Тамерлан. Война 08.08.08

– Сжечь!

Его нукеры только и ждали команды. Как цепные псы сорвались с места и набросились на несчастных оборванцев.

Когда из толпы вырвали передних, взору усталого воина предстала молодая женщина, нет, не женщина, совсем еще девчонка. Она была такая же грязная и в таких же отрепьях, как все. И такая же сытая! Но она выделялась из этой толпы неожиданной статью и неуместным в ее состоянии совершенством.

Девчонка была высокая, выше всех своих сородичей. Ее отличала стать. И у нее были длинные волосы с каштановым отливом. Тонкими струями растекаясь по плечам, они покрывалом ложились на груди, пряча от взора темные соски, проглядывающие в прорехах. В этих же прорехах отсвечивал золотом пушок на ее золотистой коже.

Что могло воина, испытанного в вере, подкупить в этой подлой еретичке неизвестно. Да только он взмахнул рукой и повелел вдруг осипшим голосом:

– Молодуху оставить!

Нукеры отпустили смазливую оборванку, только вырвав ее из толпы. Воин посмотрел в ее лицо, и ему показалось, что губы девчонки скривились. То ли она усмехалась, то ли со страха перекосило рожу. Он заглянул в ее глаза и обнаружил в них звериный ужас, такой невыразимый, какой не видел в глазах ни у одного из своих поверженных врагов. В ее распахнутых глазах, в двух бездонных зеленых глубинах застыл первородный страх.

– Ее отмыть! – распорядился воин и развернул коня. – А остальных в пекло!

Он спустился к реке совершить омовение, а его нукеры наверху продолжили начатое. Вопли ужаса, огласившие ущелье, не в силах был заглушить даже рокот горного потока.

Когда заполыхал костер, и потянуло дымом, воин обернулся, глянул наверх и увидел, как воины потянули из толпы мальчишку. Тот истошно визжал, вцепившись в девчонку, а она испуганно отмахивалась от него. И когда блеснул клинок, смазливая девка испугалась еще больше, отпихнула от себя мальчишку и шарахнулась в сторону. Рассекая воздух, клинок просвистел перед ее лицом и отточенным добела лезвием полоснул по запястью визгливого мальчишки. Отсеченная пятерня клешней повисла на подоле ее платье, а из обрубка фонтаном брызнула кровь. Девчонка вскрикнула и рухнула без чувств.

* * *

Она родилась в пещере и не знала другого крова, чем каменный свод. Она с малолетства кормилась человеческой плотью и не видела иной пищи. Мясо добывали ее старшие братья, дядья и деды. Но кто такие были люди, чьим мясом они питались? Люди, что звери, так учили старшие. От них таилась ее семья под каменным сводом пещеры, вход в которую был сокрыт от посторонних глаз стремниной горного потока. Она молилась Ахура Мазде, чтоб охота была удачной, и гнев людской обходил стороной. А кому молились люди, коль скоро бог отказывался беречь их жизни? Выходит, дьяволу.

Ее звали Васико. Это имя досталось ей от бабки, которую крестили в храме распятого бога, когда ее предков заставили молиться на крест. Она не знала о мире ничего другого, кроме того, что окружало с детства: семья, пещера, охота и враги, коих тьма. И твердо знала то, что надо беречься, что надо быть хитрой, ловкой и сильной, чтобы не попасться врагу.

В то роковое утро ее брат Вахтанг, которого прочили ей в мужья, ловкий, сильный и быстрый, как снежный барс, примчавшись с дозора, сообщил возбужденным голосом:

– Они идут. Их семеро. Я их увидел на дне ущелья. Только ни доспехами, ни оружием они не походят на ордынцев.

– А кто сказал, что они должны быть похожи на ордынцев?

Этот вопрос задал Бану. Он был самым старшим из всех и разговаривал с родней, так словно перед ним стояли несмышленые дети. Он остался последним из тех первых, кто поселился в этой пещере.

– Вам было сказано, что те, кого мы ждем, походят на ордынцев нравом, что они молятся одному богу, что у них один язык и общий предок. Перестань сопеть, как загнанный горожанин и лучше скажи, сколько у каждого лошадей в заводе?

– Три, – сообщил Вахтанг, уняв насколько мог, возбуждение.

– С этого бы и начал, – попрекнул старик. – Это они. Никто не может позволить себе столько коней, кроме воинов его блистательного войска.

Они услышали о страшном пришельце неделю назад. А еще за неделю до того пошла большая добыча. Дорогу, которую прежде нельзя было назвать оживленной, запрудили люди. Они уходили из города, и никто не возвращался назад. Сначала стайками: утром стайка, в полдень стайка, вечером еще. А потом люди пошли косяком: в тесноте, наступая на пятки друг другу, повозка за повозкой, наскакивая копытами лошадей на запятки. И пыль поднялась черным облаком, повисла над дорогой, и не опускалась несколько дней.

Добыча пошла такая обильная, что они перестали делать припасы. Утром и вечером, каждый день у них было свежее мясо. К исходу недели они стали вырывать добычу, почти не таясь. Накидывали аркан на того, кто заходил на обочину помочиться или за иной надобностью, и утягивали беднягу в кусты. И никто из людей не думал спасать несчастных товарищей, никто не пускался в погоню. Все спешили покинуть город, умчаться прочь, словно мор захватил его, словно дикий зверь бежит по следу. А на девятый день исхода в руки ее дядьям и братьям попался тот, кто сказал:

– Вы все умрете!

Над ним был занесен нож. В очаге стараниями женщин полыхал огонь. А он грозился.

– Вы умрете страшной смертью! Она будет страшнее моей! Сюда идет хромой воин, тот, кто сделан из стали. Имя его Асак Темир[7 - Асак Темир – (тюрк) Железный Хромец; так называли в Золотой Орде Тимура.]! И с ним идет его несметное войско! Нет силы против его стремительной конницы. От его мечей и копий нет спасения, а стальные доспехи его воинов непробиваемы. В жестокости его войску нет равных в мире, его нукеры повадками напоминают ордынцев и говорят на их собачьем языке, но превосходят их своею мощью. Бог войны Сульде скачет в седле заводного коня хромого Тимура! Так что горе вам нечестивцам, полыхать вам в аду! Хозяин преисподней пришел по ваши души!

Это было семь дней назад. После этого дорога опустела. Они остались без добычи. И уже минуло трое суток, как они доели последние припасы.

– Что будем делать, старый Бану? – спросил Самхерт, ее дядя. – Может, устроить засаду на этих семерых, кто бы они ни были? Если так, то мы, пожалуй, выйдем, пока они не скрылись.

Бану промолчал.

– Отец, – сказал дядя Дариуш, – если мы сегодня не добудем мяса, то многие из нас заболеют. У самых маленьких уже вздулись животы. Что скажешь?

Бану ничего не сказал.

– Думай быстрее, старик, – потребовала Нилюфар – старшая из женщин. – А если у тебя недостает ума или не осталось воли, то передай старшинство другому. Мужчины справятся и без тебя!

Тут старый Бану ожил.

– Скудоумные овцы, у вас нет ни крупицы здравого смысла! – воскликнул он. – Вы собираетесь ставить засаду, а не ведаете того, что сами угодите в когти к зверю! Вы собираетесь добыть себе и детям пропитание, а не знаете того, что это вам уготовано стать добычей! И вы еще надеетесь, что я – наделенный опытом! – передам старшинство кому-то из вас – несведущим в жизни!

Вахтанг, самый молодой из мужчин, снова пришел в возбуждение и сказал нетерпеливо:

– Однако, Бану! Их только семеро, а нас намного больше! У них кони, мечи, стрелы и копья, но у нас арканы и камни! Мы будем невидимы для них, а они будут у нас, как на ладони. Мы перебьем их без усилий! Семь людей и еще их кони – этого нам хватит на несколько дней!

– Несчастные! – простонал Бану. – Вас Ормузд[8 - Ормузд – (фарс) то же что «Ахура Мазда»; позднеперсидское произношение.] лишил рассудка! Вы разучились думать! Это не те ленивые горожане, которых вы выдергивали из кустов. Это не черкесы, бегущие от собственной тени. Не ордынцы, которых вам иногда удавалось перехитрить. Это тот от кого содрогнулся мир! Вы разве не слышали? Он сделан из стали! Его воинов не разрубают мечи! Нам нужна нежная плоть, а не железо! Вы поняли? Нам надо запастись терпением, раз у нас в запасе не осталось пищи. Враг уйдет, и, может быть, кто-нибудь из нас сумеет выжить. Ослушаетесь – погибнем все!

Ослушались. Мужчины, все от мала до велика, вышли на охоту. Остался, лишь, старый Бану. Женщины, ободренные решимостью мужчин, принялись готовить угли в предвкушении трапезы.

Первым вернулся дядя Самхерт. Ободранный и весь в крови.

– Где остальные? – спросила Нилюфар.

– Пропали! Все пропали! – дядя Самхерт разрыдался. – Ахура Мазда покарал нас за наши грехи! Он наслал на нас демонов! Это не люди, они хитрее и коварней людей. В то время, как семеро шли у нас на виду, остальные таясь пробирались по скалам. Мы ставили засаду, и сами угодили в западню! Мы погибли! Мы все погибли!

Следующим в пещеру пробрался дядя Дариуш. За ним Вахтанг и еще трое охотников.

Дариуш пихнул Самхерта.

– Молчи! Железные люди рыщут по скалам. Твои вопли могут услышать.

Старый Бану подкрался к входу и выглянул наружу.

– Теперь уже поздно, – сказал старый Бану молодым. – Железные люди скоро будут здесь.

– С чего ты взял? – удивился Вахтанг. – Никто не знает о тайне пещеры. Его вход сокрыт стремниной.

Бану указал на бурлящий поток.

– Кушак, который ты обронил, зацепился за камень. Его рукав укажет врагу дорогу.

Старый Бану оказался прав. Железные воины заметили кушак и отыскали по его подсказке вход в пещеру.

Старый Бану был тысячу раз прав. Он был в тысячу раз разумней безмозглых дядьев и братьев. Все случилось, как он предсказал – все погибли. Вся семья. Все кроме нее – нежной, юной Васико, чье имя досталось ей от христолюбивых предков.