Зуб Дракона

Зуб Дракона
Бёрнер Вася

В этой книге не будет роскошных мундиров, подвесок королевы, за которыми друзья-мушкетёры поскакали за тридевять земель. Не будет придуманной человеком драматургии и сюжетной линии. Драматургия и сюжетная линия одна – война. Автор тот же – война.

По сути Вы читаете дневник. Этот дневник составлен солдатами и офицерами Горнострелковой роты из Третьего горного батальона. Мы собрались после войны у Командира роты, приняли решение восстановить события и написать подобие дневника. Меня назначили «писарем». Как умел, так я и написал. Не взыщите строго.

Бёрнер Вася

Зуб Дракона

01.Глава первая. Вход в Панджшер

Данная грустная история началась 2 июня 1984 года на территории Демократической Республики Афганистан, в районе административного центра Чарикар. Если посмотреть через иллюминатор вертолёта (а ещё лучше через иллюминатор космолёта), то данная местность будет выглядеть как лужа разлитой зелёнки. За это она получила название «Чарикарская Зелёнка». Ну, или – Чарикарская Зелёная Зона, если не лень выговаривать.

Второго июня на дорогу, пронизывающую Чарикарскую Зелёнку, выкатилась колонна бронетранспортёров БТР-70В. На броне красовались привязанные ящики с боеприпасами, вещмешки, сверху на этом добре цыганским табором расположились солдаты в бронежилетах, касках, с оружием в руках. Таким порядком наша героическая Седьмая горно-стрелковая Рота выдвинулась из Баграма к новому месту дислокации, расположенному в Панджшерской долине.

Что это за долина такая, что за Панджшер, я ещё ни разу в жизни не видел, но уже кое-что слышал. Для начала меня удивило само название – «Панджшер». Кто догадался напихать в одно слово столько шипящих, да ещё подряд чередой одних согласных? Получилось не название, а какое-то сплошное шипение. Как его произносить?

Знающие люди перевели для меня это сложное слово. «Панджш» оказалось числительным «пять», а «шер» обозначает «лев». Если прошипеть их вместе, получится «Ущелье Пяти львов». Следом «знатоки» поведали, что в этом ущелье самому Александру Македонскому не то надавали звездюлей, не то надрали задницу, не то остановили и дальше не пустили, что, в общем-то, одно и то же. Практически, то же самое. Очень романтическая история. Слушал бы и слушал, если бы мне не надо было туда ехать и делать то, что не получилось у Македонского.

Месяцем ранее, в мае того же года, мне довелось увидеть тех, кто побывал в Панджшере. На территории палаточного городка 108-й дивизии, недалеко от палаток нашей роты, стояли палатки спецназовцев. Как-то в один из майских дней в них пришагали пацаны, одетые в блёклое, выцветшее на афганском солнце обмундирование. На ногах у кого-то красовались кроссовки, у кого-то кеды. На головах – спецназовские кепки, панамы и, вообще, что попало. В руках находился либо пулемёт ПК с лентой на 100 патронов, либо снайперка. Пара человек были вооружена АКМами с ПБС (приспособление для бесшумной стрельбы). На каждом АКМе имелся подствольный гранатомёт.

А мы ходили нарядные, зелёные, в свежих хэбухах защитного цвета и начищенных до блеска черных полусапожках. Рядом со спецназовцами мы смотрелись как Кремлёвские Курсанты. Ну, одним словом, они выглядели как ветераны, а мы как будто «только с вертушки». Мы ничего не знали, ничего не умели, годились только пускать сопли и мести двор ржавой лопатой.

Весь прикол состоял в том, что те пацаны полгода простояли в Рухе, в столице Панджшера. Теперь их оттуда вывели, а нас собрались направить на их место. Ясный пень, мы побежали задавать вопросы что там за Руха, что в ней происходит, и чего нам от неё ждать. Вкратце рассказы спецназовцев сводились к тому, что ночью там редкостный дубак, днём жара, обезвоживание и некоторые прелести, связанные с кислородным голоданием. При свете дня по Рухе нормальные люди перемещались либо бегом, либо ползком. Потому что с гор постоянно работали снайперы противника, стреляли крупнокалиберные пулемёты ДШК и лупили восьмидесяти миллиметровые миномёты. В силу этих обстоятельств, нам от Рухи следовало ждать бесконечную горную войну на минах всех видов и конструкций, а также вкалывание до седьмого пота под открытым небом на голодный желудок. Ништяк перспектива!

В такую вот Руху меня повезли на БТРе из Баграма через всю Чарикарскую Зелёнку. Единственное, что хоть как-то скрашивало низменные ожидания, это то, что по рассказам спецназовцев, в Рухе обосновалась красивая природа. Я и так попыжился, и сяк попыжился, чтобы представить себе, как может выглядеть красивая природа в горах. В блёклой дымке, в детстве, я один раз видел заснеженные вершины Кавказского хребта, в Грузии, с пляжа, на берегу Чёрного моря. И как я мог представить себе красивую природу в горах? Никак не мог себе её представить. Поэтому в голове у меня сложилось, что я ехал лазать по минам без воды в жару и в пургу под пулями снайперов. На какой-то там красивой природе.

Любой здравомыслящий человек в такие минуты захочет ущипнуть себя за что-нибудь мягкое. Чтобы взвизгнуть, проснуться в холодном поту, обвести очумелым взглядом уютную комнату в советской квартире, вытереть со лба набежавшую от ужаса испарину и выдохнуть: – «Пф-ф-ф, надо же! Привидится такое»! И я щипнул себя. За правое бедро. Не-а! Не помогло. Я щипнул ещё раз, сильнее, потом вообще, пуще прежнего. Но БТР не исчез. Он пёр по колдобинам разбитой афганской дороги, визжал движками, пылил и очень сильно качал.

– Что, Димон? Мандавошки егозят под штанами? – Это мой дружбан Серёга Губин решил блеснуть остроумием насчёт моих пощипываний самого себя за ляжку.

– Нет. Спортивный массаж себе делаю перед подъёмом в горы.

– А-а-а, ну давай-давай! Вам, «спорцмэнам» без массажа по горам – никак. А нам, разгильдяям, надо покурить сигаретку. Чтобы лёгкие привыкали к разреженному воздуху.

БТР сильно толкнуло на очередном ухабе. Мы всем набором костей звякнули задницами по броне.

– Ништяк плацкарта! – Серёга сощурился в улыбке. Морщинки лучиками разошлись в уголках глаз. Он источал приступ счастья. Боже, когда же мы уже доедем?

С другой стороны, а мне что, не терпится по такой жарище полезть на гору по ржавым минам с центнером железа на плечах? Куда я тороплюсь доехать? Меня не в Гагру везут. Надо ехать, пока едется и не жужжать. С этой мыслью, во избежание приступа меланхолии, я покрутил настройки своей зрительной системы и принялся изо всех сил наводить резкость на проплывающие мимо меня пейзажи: виноградники, сады, жёлтые глинобитные дувалы, составленные друг на друга как детские жёлтые кубики. Повсюду шарились бачи, одетые в свою мешковатую, развивающуюся на ветру одежду, а вокруг простирался гадюшник. Вечный, вездесущий гадюшник, как образ жизни.

БТР подскакивал на колдобинах, я судорожно хватался за его железяки, чтобы не свалиться, тихо дурел от увиденного. Неожиданно поймал себя на мысли, что все эти замурзанные бачи более свободны, чем я. Я уже почти год не мог себе позволить выйти вот так, присесть на корточки возле кучи мусора и засунуть руки в карманы. Или засунуть себе в клюв сигарету, наполненную чарзом и сидеть, сведя глаза в переносицу, делать вакуум в черепной коробке.

– Серёга, а ты до войны чарз курил? – Я наклонился к Серёге, чтобы перекричать рёв движков БТРа.

– Ха! У нас, на Северном Кавказе, када коноплю комбайны убирают, там тада на шкивах по всему комбайну – во! – Серёга вскинул к моему носу свой указательный палец. – Во! В, палец толщиной вот эта вся фигня ремнями сбита. Такое густое, прям, как пластилин. У нас так его и называли. Либо пластилин, либо шмаль. Чарз, это тут, на местном языке. А у нас такого слова не было.

– Взвод! От техники никуда не отходить! – Заорал командир взвода старший лейтенант Старцев. Он встал в командирском люке и повернулся к нам. БТР сильно качнулся, остановился, сбросил обороты движков и теперь командир смог докричаться до нас. – Впереди развилка дорог. Пропустим встречную колонну и пойдём дальше.

Оказалось, мы заехали в кишлак Гульбахор и встали посреди улицы дуканов. БТР тут же окружила стайка бачей (афганских мальчишек).

– Так, пацаны! – Фарид, наш водила, вылез из люка, встал ногами на броню и обратился ко всем, сидящим на его БТРе, – Эта малышня сейчас весь БТР разукомплектует. Встаньте все вокруг машины, и не подпускайте их к технике.

Фарид уже прослужил в Афгане полтора года, он постиг местные нравы, знал, что надо делать и щедро поделился с нами нажитой информацией. Мы с Серёгой соскочили с брони на дорогу, встали возле БТРа, потянулись, размяли ноги, покрутили задницами. К нам подошёл пацан лет двенадцати. Чумазый, нечёсаный, страшный, как моя доля. Он показал пальцем на двуручную пилу, закреплённую на броне заводом-изготовителем и спросил высоким детским голосом:

– Чан афгани?

Это на их языке обозначает: – «Сколько тебе за неё дать денег».

– Буру, бача (уйди, пацан). – Невежливо ответил ему Фарид.

Пацан не ушел, показал пальцем на большую сапёрную лопату, закреплённую рядом с пилой. Задал тот же вопрос:

– Чан афгани?

– Ты чё, не догоняешь по-русски? – Возмутился Серёга. – Ты чё, душман?

– Душман нист! Душман Панджшер! – Пацан махнул рукой куда-то на север. Но от БТРа отошёл.

Вот интересно, подумал я сам себе. Даже двенадцатилетний сопляк знает, где находится Панджшер. А я, уже нормальный крендель, отучился год в университете, и ни разу не знаю, где этот гадский Панджшер. Ну ладно, я завтра доеду и узнаю, а он вряд ли когда-нибудь хоть что-нибудь узнает про Минск. У каждой лягушки должно быть своё личное любимое болото.

Потом колонна снова поехала. Потом снова остановилась. На этот раз никто не объяснял нам, зачем мы встали. А жарко было – пипец-пипец! Мы слезли с раскалённой брони, забрались на каменную стену, которая огораживала сад с огромными фруктовыми деревьями. Там была тень и прохлада. Мы спрятались туда от жары.

Туда же, в тень и в сад, вышел высокий пожилой мужик с длинной бородой и в белой мешковатой одежде. Не знаю, может быть он был не пожилой, но на его лице отросла вот такая длинная борода! По нашим европейским понятиям, так выглядит Дедушка Мороз. Только он не успел надеть красную шубу и шлялся по саду в белых, вызывающих смех, подштанниках. Наверное, смотрел, чтобы мы ничего не стырили.

Если бы мы тогда знали… но мы не знали, никто нам не сказал, что мы нарушили все мыслимые и немыслимые законы, по которым веками жили местные люди. Мы вломились в чужой двор, а туда даже подглядывать нельзя, только за одно это бородатый мужик имел право нас пострелять. А ещё мы перелезли через забор с самыми жуткими отягчающими обстоятельствами. С точки зрения Шариата мы поступили как Шайтан. За это Дедешка Мороз должен был нас всех умертвить, растерзать и испепелить. Он так не поступил исключительно из-за того, что был без шубы и добрый. Ну или из-за того, что нас было слишком много и все мы были вооружены. В противном случае не сносить бы нам своей головы.

Под воздействием дедушкиной доброты и теплоты, Серёга снова решил проявить чудеса остроумия и знание местного диалекта, навёл на дядьку указательный палец и задал поражающий своей глубиной вопрос:

– Душман?! – А дальше повторилось всё то же самое.

– Нист душман! Душман Панджшер! – Сказал дядька и махнул рукой на север.

«Слушай, они тут все знают, где Панджшер. И все знают, где искать душманов», – подумал я про их способности к географии. Но потом колонна поехала и оказалось, что Панджшер поджидал нас буквально за забором этого сада. Буквально, за первым попавшимся поворотом Чарикарская Зелёнка схлопнулась, закрылась коричневыми корявыми скальными торосами. Из них на нас потекла бурлящими потоками вода, а наш БТР поехал прямо на эту воду.

Полотно дороги так близко подходило к водным бурунам, что казалось, БТРу придётся расталкивать плечами их вместе с коричневыми булыганами, чтобы пролезть в горловину входа Панджшерского ущелья. Полотно дороги, это было не полотно дороги вовсе, я не могу подобрать в русском языке подходящих слов для ям, выбоин и колдобин, по которым мы ехали. Горловина входа тоже выглядела – не приведи Господь! То ли река, то ли ещё какое чудо природы пробило дыру в скалах, из неё вываливалась бурлящая, ревущая вода. У этой беснующейся воды отковыряли полосочку территории по которой нам приказали щемиться внутрь, во вход горного массива. Мне страшно было, аж жуть!

Слева от нас до неба взгромоздилась коричневая скала, справа ревела вода. БТР качало на камнях и колдобинах. На мне болтался бронежилет, каска, на шею давил ремень пулемёт. Ну, допустим, подсумок с магазинами я мог снять с себя и закинуть внутрь БТРа. А остальное? Вот долбанёт под колесом БТРа мина, или на яме БТР сильно подскочит, или ещё какая зараза приключится и сбросит меня в беснующуюся реку. Что я должен буду делать? Дохрена я проплыву в бронежилете и в каске? А с пулемётом в руках? Я ещё ни разу не пробовал, но что-то мне подсказывало – как кирпич. У топора хоть черенок пытается всплыть, если его с БТРа сбросить в воду. А у кирпича только «бул-тых»… и драные носки дымят на СПСе (СПС – стрелковое полевое сооружение). Нет, не то сказал. И грязные брызги полетят в разные стороны. В такой бурлючке, в такой быстрой реке, первое, что с человеком произойдёт – ему об камни переломает шею. Рёбра останутся целыми, бронежилеты у нас делают хорошие. А с шеей как быть? Как со сломанной шеей плавать под водой, в бурунах и с пулемётом в руках? Бросить его нельзя. За это будет трибунал. Ну, даже пусть бы хрен на тот трибунал. А что я бате скажу? Как это меня призвали в Армию, а я просра… протерял личное оружие и угодил под трибунал?

Изо всех сил я цеплялся скрюченными пальцами за раскалённую броню, судорожно сжимал-разжимал закорючки извилин. Пытался выжать из них максимальную умственную мощность и придумать, что же, всё-таки, делать, если что-то пойдёт не так. Очко так сильно сжалось от натуги, что пришлось забыть про жару, про то, что хотелось пить. Осталось только одна мысль: – «Если БТР начнёт заваливаться левым бортом вверх, то надо бежать на левый борт, наверх». Если удастся совершить такой манёвр при сползании БТРа в реку, то мог появиться шанс остаться на дороге и уцелеть.

А если правым бортом вверх, то – что делать?

А если вверх правым, то мне настанет капут. Потому что БТР в такой позе прижмёт нас к скале и раздавит как слизняков. Чтобы не раздавил, придётся спрыгивать в воду. Ага, прикинь так, БТР начнёт валиться, задирая правый борт, я очкану, спрыгну в воду, а он устоит. Обидно же будет? Нет, конечно же. Потому что, убьюсь, если спрыгну. Хрен кто сможет выжить в такой реке.

БА-БАХ! – раздался жуткий грохот и скрежет металла по базальту, впереди идущий БТР стал крениться вверх левым передним углом, по диагонали. Этого я никак не ожидал! Этого вообще никто не ожидал, однако БТР № 472 усандалился мордой в скалу и перегородил вход в Панджшер.

За баранкой этого БТРа находился младший сержант Серёга Кондрашин, из которого водитель был примерно такой, как из меня балерина. Он не умел оценивать габариты управляемой им единицы боевой техники. В степи, в Казахстане, никто и никогда об этом не догадался бы, а на узкой горной дороге догадались. Особенно тот пацан, который сидел на запаске. На башню этого БТРа закинули запасное бронированное колесо (запаску). Кряхтели, матюгались, но затащили.