– А ни чего. Эксперта арестовали, несколько лет шло следствие, которое закончилось её оправданием. Мол, ошиблась. Так что ни она, ни сообщники в музее, причастные к той афёре не пострадали. Спрашивается – что им мешало сделать копии с других картин и продать их, либо подменить ими оригиналы? Отвечаю – ни-че-го. И люди, которые их прикрывают настолько могущественные, что даже очевиднейшее дело с картиной Григорьева сумели замять.
– Вот чёрт….
– Да, и я о том же. Ну как, пропустит эту версию ваша цензура?
– Не знаю…
– Ага. – с лёгким злорадством отреагировала Светлана на перемену уверенности девушки, – Это лишь версия, доказать мы с вами ничего не сможем, тем более сейчас, когда кража состоялась. Но эта версия объясняет все странности: и откуда вор знал все тонкости развески, и откуда знал устройство крепления подрамника в раме, и даже вызывающе демонстративную кражу, тоже объясняет. Именно так открыто и нужно было сделать, чтобы ни у кого даже мысли не возникло, что картину украли не здесь.
– Да уж…
– Как штрудель?
– О, – журналистка посмотрела на свою тарелочку, где оставался маленький кусочек, – очень вкусный.
– Эклер тоже отличный, с настоящим кремом. Хотите попробовать? – и она отрезала тоненький кругляшик с кремом в нутрии.
– Ой нет, – зачем-то стала отказаться девушка, но Светлана уже переложила его со своей тарелочки в её.
Евгения сдалась, поддела его ложкой и отправила в рот.
«Боже, как эротично», – Светлана с замиранием сердца, наблюдала за её действиями, почти физически ощущая каждое движение руки, губ, и даже языка Евгении.
– Как? – с некоторой дрожью в голосе поинтересовалась она, – «Черт, я сейчас доиграюсь» – Светлана нервно сглотнула и несколько раз кашлянула, чтобы скрыть это.
– Очень вкусно.
– Ещё?
– Нет спасибо, правда много.
«Жаль» – Светлана осторожно выдохнула и оторвала, наконец, свой взгляд от губ девушки.
– Мда… о чём это мы? – вдруг произнесла она, и тут же смутилась, от того, что потеряла нить разговора, – а да, вторая версия, – выкрутилась она.
Девушка с удивлением и чуть более внимательно посмотрела на неё, но оставила своё удивление при себе.
– Есть ещё и вторая версия?
– Да, есть и даже есть третья.
– И все такие же нецензурные?
– О да.
– Отлично, продолжайте.
Светлана улыбнулась.
– Мне понравилась это ваше «нецензурные версии» – отличный заголовок для статьи.
– Кстати да. Разрешаете его использовать?
– Конечно… – хотела добавить: «Разрешаю всё», но удержалась. – Итак, вторая версия.
– Да.
– Вторая версия заключается в том, что кражу совершили, для того чтобы дискредитировать нынешнего директора Третьяковки Зельфиру Трегулову.
– Ого.
– Да.
– А зачем?
– Как зачем? Чтобы занять её место.
– А оно такое доходное, чтобы идти на преступление ради этого?
– Очень хороший вопрос, – Светлана улыбнулась и чуть не похлопала её по руке в знак одобрения, – «Чёрт, чёрт, чёрт, держи себя в рамках приличий» – настойчиво сказала она себе.
– Просто отличный вопрос, – ещё немного помолчала, и когда поняла, что вроде справилась со своими желаниями, продолжила. – Отвечаю. Дело в том, что то место, где мы сейчас сидим, доживает свои последние дни, – и она обвела головой вокруг.
– В смысле?
– В прямом. Именно Трегулова добилась того, чтобы ЦДХ, то есть Центральный Дом Художников, отобрали у художников и передали его Третьяковке. До первого апреля все, кто сейчас здесь сидит, должны съехать, включая и это кафе.
– Куда съехать?
– Это ещё один хороший вопрос, и лучше него может быть только шикарный ответ – нафиг. Никого, и уж тем более Трегулову, не парит куда отсюда все съедут. Моя галерея, слава Богу, не здесь находится, и переезд меня не коснётся, я лишь сожалею, что Москва лишается последнего серьёзного, и главное доступного места для выставок современных художников.
– Ого.
– Да.
– Но как это связано с кражей Куинджи?
– Очень просто. После того как отсюда все съедут, здание будут полностью реконструировать. А это уже очень большие деньги, и думаю, существует немало охотников их контролировать. Если мы вспомним, что реконструкция Большого театра стоила каких-то бешенных миллиардов, то почему бы и на здешней стройке не освоить пару тройку? И что-то мне подсказывает, что мимо директорского кармана, пардон глаза, эти потоки не пройдут.
– Ясно, то есть Треугову подставляют, для того, чтобы вместо неё сесть в кресло директора и погреть руки на реконструкции этого здания.
– Да. И это тоже многое объясняет, в частности то, почему картину так быстро нашли, и она не пострадала. Если предположить, что вторая версия верна и преступление организовывали люди изнутри, или близкие, к музею, то есть всяко культурные, а не бандиты со стороны, то они всё-таки постарались бы, чтобы картина была украдена, но не пострадала и быстро вернулась в музейное пространство. Так и случилось.
– Ух ты. – Журналистка обдумывала услышанное, – Даааа…
– Вот именно, и как у нас с цензурой?
– Пойдёт ли моя газета на то, чтобы в статье выдвигались, пусть и косвенные, но обвинения в адрес сотрудников музея?