Оценить:
 Рейтинг: 0

Тамерлан. Война 08.08.08

Год написания книги
2016
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 20 >>
На страницу:
6 из 20
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Мы рванули оттуда, сломя голову. А я все смотрела, смотрела в заднее стекло. И обалдевала. Да, надо признать, умеет Огнепоклонник устраивать поджоги.

В начале славных дел (записано со слов бывшего заложника)

В плен я попал в мае. А освободился только в декабре. Все это время меня держали в спортзале. И били. Днем и ночью, изо дня в день, без остановки. Когда не били меня, били других, но на моих глазах, а, значит, били по самому больному месту – по кончикам нервов, на краешке которых трепетала запуганная, униженная совесть. Били в назидание, били просто так, отрабатывая приемы, били для удовольствия, не отрабатывая ничего. Я знаком был с жестокостью с детства, но хлебнул ее через край только там. Я представлял, что такое жестокость на Кавказе, но всю ее бесноватую прыть ощутил только в том спортзале.

Мой дед в Великую Отечественную побывал в немецком плену и потом много рассказывал о концлагерях. Рассказывал о том, как его два раза сажали в карцер, после двух попыток к бегству. Рассказывал о том, как он работал на разгрузке вагонов, и о том, как их плохо кормили. О том, как работалось у литовцев на хуторах, о танцах и романе с некой Ингрет. О том, как он откармливался литовским салом, прежде чем решиться на третий побег. О том, как литовская полиция выловила его в лесу, когда он пробирался к фронту, а немцы переправили его в Европу для работы на угольном карьере. Как он сдружился с нарядчиком – штатским немцем, – и тот, бывало, угощал его шнапсом и картошкой. Как один пьяный гауптман заехал ему сапогом по мягкому месту, когда дед попробовал симулировать геморрой. О том, как его перевели в Германию, и как он там работал на сахарном заводе. О том, как они торговали сахаром, или выменивали на шнапс, картофель и мясо. О дискриминации русских, которых содержали в бараках в закрытой зоне, в то время как другим военнопленным – полякам, французам и англичанам позволялось жить в городе на съемных квартирах, и никто не охранял их. О последней его военной любви: о полячке, которая работала на том же заводе и вечерами частенько пробиралась к нему, и как сладко им спалось на мешках с сахаром.

Его рассказы совсем не походили на книги о концлагерях, но деду я верил больше. И вот теперь, вспоминая его рассказы о плене, я задаюсь вопросом: если методы немцев принято считать жестокими и бесчеловечными, а их самих именовать фашистами, то тогда как называть те зверства, которые я испытал в спортзале, и как называть моих истязателей – моих земляков?

Мои земляки не фашисты. Они нормальные люди. Во всяком случае, по меркам Кавказа. Фашизм – европейское понятие. Этим словом европейцы определяют патологическое отклонение от принципов изобретенного ими же гуманизма. А на Кавказе гуманизм никто не изобретал. На Кавказе норма жизни есть жестокость. Здесь действует первобытный закон: у кого зубы острее, тот и вправе. Зубастые волки терзают беззубое стадо, а псы, у которых клыки короче охраняют стадо от волков.

Так что, сравнивая фашистов и моих нормальных земляков, я прихожу к выводу: уж лучше бы я три года провел в немецком плену, чем три месяца у Кантемира в спортзале.

Но мне жаловаться не к лицу. Я родился на Кавказе и впитал его законы с молоком матери. Я жил по законам гор и знал те привилегии, которые они дают и то, как жестоко по ним карают. Разница определяется тем, кто ты. Я мнил, что я в волчьей стае. Что я терзаю стадо. И я терзал, пока фартило. Я был вполне доволен нашим кровожадным законом. Но вот я встал на чужую охотничью тропу, и оказалось, что волк я никакой: зубы не те. Псом я оказался против истинных волков. Самое большее, на что я годился – стадо охранять. А вот кто был истинным волком, так это Кантемир. Матерый волк. На его охотничьей тропе мы и столкнулись.

Каким образом я столкнулся с Кантемиром, и чего ради меня занесло в Кабарду? Объясню… У меня был друг, старинный друг – я знал его еще тогда, когда я жил в Пицунде. А он жил и сейчас живет в Тбилиси, и зовут его Вахтанг. Он вор. Правда говорят, что в Тбилиси воров, как собак нерезаных, и каждый второй из них в законе. Но Вахтанг, на самом деле, был авторитетный вор, и коронован был законно. В то время, о котором я хочу рассказать, он занимался тем, что гнал в Россию грузинское вино – подделку под наши известные марки. Заниматься этим начал еще в те годы, когда Грузию по старой советской памяти уважали и любили в России. Поначалу дела у Вахтанга шли прекрасно, но потом все испортилось. Россияне закрыли границу и запретили ввоз грузинских вин. Обвинили наших в том, что они производят фальсификат. А кто спорит? Вахтанг и его товарищи, к которым позже примкнул и я, гнали примитивную бурду. Я, например, такую гадость даже под дулом пистолета пить не стану. Но с другой стороны, зачем в России хорошие вина? Кто отличит Саперави от Хванчкары, к примеру? Там никто ничего не смыслит в винах. Предложи русскому по-настоящему благородный напиток, так он выплюнет и скажет «кислятина». А подсунь «компот», лишь бы слаще был, проглотит за милую душу. Так что, Вахтанг, предлагал россиянам то, чего они сами желали. Но его не поняли.

В общем, когда началась эта таможенная история с нашими винами, Вахтанг позвонил ко мне в Сочи (я перебрался сюда еще в первую абхазскую) и попросил подыскать место для винного завода в Кабарде или в Черкесии. Почему меня? Да потому что я долгие годы прожил в Нальчике, и у меня там остались связи. И Вахтанг об этом знал. А почему в Кабарде и Черкесии? Да потому что эти две республики освобождены от акцизного налога. Представь, водка в Кабарде в магазинах стоит сорок рублей, а с рук ее можно купить за двадцать.

Замысел у Вахтанга был такой. Мы гоним вино, черкесы прикрывают нас, русские пьют, и все довольны. Но мы просчитались. Просчитались главным образом с черкесами. Не учли их аппетит. Только к нам потекли серьезные деньги, как наши черкесские друзья потребовали поднять их долю. Мы уступили и тем самым совершили вторую ошибку, потому что уступка на Кавказе, особенно на Северном, означает слабость. Черкесы стали требовать с нас половину. Мы согласились и на это, решив, что и половина от прибыли тоже неплохо. А дальше – больше. И тогда мы решили обратиться к ваххабитам.

Тогда их в Кабарде развелось черти сколько, а в горах они целыми аулами селились. Эти ваххабиты поначалу сидели тихо: читали Коран, молились и отращивали бороды. Потом, отпустив бороды до нужной длины, стали создавать в горах тренировочные центры и обучаться там рукопашному бою и стрельбе из автомата. Еще позже спустились в долину и начали учить народ праведной жизни и устанавливать у них свои порядки. И тогда люди почувствовали, что появилась новая сила. Раньше дела в Кабарде вершили воры и спортсмены, теперь появились ваххобы.

И вот к этим самым ваххобам мы с Вахтангом и обратились. Решили привлечь эту новую силу на свою сторону. Те сразу уловили, чего мы от них ждем. Они навестили спортсменов в их спортзале и потребовали, чтобы те забыли о нас, сказали, что мы с Вахтангом переходим под их крышу. Ваххобов было там только трое, а спортсменов приличная толпа. Но у ваххобов было оружие, и, главное, их боялись. Так что пахан спортсменов, как-то сразу пошел на попятную. Попробовал порядиться, выторговать себе отступные, или хотя бы мину приличную сохранить. Но ваххобы слушать не стали. Пальнули из автоматов в потолок и сказали: «Вы воюете за деньги. А мы за веру. Нам все или ничего. Мы смерти не боимся». И вот тут, когда все молча смотрели, как штукатурка сыплется с потолка, заговорил Кантемир. «А деньги вам зачем?» Кантемир тогда был еще в молодых, и голос его почти ничего не значил, и ему не следовало встревать в разговор без приглашенья. Но он встрял. «Ведь деньги по вашему – зло, – сказал он, – а вы ведете праведную жизнь. Ведь праведную?» – «Деньги нужны мусульманину, – ответили ему, – для благих начинаний. Но, вообще, это не твоего ума дело. Так что закрой пасть и не тявкай!» «Знаю я ваши благие начинания, – не унимался Кантемир. – На девок хотите потратиться? Зря. Нормальные девки с вами бородатыми и за миллион не лягут, а дешевок деньгами баловать не стоит. Так что лучше оставить все по-старому – возвращайтесь к козам и ослицам». После таких слов ваххобы, конечно, бросились в драку. Но драка закончилась, не успев начаться. Кантемир уложил трех ваххобов ровно за три секунды. А вечером того же дня с дружками наведался к бородатым в горы. Застал ваххобов в дыму, обкуренными в хлам, и устроил им жестокий облом. Избил до полусмерти, покрушил все, высадил двери и окна, и напоследок поотрезал нашакурам бороды.

Когда пахан спортсменов узнал об этом, он сильно испугался. Позвонил к ваххобам и сказал, что к Кантемировским выходкам не имеет никакого отношения. В подтверждение своих слов выгнал Кантемира из спортзала. Последнее означало то, что Кантемир отныне сам по себе и лишен поддержки. И тогда Кантемир принялся сколачивать собственную банду: собрал вокруг себя самых отмороженных беспредельщиков. Ничем хорошим это кончиться могло.

И вот из Дагестана прибыли главари ваххабитов. На стрелке они сделали Кантемиру совершенно неожиданное предложение: они попросили (вот именно, попросили, а не потребовали) принести извинения, указав на то, что в священные дни рамазана подобное предписывается всем правоверным мусульманам. Но что еще удивительней, Кантемир отказался удовлетворить эту, в общем-то, пустячную просьбу. Он сказал: «Мне не зазорно признать вину, когда я совершил ошибку. Я мусульманин по рождению и чту законы ислама. Но дело в том, что мне не в чем каяться. Ваши братья получили по заслугам. Для вас могу повторить отдельно: все ваххобы козотрахали, занимайтесь козами и не приставайте к людям. Короче, уматывайте отсюда побыстрее». – «Ты пожалеешь о сказанном, – пригрозили главари ваххабитов. – Длинный язык простителен бабам, а мужчинам он укорачивает жизнь». Сказали и уехали. Видимо, за тем, чтобы собрать силы. Только им это не удалось. Кантемир пустился за ними вдогонку и настиг на перевале. Ваххобов поколотили, бесчувственные тела затолкали в автомобили, последние облили бензином, подожгли и спустили с горы. А место то, надо заметить, было хорошо известно в Кабарде, можно сказать, легендарное то было место. Здесь когда-то давным-давно, еще до русских черкесы держали оборону против турок. Когда их силы иссякли, они пустили в бой последний свой резерв, последнее, что у них имелось – стада своих баранов. Они облили их черным «абескунским маслом»[4 - Абескунское море – Каспий; абескунское масло – нефть.] и подожгли. Стадо обезумевших животных пустилось по склону вниз. Вид живьем сгорающих баранов, которые огненной лавиной скатывались с горы, стук их копыт и истошное блеянье, привели турок сначала в смятение, а потом и в ужас. Они отступили от перевала и покинули Кавказ, и надолго забыли сюда дорогу. Именно тогда турки дали черкесам их гордое имя – «отсекающие путь». А перевал был назван «Огненным спуском».

И вот через много веков на том же месте Кантемир повторил подвиг своих предков. Спуск, как и был, так и остался «Огненным», но Кантемир превратился в совершенно иную фигуру. Люди дали ему прозвище «Огнепоклонник». Те, кто осуждал его накануне, или безучастно наблюдали за ним, после того случая поспешили к нему с заверениями в преданности. Группа его разрослась. Он занял спортзал, из которого не так давно был изгнан. А его прежний пахан куда-то исчез. Возможно не без помощи Огнепоклонника. Но это уже никого не интересовало. А потом Кантемир взялся за нас.

У нас было время, чтобы спастись. Мы могли бросить все и вернуться домой. Но мы остались. Мы решили, что раз не получилось договориться с прежним паханом, может получится договориться с новым. Говорю же, не волки мы оказались, а псы. И даже хуже псов, потому что не смогли уберечь свое стадо.

На что еще мы тогда рассчитывали? Возможно, на то, что статус «вора в законе», которым обладал Вахтанг спасет нас от расправы. Но мы просчитались. Многие тогда сказали, что Кантемир перегибает палку, действует «не по поняткам». Но я-то теперь знаю, что Кантемир тогда действовал по тонкому расчету. Он просчитал каждый свой шаг. Он четко представлял кому выгодно ослабление ваххобов, кому он сыграет на руку, изгнав «бородатых» из Кабарды. И не ошибся в своих расчетах. Как только он устроил огненную феерию на перевале, к нему сразу прилетел на вертолете генерал в тельняшке – Малышев, он тогда десантниками на Кавказе командовал, – примчался, значит, и говорит: «Если и дальше будешь бородатых стричь, можешь рассчитывать на мою поддержку». А сразу за генералом заявились люди из ФСБ. И напрямую, без недомолвок выложили: если он очистит от «вовчиков» свой район, то они устранят его конкурентов. И чем обширней будет территория свободная от вовчиков, тем шире будет сфера влияния Кантемира. Ему может принадлежать и весь Кавказ, если он весь Кавказ очистит от ваххабитов. В общем, под гэбистской крышей оказался Кантемир. Вору это западло, но Кантемир-то был спортсменом. В конце концов, к Кантемиру с заверениями в дружбе приехал сам дед Хасан. Вот тогда-то Кантемир и вправду оборзел.

Я просидел в его спортзале три месяца и насмотрелся всякого. Никогда я так не мучился. Били меня, не давали спать, морили голодом, издевались по-всякому. Я возненавидел Кавказ за те зверства, которые пережил у Кантемира в спортзале. Я проникся нежными чувствами, почти любовью к русским людям, потому что весь тот черный произвол, который я испытывал, как «черный» появляясь в России, все наскоки скинхедов и ночные драки с качками в клубах были детскими забавами по сравнению с пытками у Кантемира.

Но мне было еще не так плохо. Муки моего друга Вахтанга были куда страшнее. Когда его прекращали пытать кантемировские садисты, он сам принимался за пытки. Мне жутко и больно было смотреть на это. Вахтанг изводил себя раскаянием до полного изнеможения. Нет, не о деньгах он жалел, не о загубленном деле, не о потерянной свободе. Он жестоко страдал из-за утраты того, что единственно дорого было ему.

Да, вору, каким был Вахтанг, нельзя иметь привязанности. У Вахтанга не было семьи, не было детей. Он жил холостяком. Но у него была сестра. Васо ее звали. Ею-то он и дорожил так сильно. Именно из-за нее он ввязался в эту черкесскую историю. Хотел заработать побольше денег, чтобы обеспечить ее будущее. Он мечтал отправить ее на учебу в Лондон, или на худой конец в Америку. Он мечтал, что, отучившись, она останется в Европе. Он рассчитывал, что там, в Лондоне она научится жить так, как живут европейцы, отучившись от наших кавказских законов. Что дети, которые у нее пойдут от рождения не будут знать жестокости. Именно ради всего этого он и сунулся в Кабарду. Сунулся в Кабарду и угодил в спортзал к Огнепоклоннику. И все бы ничего, если бы однажды не заявилась Васо. Я-то надеялся, что она выкуп привезла. Да только зря надеялся. «Что ты хочешь за брата?» – спросила Васо у Кантемира. А он вопросом на вопрос, как жид: «Ты о деньгах?» – «Нет», – ответила она. «Соображаешь, денег у меня хватает. Что предлагаешь?» – «Ты знаешь, о чем я». И они сговорились. Нас с Вахтангом через пару дней отпустили, а Васо осталась у Кантемира.

Вот так все вышло. Хотел Вахтанг отправить сестру в Европу, а затянул ее в самый ад. Тбилиси по сравнению с Кабардой не то что Лондон, а рай земной. Жила бы себе спокойно дома, закончила бы, как мы с Вахтангом, наш универ, вышла бы замуж за какого-никакого грузина или армянина. Родила бы детей, племянников Вахтангу. А что вышло на деле: она живет с ублюдком из ублюдков, которого зовут Огнепоклонник.

Вот такие вот муки обрушились на моего друга Вахтанга. Кстати, если кто-нибудь, когда-нибудь, как-нибудь прикончит Кантемира, то пусть он впишет в эпитафию пару строк и от Вахтанга: «Я душу его имел. Я маму его имел. Я имел всю его родню!»

Со слов Деда Хасана

Грант, Робсон, Вартан-жулик – все они ходят под Кантемиром. И даже Слепой Ингуш Назранский и Бешенный Мага из Хасавюрта по кличке Робин Гуд на сходняках держат его за основного. Так что у меня нет сомнений, кому оставить свое место, когда подойдет время отходить на покой. Огнепоклонник присмотрит за Кавказом лучше, чем кто-нибудь другой. В этом плане я спокоен. Хотя он не вор. Но бог с ним.

Со слов охранника ночного клуба

Контингент у нас здесь неспокойный, что ни ночь, то драка, так что я всякого повидал. Но как дерется Огнепоклонник – это сказка. Хук с лева у него смертельный, апперкот – зубодробилка, а прямой в челюсть конкретно выключает. Я бы с ним махаться не решился. Монстр.

Со слов спившегося учителя гимназии

Огнепоклонник, безусловно, зверь, персонаж фильма ужасов. А еще точнее – персонифицированный ужас. Тот, о ком слагают страшилки. Знаете ли, есть такая особенность примитивного мировосприятия: все негативное, вызывающее страх и тревогу, помещать в конкретный образ, так сказать, создавать профиль эмоций. Рассказы об Огнепоклоннике напоминают мне предания с островов Меланезии, кровавые легенды каннибалов о каннибалах. Огнепоклонник наш кавказский каннибал, а сам Кавказ – наши Фиджи и Танга.

Омон Хатамов. Литературные наброски к сценарию без названия

Он вел своего коня по узкой горной тропе.

В теснине сжимало грудь, так что больно было вздохнуть, и он задыхался.

Когда вышел к реке в том месте, где та давала крутой изгиб и, вспениваясь белыми гребешками волн, возвышала голос, к нему навстречу вывели толпу людей. Черных, чумазых оборванцев, глазастых, как таджики. Они испуганно глядели на усталого воина и сиротливо жались друг к другу.

Сутки воин провел в седле, натер седалище, и боль в покалеченном колене не давала покоя. Очень хотелось спуститься на землю и размять затекшие члены. Но он не мог позволить себе такое, пока на него таращились выродки, поедающие себе подобных. Дать им узреть свою колченогую стать? Разве он мог допустить такое?

– Кто вы и откуда? – крикнул воин, оставаясь в седле.

Самый старший в толпе оборванцев ответил:

– Мы проклятье Господа, – этот горлопан был, пожалуй, древнее библейских старцев. – Мы из Мазандерана[5 - Мазандеран – историческая область в Иране].

– Как вы могли решиться на такое злодеяние?

Старик пожаловался:

– Все от голода, господин. Мы умирали. Нам нечем было кормиться.

Воин воззвал к их совести:

– Но вы же мусульмане!

На что старик сказал:

– Нет, мы верим в Ахура Мазду[6 - Ахура Мазда – иначе Ормузд, божественное начало в зороастризме.].

– Подлые еретики! Язычники…

Воин готов был разразиться гневом. Но как можно разразиться тем, чего нет. Было отвращение, была усталость, и сил хватило только на то, чтобы выразить брезгливость.

– Как земля вас носит? И как Господь выносит ваш позор?

Они с минуту глядели друг на друга: один с усталостью и тоской во взоре, другие со страхом и надеждой. «Милосердный боже, – воззвал воин к силе небесной, – до чего же омерзительны они в своей подлости. Никогда не видел такого отвратительного ужаса в глазах». Но самым отвратительным было то, что они выглядели сытыми! У них были сытые, упитанные лица! И бока, проглядывающие в прорехах их лохмотьев, лоснились от жира.

– Вы хуже шакалов! – простонал в бессильной злобе воин. – Те питаются падалью, а вы – мясом себе подобных! Я не стану пачкать вашей кровью чистые клинки своих мечей.

Он хотел сказать им что-то еще… что-то, чтобы вызвать раскаяние в их душах. Но он не вытерпел и только крикнул:
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 20 >>
На страницу:
6 из 20