удачными целями для своих вылазок.

Атака на госпиталь началась шесть дней спустя рано утром, когда Кассия, по счастливой случайности, находилась у постели раненого. Охранники у дверей были убиты первым же взрывом гранаты, а тот, кто дежурил внутри, заметался, наскоро замотал руки пленника куском лейкопластыря, посоветовал Кассии не беспокоиться и бросился в бой, на бегу проклиная Ирландию, Ольстер, Ирландскую Республиканскую Армию, своё начальство и всех-всех-всех. Кассия не колебалась ни минуты, взмахом скальпеля она рассекла импровизированные наручники, взвалила на себя раненого – он практически ещё не мог ходить – и поволокла его к служебному выходу мимо падающих балок, рушащихся стен, стонущих и умирающих людей, жертв взрывов и огнестрельного оружия. Женщина-врач ненавидела оружие, будучи в некоторой степени пацифисткой, но принципы – это одно, а жизнь – совсем другое. И потому рука её не дрогнула, когда перед Кассией вырос огромный ирландец, радующийся количеству земляков, погубленных им, и встреченной хорошенькой женщине, с которой можно было потешить свою плоть. Кассия сбросила на пол свой груз – Айк потом жаловался, что именно в тот момент она доломала ещё остававшиеся целыми у него кости – и без колебаний убила своего врага. Она подошла вплотную к ирландцу, показывая, что готова на всё, обняла его и перерезала горло тем скальпелем, что ещё сжимала в правой руке. Кровь залила её одежду, фонтаном изверглась на пол. Боевик умер почти мгновенно, а Кассия словно ни в чём не бывало продолжила путь со стонущим Айком на спине. Впоследствии она не могла точно припомнить всех событий, ни даже понять, откуда взялись силы. Айк был крупным, тяжёлым мужчиной, а смерть их подстерегала за каждым углом. Но она сделала это: добралась до всегда готового к вылету вертолёта «Врачей без границ» и погрузила в него Сентуриа, попросив позаботиться о нём. Айк рвался наружу, когда догадался, что сама она не летит. Но его удержали.

Айк был переправлен в лионский госпиталь, а Кассия оставалась в Ольстере до тех пор, пока мирные переговоры представителей ИРА и британского правительства не сократили поток жертв войны до минимума, а в городе даже начали снова строить дома.

Кассии удалось провести несколько дней во Франции, на Лазурном берегу, прежде чем её отыскала телеграмма с новым вызовом. Вечерним рейсом она летела в Уттар-Прадеш, в Индию, где назревали массовые беспорядки. После были Заир и Мозамбик, поездки по Африке, организация передвижных больниц в Конго. О времени, когда в её жизни были Айк и цветы, Кассия решительно велела себе забыть.

Она встретила свой двадцать второй день рождения на одном из островов Средиземного моря, спасая жертв особенно громко всхрапнувшего вулкана, а в Рождество уже училась рубить широким мачете жадную и обильную растительность джунглей Камбоджи. Голод, пыль, жажда, дети, умирающие от рахита – она делила с жителями этой земли всё. Строила маленькую больницу вместе с ними, в священные ночи ходила в джунгли вместе с шаманом, перенимая секреты его магии, и плясала по вечерам у костра, искренне радуясь огоньку надежды на лицах своих чернокожих друзей.

Всё кончилось однажды в полдень, когда самое жаркое солнце заставляло отказаться от работы и отдыхать в тени хижин из веток и глины. Люди начали суетиться в попытках спрятаться от трескучих автоматных очередей и одиночных выстрелов, от гранат и острых ножей грязных, вонючих, оборванных захватчиков с кишащей насекомыми растительностью на лицах. Шамана казнили одним из первых и подорвали больницу, уничтожая и без того скудный запас лекарств. Бандитам требовался «белый доктор», о чём они сообщили на ломаном английском языке, пригрозив ежеминутно убивать по одному ребёнку или женщине, пока «белый доктор» не отправится с ними в лагерь. Их собственный лекарь, как поняла Кассия, погиб в перестрелке. Она не заставила ждать «красных кхмеров» и ушла с людьми Пол Пота в джунгли. Но с первого же дня в лагере повстанцев Кассия настояла на своём. Через одного из кхмеров, сносно говорившего по-английски, «белый доктор» – так её звали все, не потрудившись даже спросить настоящего имени – выторговала себе палатку для врачевания и отдельную, стоящую у кромки лагеря – для жилья, хотя командир отряда Че Дун и предложил ей широким жестом выбрать в мужья любого из своих бойцов, чтобы жить с ним вместе. Кассия постаралась не высказать отвращения при виде грязных, горящих похотью и лоснящихся потом лиц; она вежливо отказалась. Жить в лагере оказалось вполне возможным после того, как Че Дун поклялся расстрелять любого, кто без особого разрешения войдёт в палатку «белого доктора». Несколько недель Кассия жила рядом с ними, лечила полученные в боях раны и инфекционные заболевания, ела пищу, приготовленную женщинами неопределённого возраста в платках, словно тени, мелькающими по всему лагерю, быстро привыкнув к тому, что из тарелки можно извлечь червя или съедобную жирную личинку. О побеге Кассия думала, но как-то абстрактно. Её привезли в лагерь на джипе, с завязанными глазами, а бежать в джунгли наугад – это означало либо быть сразу схваченной, либо погибнуть от голода и самой стать обедом для диких зверей. Её плен мог стать бесконечным, но однажды в лагере появился новый боевик. Судя по тому, как переполошились кхмеры, он пришёл пешком и незаметно миновал ловушки полпотовцев. Однако он не был героем на белом коне и даже Рэмбо, явившимся за пленной принцессой. С искренней радостью кхмеры хлопали его по плечу, когда суматоха улеглась, и немного завистливо разглядывали вооружение. Боевик называл их по именам, сожалел о погибших… а ночью, наплевав на запрет Че Дуна, пришёл в палатку Кассии.

Женщина проснулась от ощущения прижатой к её рту ладони – сухой и на редкость чистой. Не раздумывая, она ударила кулаком в смутный, бледный овал лица. Услышав стон, бросилась к выходу, намереваясь позвать на помощь.

– Кассия, идиотка… – сдавленно прохрипела тень.

У пленницы кхмеров разом отнялись и руки, и ноги, мягким желе она сползла на пол.

– Кто ты? – прошептала чуть слышно и подползла поближе, стараясь наощупь определить, жив ли ещё нападавший. Стальная рука обвила её талию.

– Я говорил, что верну долг тебе, – на чистейшем английском отозвался агрессор.

Кассия подумала, что могла бы лежать так, размазавшись по его груди, вечно.

– Айк Сентуриа, каким тебя сюда принесло ветром?

– Лучше бы знать, какой ветер может нас обоих отсюда унести, – целуя её висок, задумчиво философствовал наёмник.

– Ты сошёл с ума! – сердито проговорила Кассия. – Зачем ты рискуешь собой…

– А ты? – тут же вопросом отбил подачу Айк.

Голос Кассии звучал грустно:

– Но ты же можешь погибнуть. Впрочем, – в её тоне появились неприятные жёсткие нотки, – мистер Великий Убийца не должен этого опасаться, не так ли? Он способен пройти через моря, горы и джунгли, чтобы из-за угла, незаметно пристрелить ничего не подозревающего человека…

– Кассия, детка, не надо этого, – мужские пальцы легли на её рот. – Каждый сам выбирает свою тропу в жизни, и далеко не всегда она бывает прямой. Да, я наёмник, убийца, но именно такой человек может тебя сейчас вытащить из этого ада. Таков мой долг перед тобой.

Кассия отвернулась, пытаясь справиться со своим учащённым дыханием. Голос её прозвучал значительно суше:

– Да, это твой долг. Выполни его и исчезни.

– Хорошо, – с поразительным равнодушием Айк осмотрел её и встал. – Ну, до завтра.

– Завтра – праздник Рождающейся Луны, – напомнила Кассия.

– Да, – Айк кивнул. – По этому поводу все напьются, и даже часовые. Прекрасная будет ночь для побега.

Больше нечего было ждать, и он ушёл.

Глава 27

В темноте замигали жёлтые цифры часов, когда противно пискнул будильник, настроенный – и очень решительно – на подъём какого-нибудь заспавшегося хирурга. Кассия поскорее хлопнула по нему, про себя проклиная свою забывчивость. Первое полевое правило: если уж размещаешь раненого пациента там, где обычно спишь сам, убери, по крайней мере, все могущие его потревожить вещи. Но мерцающие в темноте глаза Айка Сентуриа вовсе не выглядели раздражёнными.

– Привет, – тихо проговорил он.

– И тебе тоже, – понимая, что Айк это чувствует, Кассия всё же не выпускала из ладоней его руки.