Блуждающие в мирах. Маршал Конфедерации. Книга вторая. Академия

Затем лишь стерпится огласка логосов тщеславных,

Воеже быть отвергнутыми твёрдою рукой.

Моей.

Той самой, что противна всяческому понужденью

в угоду блажи фарисействующих царьков.

Сильней!

И ярче буду дуть в фанфары просвещения,

Чтоб скинуть мракобесия поповского оков, и водки жахну с целью очищенья загаженных фекальями мозгов!»

– О-о-о-о! Зер гут! Дас ист фантастиш! Это есть бессмертный строки какой-нибудь великий поэт? Мастер Цветик?

– Нет, бляха-муха! Это – экспромт!

– О-о-о-о! Какой интересный имя у великий поэт: Экспромт! Дрек мит пфеффер! Брависсимо, бл*дь!

– Мой экспромт! И хватит уже, в конце концов, фиглярствовать, накушались, мазафака! Хотелось бы мне, кстати, мысль свою закончить.

– Давай, давай, холи шит! Заканчивай что-нибудь! Хоть бы и мысль какую. Самому интересно. Гм! Шайссе!

Бытует мнение, согласно которому некоторые йоги, достигшие определённой стадии просветления и, скажем так, успешно медитирующие на аджну-чакру, при желании могут взглядом разрушить, к примеру, Луну. Взять вот так, запросто, и разрушить любимое небесное светило к бениной маме! Ни с того ни с сего. Спорно, конечно, но всё ж не бесспорно, опасения-то имеются кое-какие.

К счастью для господина фон Штауфена, подобными навыками Жанна Сергеевна, судя по всему, не обладала, иначе шибко худо потомку алеманнов славных бы пришлось, столь красноречиво свиреп был её взгляд. Между тем не стоит забывать и о коронном лоу-кике [41 - Сильный удар сбоку ногой в муай-тай.] в исполнении девушки. Ноги отсушит будьте-нате! А ежели в голову зарядит? Гм… Тогда точно кирдык, сливай воду! Однако обошлось, как обычно, без эксцессов. Страсти поутихли, градус эмоций снизился, разговор вернулся в привычное дискуссионное русло. После краткого раздумья решилась госпожа Назарова всё-таки продолжать:

– Ролик, я имею вам сказать буквально следующее… Тут такая штуковина, значит… Страх, чтобы ты понимал, котёнок, – всегда, заметь, всегда! – порождает лишь жгучую ненависть, трусливое лицемерие и ложь, причём ложь гнусную! Наигнуснейшую! Самую что ни на есть правдивую! И потому – самую страшную! Ибо в таком случае отличить невооружённым глазом правду от вымысла становится практически невозможно. А со временем уже и не нужно. Да и неважно в большинстве случаев. Ко всему привыкаешь, сживаешься. Пингвины вон всю жизнь на льдине живут, и ничего, не жалуются, уверены, что рай именно там! Зачем, спрашивается, силы попусту тратить, с ветряными мельницами сражаться? Правильно, незачем. Лучше денежку украсть, рюмочку махнуть, курнуть или девку трахнуть! Предпочтительней – чужую. Так спортивнее. Какой уж тут прогресс, пожить бы нормально годика два – три, надышаться…

Вновь и вновь мысли нервно шарятся в поисках зацепок. Не находят, тянутся за чужими. Попрошайка! Подкиньте уже кто-нибудь мыслишку девушке, не закончим ведь так никогда! …Спасибо! Кого благодарить?

– …Та же петрушка и с пресловутой твёрдою рукой. Дорогой мой, когда ты, безропотно принимая на веру чужие догматы, действуешь вроде бы и по собственной воле, да не совсем, а подчиняясь незримому жёсткому диктату, это ведь на самом деле не твоё! Не добровольное вовсе. Понимаешь? Скорее… хм… добровольно-принудительное. И принудительного в том дьявольском коктейле, будь спок, пусть и в неявной форме, но куда больше, чем добровольного-то! Теперь ответь-ка сам себе: способен ли человек на принудительное самопожертвование? Уверена, что нет. Даже звучит глупо. Личная высокая мотивация должна быть, высочайшая! – а не просто какой-то там дурацкий приказ. Когда-то давным-давно подобная мотивация встречалась довольно часто. Возьми тех же врачей где-нибудь в Африке, например, миссионеров, учителей, да кого угодно! Вспомни, скажем, Стаханова, шахтёра. Был у вас такой?

– Какая разница, был, не был? Знаю о нём, слыхал краем уха.

– Несомненно, в ту эпоху новейшего возрождения имело место мощное идеологическое воздействие. Но какое! Давай-ка на месте разберёмся! Начнём с того, что в победу коммунизма когда-то верили все, от мала до велика, и куклы деревянистые, и даже в какой-то степени сами собственно бородатые кукловоды в ермолках. Во-вторых, эта их вера была столь крепка, что порождала невиданный энтузиазм! У отдельных граждан и целых коллективов! Миллионов сограждан! Вот где она спрятана, мотивация-то! Во имя светлого будущего! Огромную страну после ужасной войны в считанные годы восстановили! А что же сейчас? Да ничего! Пусто в душе! Оно и понятно, в обществе свинотного потребления маловато места даже для самого скромного гражданского подвига. Для скромняжечки! Тесно ему, понятно? Душно! И куда это, интересно знать, согласно вашей гипотезе, товарищ фон Штауфен, мы под аккомпанемент дружного прикорытного хрюканья от свинского промискуитета семимильными шагами движемся, а? Как в песне, вместе со временем, тру-ту-ту-ту-ту! Думм вашу копф! К каким таким высоким и чистым отношениям?! Ныне лень человеческая да гордыня непомерная всем твоим прогрессом хвалёным заправляют! …Тихо ты, поросёнок! Не шуми, а то щас как дам больно! Обсуждению не подлежит, времени в обрез. Как-нибудь потом… Что же касается уважения, здесь, по-моему, самое важное не какое-то там умозрительное пренебрежение, а отсутствие – просто-таки табуированное отсутствие! – любых проявлений между близкими людьми лжи, вранья и прочего обману. Во как! И в этой связи, малыш, вспоминается теперь первая формулировка всеми обожаемого и, вероятно, по причине всеобщего обожания всеми нами же, от холопа до государя, регулярно нарушаемого незабвенного категорического императива: «Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом». Во-о-о-от, значится, как! Именно так я всегда и поступаю, объявляя соискателям на совместное со мной, красавой, проживание свои, пускай не для всех привычные, но обоюдочестные исчерпывающие условия. Господин Ширяев, кстати, не исключение.

– Что же это за условия такие зверчайшие… не для всех привычные?

– Роланд! Ау! Вы повторяетесь! Мы с вами битый час темку мусолим. Сколько можно? Вы уж и так по-всякому изгалялись, обзывались тут и банальной сексуальной распущенностью, и рядовым вульгарным бл*дством, и свинским… этим… Подсоби, мон шер, не откажи в любезности, – Жанна наигранно застенчиво потупила глазки. – Пуф-ф-ф! Запамятовала я!

– Промискуитетом, думм твоя копф!

– Во-во! Им самым, курва матка! Должна, кстати, сказать, котёнок, это твоя копф – думм, дырявая, точно старухино корыто! Не держится в ней ровным счётом ничего, блин горелый! Всё по десять раз напоминать приходится. Я о себе ничего не скрываю. Говорю, как оно есть: сла-ба на пе-рье-док!

И ежели кто из вас горит желанием со мной сожительствовать, господа хорошие, прошу мириться с этими моими маленькими слабостями. В свою очередь, готова мириться с вашими. Вы мне жить не мешаете, я, соответственно, – вам. Прямёхонько по Канту! Притом что секс, как ранее уже вскользь упоминалось, это ведь никакая не измена, а всего лишь удовлетворение одной из многочисленных естественных потребностей женского организма, в чём ты, заметь, ни чёрта меня так и не разубедил! А как старался, как старался! За мужской говорить не стану, вам, мужикам, виднее…

– Это ты так считаешь, а подавляющее большинство нормальных людей иначе живут!

– Кто бы возражал! Просто один умник, не станем пальцем в глаз ему тыкать, как обычно, слегка извратил смысл сказанного. Я разве кого-то к чему-то призывала? Агитировала за «свободные» отношения? Решительно нет, малыш! Это ты всё наезжаешь да наезжаешь в тщетных попытках меня перевоспитать! Зря стараешься! Я просто так живу. Понимаешь? И всецело убеждена, что с любых позиций, каких угодно, в том числе и морально-этических, гораздо честнее и правильнее заранее точки над и расставить, нежели впоследствии нагло лгать бессовестно друг другу и гнобить всю оставшуюся жизнь! Притом что всё согласно твоему любимому императиву: ежели мне что-то можно, значит, и партнёра в том никто ограничивать не вправе. Главное, честными всегда быть, приличия соблюдать, гигиену… А вот у вас-то, родненькие мои, что-то с Кантом вконец не заладилось! Ты, мон шер, когда к Симоновой-то, к мартышке своей, под юбку лазил, поди, Наташке индульгенцию на блуд не выдавал? Нет, не выдавал! И она тебе не выдавала, а сама блудила! Как же так? Ха-ха-ха! Разврата мало вам, вы ещё и во лжи дружненько чохом погрязли?! А между тем неплохо бы знать: «Вот шесть, что ненавидит Господь, даже семь, что мерзость душе его: глаза гордые, язык лживый, руки, проливающие кровь невинную, сердце, кующее злые замыслы, ноги, быстро бегущие к злодейству, лжесвидетель, наговаривающий ложь и сеющий раздор между братьями» [42 - Библия, «Книга притчей Соломоновых», 6:16-19.]. Смотри пункт два. Не знаешь цифирь, смотри его же! Читать, надеюсь, умеешь? Не помню точно, откуда цитатка, но за содержание ручаюсь!

– Чего ты до Симоновой-то дободалась, Сергеевна? Ревнуешь, что ли?

– Кого? К кому?

– Ясное дело! Меня к ней!

– Вот ещё, размечтался! Ха-ха! Может, её к тебе?

– Да ну тебя! Гм! Шайссе! Нахрен этого Канта, я уж лучше повру малость и погноблюсь… Интересно, кто-нибудь согласился?

– Согласился? На что? Не поняла…

– Не включай феррюкнутую, Жанин! И без того… весело!

– А-а-а-а… Ты об этом!

– Об чём же ещё-то?

– Дык… Вот Юрий Иванович, голубь мой сизокрылый, как раз и согласился! Единственный и неповторимый в своём роде. Долгих лет жизни ему и доброго здоровьица!

– Да иди ты?!

– Бля буду!

– Ты и так… Неубедительно!

– Чтоб мне окриветь! Чтоб на меня у собаки не встал!

– О! Теперь верю! Ну, Юрец даёт, бродяга… Холи шит! Попандос ходячий!

– А что ему оставалось-то? Две недели вокруг да около ходил. Маялся, бедненький! Кстати, я тут подумала… Ежели честно, без дураков стараться жить по принципам кантовской этики – чем не путь, стимул к самосовершенствованию?

– Ну, начнём с того, что «путь» и «стимул» – немножко суть разные вещи. Но даже не обращая внимания на различия… Хе-хе! Как же их заставить, людей-то? Они и о старике Канте-то знать, в массе своей, ничегошеньки не знают! Кроме того…

– Зачем заставлять? Я так живу! Аха-ха! Съел? Выкатывай сюда поскорее свои нобелевки! Желательно все сразу!

– Дай договорить, плиз! Кроме того… О чём то-бишь я? А-а-а-а… Кроме того, этику Канта много критиковали, например, за несоответствие так называемому золотому правилу нравственности. Критикуют, кстати, и доныне. Удобная такая мишень для словоиспражнений, ленивый разве что не пнёт. Устарела, говорят, несовременно, неактуально…

– Да? Как интересно! Но ты же ведь сам… Ах, так! Тогда, умники-критики, библейское правило примите, пожалуйста, к неукоснительному исполнению: «Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки» [43 - Библия, «Евангелие от Матфея», 7:12.]! Если память мне не изменяет, что навряд ли, – Евангелие от Матфея, где-то в самом начале ищи. Это вечное. Никто не желает покритиковать? Своё отношение к сказочкам Древней Иудеи ты уже не так давно высказывал. Услышали. По существу собственно данного стиха есть что-нибудь возразить, добавить, съязвить?

Разумеется, у голубчика Роланда фон Штауфена было с собой завёрнуто, что возразить, добавить и даже – вы не поверите! – съязвить по существу одной из самых, без сомнения, популярнейших библейских максим. Кто бы сомневался! Но сегодня – увы! – не его день. Не свезло мужчине! И мы, наверное, так никогда и не узнаем тевтонского авторитетного мнения на сей замысловатый счёт, ежели, конечно, не ретранслируем дискуссию куда-нибудь в параллельную реальность. Или в перпендикулярную? На ваше усмотрение. А пока в дверь настойчиво постучались. Оченно настойчиво! Просто долбились истерично!!!

– Ой! Никак Хрюкотаньчик наш объявился?! – Жанна Сергеевна уже порхала по комнате, прихорашиваясь на лету. – Звонок, что ли, опять не работает?! До чего ж вы, мужики, безрукие все! Ничегошеньки наладить как следует не можете! Беги, котёнок, открывай. Да хватит там греметь уже! Не приведи господи, Ширяева мне разбудите! Я вас обоих тогда в фарш наколбашу, поросята!

– Кто, кто?!