– А если немцы возьмут в скором времени Ленинград?!
– Мы должны быть вместе с Николаем! – твёрдо сказала Катя.
– Как хотите! Если вы так решили, поезжайте! Но Машу я вам не отдам. Ребёнок здесь всем обеспечен и в безопасности. В городе ей нечего делать. Маша останется в Шапках.
– Мы с Машей поедем в город, к Николаю, к отцу, – ответила Катя.
Бабушка разрыдалась: Я вас не пущу!
– Анна Максимилиановна, вы же умная женщина, – вмешался, наконец, Косма Павлович. (Это могло показаться старомодным, но на людях, даже в своей семье, они были «на вы» и обычно звали друг друга по имени-отчеству.) – Вы же умная женщина, а совершенно зря так расстраиваетесь. Раз Катя решила ехать к мужу с ребёнком, никто не может препятствовать.
Анна Максимилиановна почувствовала неотвратимость их отъезда.
Ехать решено на следующее утро. Косма Павлович пошёл и дал телеграмму Николаю. День прошёл в беспорядочных сборах, уборке, хозяйственных мелочах. Ясно было, что Катя не может увезти с собой и десятой доли тёплых вещей, постельных принадлежностей, продуктов и прочего необходимого для зимовки. Анна Максимилиановна предложила, что проводит их до Ленинграда.
Её материнское сердце болело не только за маленькую Машу, но и за Николку. Ему хоть и сорок, и он солидный доцент, преподаватель вуза, а всё равно – большой ребёнок. Как он там? Была открытка, что на казарменном положении. И ещё неизвестно, как отнесётся Коля к приезду семьи. Может быть, он отошлёт Катю с Машей обратно, и они вернутся в Шапки…
Встали рано. Еле разбудили Машу. Кое-как напичкали не проснувшегося ребёнка манной кашей. Помолились и двинулись на станцию. Когда они вышли из лесочка и пошли полем к уже видневшейся платформе, послышался гул низко летящих немецких самолётов. Катя столкнула Машу в придорожную канаву и сама упала туда, закрывая ребёнка тюками и авоськами, которые были у неё в руках. Анна Максимилиановна и Косма Павлович успели только лечь в колеи дороги, как послышались пулемётные очереди.
– Господи, помоги! Господи, пронеси!
Самолёты быстро пролетели, не ранив и не убив никого. Но Маша запомнила этот момент на всю жизнь.
Подошёл поезд. Они, хотя и не без труда, всё же втиснулись в вагон. Косма Павлович долго стоял на платформе с непокрытой головой и смотрел им вослед.
Как ждал их Николай Кузьмич! Он попросил подменить его на дежурстве в пожарной команде. Он встретил их на Октябрьском (Московском) вокзале. Он не знал, за что хвататься: то ли надевать рюкзак и брать у женщин наиболее тяжёлые вещи, то ли подкидывать в воздух маленькую дочку?
Одновременно на соседний путь прибыл эшелон с ранеными из-под Волхова. Тяжёлое зрелище: забинтованные руки, ноги, головы. Повязки в крови. Стоны: больно, когда тяжело раненых вытаскивают из вагонов, перекладывают на носилки.
Анна Максимилиановна пробыла в Ленинграде всего одну ночь. Она очень боялась тревог и беспокоилась, как она вернётся назад. Николай Кузьмич был свободен от дежурства и смог проводить мать на вокзал. На дорогу он купил ей сладких булочек по 1 руб. 44 коп. Такие ещё продавались. В последний момент он вырвал из записной книжки листок и написал: «Папу целуй» и просунул ей в окно вагона.
Анна Максимилиановна проплакала почти всю дорогу. Только необходимость делать одной в этой толчее пересадку на «подкидыш»[6 - Дополнительный местный поезд.] заставила её собрать все силы и немного успокоиться. Из разговоров она поняла, что пассажирский состав, шедший вчера в Ленинград следом за их поездом, был разбомблён.
У Анны Максимилиановны была чистая почтовая открыточка (Катя сунула: «Напишите, как доехали»). Анна Максимилиановна тут же на платформе в Шапках карандашом нацарапала несколько слов, что доехала благополучно, и передала открытку с отъезжающими в город. Эту опущенную в Ленинграде открытку Петровские получили.
Через четыре дня, 28 августа 1941 года, после сильных бомбёжек, Шапки были заняты немцами. Всякая связь прервалась.
Николаю Кузьмичу разрешили в свободное от дежурств время уходить в квартиру к семье.
Кроме основных обязанностей на дежурствах, у пожарных были ещё «наряды». Направления на наряды получали во время развода караулов. Первой такой работой была окраска чердаков в белый цвет. Все деревянные части: стропила, балки, доски – всё красили каким-то якобы огнеупорным противопожарным составом. Эффективность этого покрытия представлялась исполнителям весьма сомнительной. Но начальство приказывало, и они красили, да ещё по 2 раза. Все ходили измазанные белой краской как маляры.
Обычной работой было таскать на чердаки бочки и наполнять их водой, или заносить ящики и насыпать в них песок.
Трудным нарядом считалась разборка завалов, случавшихся после попадания бомб.
3.03. Отъезд Юрия Аркадьевича
Пасмурным утром 7 октября 1941 года отделение Петровского шло по двору Герценовского института, только что получив «наряд» на разборку очередного завала. Вдруг Николай увидел Юрия Аркадьевича. Вид у того был растерянный:
– Как хорошо, что я вас встретил! Ищу-ищу. Всякая связь с вами потеряна. На Мошков я ходил, Женя ходила, оставляли записки, вы не отвечаете. Вот пришёл искать вас в Институт. Вчера я получил командировку в Москву. Сегодня мы с Женей и с вещами будем в конце Лопухинской улицы, около завода № 327. Оттуда едем по Ладоге, потом железной дорогой, затем самолётом. Командировка дальняя и длительная. Катя в бомбоубежище? Сейчас пойду к ней. Я очень расстроен. Всего-всего хорошего. Бог даст – увидимся.
Юрий Аркадьевич пошёл в бомбоубежище, а Николай Кузьмич побежал догонять своё отделение.
– Мы не получили ваших записок. Мы ночевали здесь, мы ещё не были на Мошковом, – как бы оправдывалась Екатерина Аркадьевна, когда брат повторил ей всё сказанное Николаю Кузьмичу. – Я хочу проводить вас. Я успею. Машу я отведу к Любовь Савельевне.
– Дай мне её адрес, – он вынул записную книжку, – на всякий случай.
– Халтурина, 27, Дом престарелых учёных, Навашиной.
– Эвакуироваться вы не собираетесь?
– Нет. Боимся.
– Вот, держи, может пригодиться.
Катя развернула и прочла: «Удостоверение. Выдано заводом № 211 тов. Болдыревой Екатерине Аркадвевне в том, что её брат Болдырев Юрий Аркадьевич переводится по распоряжению НарКом. Электро-Промышленности СССР вне пределов Ленинградской области с семьёй. Выдано для предъявления по требованию. Печать. Подпись»
Как трогательно Юра о ней позаботился. По этому удостоверению она может к нему приехать.
– Я буду писать, как только проедем прифронтовые зоны. Сообщу свой адрес. Я постараюсь отыскать Лёлю. Может быть, она у родителей Сергея, у Макса Николаевича в Краснодаре. Бабушка Ольга Александровна в большом горе из-за нашего отъезда. Она остается с Тамарой и Володей. Наша с Женей комната свободна. Бабушка очень просит тебя переехать с Машей к ним. Она обещает ухаживать за Машей.
– Да, она милая. Но я должна быть с Николаем. Он почти всё время в Институте. Редко заходит на Мошков. А Васильевский совсем в другой стороне, и далеко. Трамваи плохо ходят. Пешком туда-сюда Николай не выдержит. Я и так за него беспокоюсь. У него колоссальная нагрузка, а питание плохое.
– Да, конечно, ты не можешь разорваться. Ну, прощай!
– Так я же пойду вас провожать, там попрощаемся.
– Да-да, хорошо, пока.
В решительные минуты Катя не теряла самообладания. Отключались все лишние эмоции. Катя становилась холодной, как бы цепенела. Работали только аналитический ум и тонкая интуиция. Как и их покойная мать Мария Михайловна, Катя своим спокойствием поддерживала Юру в трудные минуты. У него на душе посветлело: чему быть, того не миновать
Идея переезда Кати на Васильевский принадлежала Жене: она боялась оставлять мать с Тамарой. Юрий Аркадьевич поддерживал эту мысль потому, что всегда мечтал жить одной большой семьёй с сестрами и их детьми. Переезд Кати на Васильевский выручал его, честно говоря, и в отношении Эрга. На Катю он спокойно мог оставить своего любимца. Всё понимающие глаза собаки мерещились ему всю эту ночь.
«Но Катя, действительно, не может разорваться. Есть предел человеческих возможностей. И надо знать свой предел. Хорошо, что Катя не обещает того, что не сможет выполнить», – думал, направляясь домой, Юрий Аркадьевич.
Екатерина Аркадьевна, вконец расстроенная отъездом брата и невозможностью ему помочь, вспомнила, что ей же сегодня ещё надо идти в поликлинику. У неё кончалась справка:
«Управхозу дом/хозяйства по ул. Халтурина 21. Гражд. Болдырева Е. А. Освобождена от привлечения к посылке на работу по нарядам до 18 сентября на основании… справка поликлиники № 19 от 8 сентября. Справка продлена до 29 сентября… до 5 октября».
– Ладно, оформлю, если Бог даст, завтра. Не могу же я не проводить Юру с Женей. Неизвестно когда увидимся…
«Во Врачебно-Контрольную Комиссию Дзержинского р-на при 35 поликлинике направляется Болдырева Е. А. На предмет освидетельствования состояния здоровья и пригодности к выполнению трудовых работ в порядке трудповинности и на какой срок.
Адрес: Чебоксарский пер. д. 1, каб. 28 с 3 до 7 час. вечера. 23 октября 1941 года»
На обороте:
«К урологу на 25 октября. Заключение: физически работать не может: блуждающая почка.