Исповедь нелегала

Исповедь нелегала
Айжана Мырсан

Мы обходим их стороной, стараясь не замечать и не думать о них. Они живут среди нас, выполняя всю грязную работу, и стараются быть незаметными. Они униженные и оскорбленные, они боятся быть пойманными и наказанными. Но они – это люди со своей историей с продолжением! Перед вами история долгого пути к счастью, рассказанная самым обычным нелегалом.Содержит нецензурную брань.

Исповедь нелегала

Посвящается тете Эле, которая была автором

идеи, и своим примером показала,

что такое истинная преданность матери.

Спасибо, жизнь, за то, что этот щедрый век

Звучал во мне то радостью, то болью.

За ширь твоих дорог, в которых человек,

Все испытав, становится собою.

Роберт Рождественский

Пролог

В фильмах все это выглядит по-другому, а в жизни никто никого не предупреждает, что лежа в запертом багажнике, человек испытывает муки ада. Никто не скажет, что на малейшей кочке в тело будто врезаются миллионы тонких иголок, что от нехватки кислорода теряешь сознание и возникает чувство, что перед тобой стена из ваты.

Я лежу в кромешной тьме уже более десяти часов, по крайней мере, мне так кажется, старенький Audi держит путь на запад, и киборг-водитель даже ни разу не сходил в туалет за это время. Я прозвал его киборг, так как любому нормальному человеку совершенно необходимо останавливаться в дороге, хотя бы для того, чтобы размять ноги. Но этот, видимо, привык к таким марш-броскам и поэтому хочет побыстрей отделаться от неприятной ноши в виде моего бренного тела.

Мои мысли начали путаться, голова закружилась, и тело освободилось от накопившейся в нем жидкости. Во второй раз. Чувствуя, что вот-вот опять провалюсь в забытье, я мысленно вернулся в то время, когда мне было хорошо, я вспомнил маленький дом и теплые руки мамы. Ароматный хлеб и веселый смех соседских мальчишек за окном. Как все это началось? Как я дошел до этого кромешного ужаса в моей жизни? На этом мысль угасла, и я опять погрузился во тьму.

Кыргызстан

– Айбек! – громко позвала мама, стоя на пороге полуразвалившейся времянки, – сходи к реке, мне нужна вода, нечем стирать, а я должна отдать заказ Бурул-эже[1 - Эже – Уважительное обращение к женщине старшей по возрасту.] завтра утром.

Гуля была прачкой и брала работу на дом, ее ценили и поэтому дефицита заказов у нее не было. Она все делала сверхмеры: крахмалила и гладила, подшивала и выводила самые трудные пятна, даже если это стоило ей кровавых мозолей на руках. Несмотря на свой еще молодой возраст, выглядела она значительно старше своих лет. Вокруг ее глаз виднелись морщинки, а улыбчивый рот с родинкой на губе все реже и реже улыбался. Это была хрупкая женщина, невысокого роста, с очень прямой спиной. Ее черные волосы уже покрыла седина, а когда-то веселый взгляд карих глаз потух и покрылся серой дымкой. Окружающих до сих пор восхищала ее способность ходить так прямо, женщины с завистью расспрашивали ее, как ей это удается, а она отвечала, что все детство провела, стоя у стенки с книгой на голове. «Я нашла хорошее применение книгам, они сослужили мне хорошую службу», – говорила она, смеясь. После того, как ее бросил муж, оставив одну с тремя детьми, она поклялась себе, что никогда не опустит руки, сама вырастит и выучит своих детей. Он украл ее[2 - Выгода похищения невесты для жениха заключается в том, что в этом случае ему не приходится платить родителям невесты калым], когда ей было всего семнадцать, увез в соседнее село, и в тот же вечер их поженил местный молдо[3 - Молдо (от слова мулла (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D1%83%D0%BB%D0%BB%D0%B0)) – слово, присоединяемое до революции в Киргизии в качестве составной части к именам мужчин, получивших мусульманское образование. Молдо – мулла, грамотный человек.]. Родители отправились за ней, намереваясь увезти домой, но, к сожалению, было уже поздно. После обряда Нике[4 - Бракосочетание, по исламским законам] муж не стал долго ждать и воспользовался своим правом на первую брачную ночь, в результате чего она лишилась чести и вынуждена была остаться в доме новоявленного супруга. Это был почти незнакомый ей мужчина, старше на целых десять лет. Внешне он ничем примечательным не выделялся, и никаких чувств в Гуле не вызвал, но из страха девушка осталась и не стала сопротивляться.

В Кыргызстане воровство невест всегда было традицией, и за это никто никого не наказывал. Девушке, уже имевшей связь с мужчиной, не оставалось ничего другого, как только смириться со своей участью и попытаться строить жизнь в новой семье. Наделав троих детей, но не желая их обеспечивать, ее супруг уехал в город на заработки, но спустя год от него пришло известие, что он женился и живет в городе, а ее отпускает и освобождает. Только три слова написал он в конце записки: «Талак, талак, талак[5 - Слово, необходимое для прекращения брака, произносится мужчиной, после чего женщина может считать себя свободной (ислам)]». После этого Гуля четко решила для себя, что не будет страдать. Она упорно работала и потихоньку встала на ноги. Работала на износ только для одной цели, чтобы ее дети получили образование. Старший Айбек окончил школу с золотой медалью и должен был поступать в ВУЗ. Мать всячески помогала сыну в надежде, что он поступит на бюджет, так как платить за контракт денег не было. Родители Гули уже скончались, а родственников, которые бы ее признавали, у нее не было. Забота о детях висела на ней и рассчитывать она могла только на себя. Каждый раз, глядя на мальчика, она наполнялась гордостью за его успехи и стремление к учебе. Мальчик рос умным и начитанным, любую свободную минуту он использовал для чтения, находя книги по всему поселку. Гуля жалела сына и старалась не заваливать его работой, но две младшие дочери были еще маленькими, поэтому ее главным помощником оставался Айбек.

– Хорошо, апа[6 - «Мама» (перевод с тюркского)], – крикнул в ответ старший сын и кинул полено на кучу уже нарубленных им дров. Айбек был высоким парнем – наследие, которое досталось ему от подонка отца. Он носил короткую стрижку, единственно возможную для его непослушных черных волос, и мальчишескую челку, торчащую во все стороны. Айбеку, в отличие от большинства кыргызов, которые обычно имеют азиатский разрез глаз, посчастливилось иметь большие миндалевидные светло-медовые глаза и яркую родинку над губой, унаследованную от матери. Его, в остальном ничем не примечательному лицу, особую притягательность придавал взгляд, глубокий и пытливый, один раз увидев его, непременно хотелось оглянуться и рассмотреть получше, словно во всем облике парня была какая-то загадка, которую непременно хотелось разгадать. Когда мальчик родился, сельская повитуха, увидев его, сказала: «Этот парень проживет удивительную жизнь! У него впереди долгий нелегкий путь». К ее словам прислушивались, потому что она частенько оказывалась права в своих предсказаниях, поэтому Гуля почти сразу, как смогла, отнесла сына к мулле и попросила дать ему защиту.

В большинстве своем, кыргызские мужчины выглядели одинаково: средний рост, схожие монголоидные черты лица и смуглая обветренная кожа. Редко попадались уникальные случаи с необычной внешностью, но в целом, для любого иностранца все были на одно лицо. Горная местность очень четко отразилась на внешности нации. Холодные ветра и горячее солнце веками откладывали свой отпечаток, делая горных людей смуглыми и выносливыми.

Айбек, радуясь возможности прогуляться, схватил бочку, закинул ее на телегу и потащил к реке. Он всегда с энтузиазмом брался за работу, стараясь разгрузить мать, как можно больше, к тому же поход за водой всегда был ему приятен по личным причинам. Путь к реке лежал через весь поселок по одной-единственной главной дороге, которая была заасфальтирована еще в далекие советские времена, и с тех пор ни разу не подвергалась ремонту, поэтому давно превратилась в сплошной щебень. Их село вообще забыли, жители порой и денег-то не видели, только обменивались между собой, кто чем мог. Как и множество других сел Кыргызстана, это ничем примечательным не отличалось. Только несколько десятков старых домиков из самана, пара улочек и гигантские хребты, возвышающиеся над селом. Жизнь в селе была скучной и однообразной, в большинстве своем местные семьи занимались скотоводством и земледелием, пользуясь обилием речной воды и осадками, которые с завидной частотой проливались на головы сельчан. Жить высоко в горах нелегко. Но постепенно многие поколения жителей адаптировались к высокогорью и обладают более сильными легкими и ускоренным обменом веществ. Для молодежи перспектив и развлечений никаких не было, поэтому после окончания школы большая часть уезжала в город в надежде на лучшую жизнь. Те, кто оставался, в конечном итоге тоже находили себе применение, становясь отличными скотоводами.

Для Айбека возить воду туда-сюда было привычным занятием, с маминой работой по несколько раз на день приходилось мотаться к реке. Айбек был счастлив, что течет она еще не так далеко, как могла бы, и всегда с радостью отправлялся за водой еще и потому, что по дороге через весь аул он всегда встречал знакомых, узнавал последние новости и сплетни, и что самое главное, ему могло посчастливиться увидеть Каныкей.

Она была его возлюбленной, хотя об этом и не догадывалась. Впрочем, она вообще не замечала местных парней, предпочитая оставаться для всех недосягаемой. Это была потрясающей красоты девушка с копной светло-рыжих волос, заплетенных в толстую косу. У нее были огромные глаза, обрамленные длинными, пушистыми ресницами и полные губы природного алого цвета. По всей видимости, она была потомком тех самых енисейских кыргызов, которые облюбовали территорию вдоль реки Енисей, и славились своей силой и воинственностью. Древние кыргызы отличались высоким ростом, голубыми глазами, светлой кожей и русыми волосами. Такой и была Каныкей, ей посчастливилось родиться в семье местного главы сельской управы. В отличие от соседей, они жили в добротном доме из кирпича и имели огромное поголовье скота, а значит, были людьми богатыми, даже, говорят, настолько, что на ужин ели ананасы, а на завтрак круасаны. Может, Айбек и видел эти диковины по телевизору, но никогда даже рядом с такими деликатесами не стоял, поэтому подобное богатство вызывало в нем благоговейный трепет. Даже в самых смелых мечтах он не мог себе представить такую девушку своей женой. Но это не мешало ему просто ею любоваться. Правда, оставаясь с собой наедине, парень мечтал о прекрасной Каныкей, представляя ее в своих объятиях. Проходя мимо ее дома со своей старой, скрипящей телегой, он всегда находил причину для остановки: завязать шнурок или подобрать камень, мешающий проезду, или окликнуть старушку-соседку, которая сидит на лавочке возле своего дома, и всегда знает все о жизни в деревне. Правда, она здесь была размеренной и спокойной. Все соседи жили жизнями друг друга, и порой новости распространялись по селу в мгновение ока.

Иногда Айбеку везло, и его возлюбленная выбегала навстречу к своим подругам, не замечая ничего вокруг. В этот счастливый миг мир для него переставал существовать, все замирало вокруг, все темнело, кроме нее. От нее лился свет и она, порхая, как бабочка, легко, вприпрыжку, выбегала из калитки. Ее волосы сияли ярче, чем луна на ночном небосводе, а глаза горели, как две самые яркие звезды. В такие минуты Айбек не смел дышать, он хотел стать невидимкой или мухой для того, чтобы иметь возможность, не теряя драгоценных минут, постоянно любоваться ее красотой и грацией. Он мечтал сопровождать ее как тень, и пока ему этого вполне хватило бы.

Сегодня был тот самый день, когда проезжая мимо, и как будто случайно, выронив монету из кармана, он затормозил свою старую, разваливающуюся телегу и с надеждой поднял глаза на ее дом. Это был большой двухэтажный особняк, сильно выделяющийся на фоне маленьких серых мазанок. Крыша дома была ярко-красной и блестела в солнечный день. Айбек ожидал увидеть привычную глазу картину, но был сильно удивлен, обнаружив небывалое для деревни зрелище. У ворот стояло несколько красивых машин, а из большого черного внедорожника, кланяясь и смеясь, выходили люди. Встречал их сам глава села и его жена, которая, не поднимая головы и держа руку у сердца, кланялась прибывшим гостям. У Айбека от увиденного сжались все внутренности. Спазм сковал его желудок и на всем теле выступил пот. Сердце стучало у самого горла, казалось еще чуть-чуть, и оно выскочит прямо изо рта. У кыргызов много традиций и обычаев, и парень знал, что так встречают гостей только по одному поводу.

– К ним просто приехали гости, – говорил он себе, – ничего необычного, успокойся. Но сердце его не обманывало. Соседский хулиган-третьеклассник, пробегая по улице, громко и торжественно кричал: «Каныкей выходит замуж! Каныкей увезут в город! За ней приехал городской богач!».

Один из приезжих, самый высокий и холеный, одетый в черную кожаную куртку и голубые джинсы, схватил мальчишку за шиворот, потрепал его по волосам в отеческой манере и, смеясь, сунул ему в руку зеленую банкноту. «Суйунчу[7 - Благая весть, за которую полагается вознаграждение первому, кто ее сообщает.]», – сказал он и отпустил пацаненка выкрикивать добрую весть дальше. Вся дружная компания вошла в дом и ворота закрылись, словно закрылось сердце с запертой в нем надеждой у самого Айбека.

Разум парня словно погрузился в туман, он, не понимая, что делает, бросил тачку и двинулся по направлению к их дому, но на полпути, осознав, куда он движется, пришел в себя и бегом, не замечая ничего вокруг, вернулся к своей телеге и быстро покатил ее к реке.

С этого момента все его действия и желания были нацелены только на одно. Забрать свою любовь от этого ужасного злого старика, как ему тогда показалось. Влюбленное сердце нарисовало ужасающий портрет мужчины-монстра, который на самом деле был в полном расцвете сил, и находился в том возрасте, когда уже осознанно вступают в брак. Но юному Айбеку в то мгновение он показался дряхлым, уродливым старцем, похотливо причмокивающим губами, глядя на молодую свежую плоть. Вообще, это было свойственно кыргызам, удачно устроившись в городе, молодые парни к тридцати годам задумывались о семье и потому обращали свой взор на родные места и села, в которых выросли. Они договаривались со знакомыми, у которых были дочери, и забирали их в жены. Обычно у девушек не оставалось выбора, потому что отцовское слово для кыргызской девочки закон, и даже в шестнадцать лет дочку из хорошей семьи мог забрать уже вполне взрослый мужчина. Судьба у всех складывалась по-разному, кто-то обретал счастье, живя, как у Христа за пазухой, а кто-то оставался у разбитого корыта, потому что так и не смог найти общий язык с супругом и смириться с городским образом жизни. Кыргызские мужчины, под прикрытием Корана, частенько позволяли себе заводить по несколько жен одновременно, и с легкостью могли забросить свою семью ради новой молодой пассии, но далеко не каждая женщина принимала это и отсюда возникало множество разводов.

Айбек, так любивший свой родной край, каждый раз, любуясь величием горных хребтов со снежными вершинами, или играющими в догонялки осликами на поляне, в этот раз даже не заметил, как добрался до реки и набрал воду. Погруженный в свои мысли, испытывая сердечные муки, он с безграничной тоской на душе приволок бочку в старый деревянный сарай, где мать обычно стирала.

– Что с тобой? – спросила мать, с тревогой поглядывая на сына. Она вытерла пот со лба и прислонилась к кривой стене, до потолка покрытой плесенью.

– Ничего, – грубовато ответил он и пнул носком старого прохудившегося ботинка камешек.

– Каныкей замуж выходит за городского богача! – как раз вовремя крикнула в окно младшая сестренка Эля. Веснушчатая, по-мальчишечьи остриженная девочка-хулиганка. – Он дал доллары этому придурку Кузе, который всему аулу рассказал уже. – Сказав это, она убежала дальше, готовая поделиться новостями со всеми, кто готов был ее слушать.

– Правда? – спросила Гуля, слегка хмуря сросшиеся брови.

– Да, – буркнул Айбек, – я сам видел, они сейчас у них в доме, приехали на иномарках и большом черном джипе.

Гуля тяжело вздохнула, она знала о симпатии сына, и в груди у нее все сжалось от бессилия и невозможности ничем ему помочь. Поэтому она решила, что лучше не давать сыну расслабиться и забыть о будущей учебе в вузе, которая сулила ему счастливую жизнь. В глубине души Гуля даже обрадовалась новости о Каныкей. Мечты о ней сильно мешали сыну собраться с мыслями. К тому же она по себе знала, чем чреваты ранние браки, и хотела всячески оградить сына от необдуманных поступков.

– Слушай, они богачи, это нормально выдать дочь за такого же богача, не собирался же ты и вправду на ней жениться? – спросила она, напуская на себя суровый вид.

– Нет, но… – он умолк, глядя на суровое лицо матери.

– Вот и хорошо, они никогда не отдали бы ее за тебя, – сказала она и, несмотря на жалость, сжимающую грудь, улыбнулась любимому сыну. – Ты выучишься, станешь известным, разбогатеешь, и будет у тебя на выбор тысяча таких Каныкей.

– Мама, – возмутился Айбек, – таких, как она, больше не будет!

С этими словами он выскочил из сарая и побежал, не зная, куда, мчась со скоростью ветра, перепрыгивая через кусты и арыки. Опомнился только на небольшом холме, на который иногда забирался, чтобы помечтать. С колотьем в боку и, задыхаясь от бега, он упал на желтеющую траву, несколько минут лежал с закрытыми глазами, боясь заплакать. Когда его дыхание выровнялось, он медленно приоткрыл глаза и увидел перед собой голубое небо с красивыми белыми облаками. Они быстро проплывали над ним, подгоняемые порывами ветра, несущими перемены в его жизнь. То и дело эти пушистые пуховки меняли свою форму, превращаясь то в миленьких кроликов, то изображая человеческий профиль. Вот красивое плотное облако объединилось с сестрами поменьше и, слившись, они приняли четкий контур лица его возлюбленной.

Айбек отвернулся от облака, запрещая себе смотреть на него, и стал рассматривать лучи заходящего солнца, которые играли на макушках деревьев. В одном из лучей он увидел прекрасную длинную косу божественно-рыжего цвета, в точности, как у Каныкей. Ее волосы сияли на солнце, словно искрящееся пламя раскидывало солнечных зайчиков, когда она распускала копну своих тяжелых волос. Застонав, он перевернулся на живот и стал рассматривать маленького муравья, тащившего на себе тяжелое зерно подсолнечника. На помощь к трудяге уже спешили его собратья, встав в рядок и разделившись по весу зерна, муравьи дружно схватились за ношу, намереваясь отнести добычу в свой муравейник, чтобы всю грядущую зиму кормиться своими гигантскими припасами. Рядом на листке клевера сидела красивая стрекоза, тонкие нежные крылышки которой переливались всеми цветами радуги, легко подрагивая на ветру. Айбеку сразу же вспомнилась знаменитая басня Крылова о судьбе двух насекомых. Как и в басне, красавица стрекозка с жалостью посмотрела на муравьев и, легко вспорхнув, полетала прочь от скучных трудяг. Вот так и Каныкей упорхнет из их села в другую – красивую жизнь.

– Нет, так нельзя, – сказал Айбек себе и закрыл глаза, стараясь не думать об облаках, муравьях и стрекозах.

Пролежав неизвестно сколько времени в раздумьях и борьбе с повсюду преследующими его образами Каныкей, он вынужден был возвращаться домой. Уже стемнело, и далеко в горах заухали совы, возвещая о приближении ночи. Ярко-алый закат и небеса, окрасившиеся в розовый цвет, нагоняли тоску и напоминали картины Гойена, которые он видел в одной из книг. В это время все местные пастухи возвращаются по своим домам, ведя за собой свои небольшие отары овец. А в маленькой мечети на краю поселка мулла запел призыв к вечернему намазу, и местные старики поспешно отправились совершать самый важный намаз дня. Вечер был прохладный и свежий. Все вокруг пахло скошенным сеном и горящими кострами, которые обволакивают всю деревню серой дымкой. Домашние хозяйки, как по сигналу, начали готовить ужин, одновременно разжигая костры под своими казанами. Еще полчаса и вся округа наполнится ароматами жареного мяса и свежего хлеба. После долгого рабочего дня главы семейств, уставшие и голодные, удобно располагались на небольших топчанах во дворе и, не торопясь, потягивали горячий чай с наватом. Размеренная жизнь в кыргызских селеньях очаровывала своей неспешностью и спокойствием.

Айбек с радостью остался бы на своем любимом холме, полежал бы до наступления ночи и встретил бы самую яркую звезду на небосклоне, с которой всегда ласково здоровался, и временами подолгу беседовал. Очень часто он забирался сюда ночью, взяв с собой теплое одеяло, и просто лежал, укутавшись до подбородка. Вместо того, чтобы проводить время со своими сверстниками у костра под песни и звуки гитары, он лежал здесь и любовался звездным небом, до которого, казалось, можно рукой достать. Айбек был уверен, что ни в одном планетарии мира не увидишь подобной красоты. Звезды сияли прямо у него над головой, и он представлял, как собирает их большим сачком для того, чтобы подарить своей любимой. Имея только школьные познания об астрономии, он все же умудрялся разглядеть Большую и Малую медведицу, узнать Марс и найти Кассиопею. Всем остальным красивым видам на планете он предпочитал звезды, они его завораживали и внушали благоговейный трепет. Он каждый раз загадывал желание, когда видел, как одна из них, сорвавшись с неба, со скоростью света несется вниз, в этот момент парень с детской наивностью всей душой верил, что его сокровенное желание рано или поздно исполнится. Сам вид ночного неба, усыпанного звездами, будил в сердце чувства и эмоции, которые трудно было описать.

Подгоняемый необходимостью идти домой, Айбек шел через поселок и, сам не сознавая, как это получилось, оказался у окна дома, где за большим столом сидели гости, а молодые парни расставляли на столе огромные блюда с вареным мясом, традиционным для больших событий у кыргызов. Стол просто ломился от вкусностей и деликатесов, которые семья Айбека никогда не могла себе позволить. Тут был и чучук[8 - Колбаса из конины.], и казы[9 - Внутренности лошади, деликатесная еда у кыргызов, казахов.], блестящие лепешки и булочки, красивые экзотические фрукты и разные сорта рыбы. Пожилые эжешки пели песни, а мужчины, чокаясь, опрокидывали рюмку за рюмкой. Айбек глазами искал только ее, но выискивая в толпе незнакомцев милые черты, он взглядом задержался на лице ее отца и удивился, насколько раскраснелось оно от выпитого, и насколько довольным он в тот миг казался. Потом его взгляд скользнул, и он увидел жениха, «ненавистного старика» – так он про себя его назвал. Тот, развалившись на большом диване, выглядел чрезвычайно довольным, раскинув руки и кивая в знак одобрения. Он напомнил ему паука, медленно ползущего по паутине к запутавшейся сочной мухе, предвкушая пир. Такая ненависть разлилась по венам молодого парня, какую он никогда в жизни не испытывал. Кулаки непроизвольно сами собой сжались так, что даже захрустели костяшки пальцев. Айбек закрыл глаза и уже хотел убежать подальше от этого дома, но его остановили неожиданные слова:

– Что ты надеешься там увидеть? – услышал он тонкий насмешливый голос. Айбек резко обернулся и чуть было не сбил с ног предмет своих мечтаний. Перед ним стояла сама Каныкей с хитрой, насмешливой улыбкой на лице.

– Я… я просто, – начал заикаться он и попятился, намереваясь дать деру.

– Подожди, – сказала Каныкей, – как тебе мой будущий муж? – она заправила выбившийся локон из косынки и глазами указала на окно.