– Что значит «человек оказывается внутри клетки сна»? – перебил ее Джонни. – Ты имеешь в виду, что он физически туда попадает?
– И да, и нет. Дримология рассматривает физическое тело в Реалии как подобие змеиной кожи, скидываемой рептилиями. Только в отличие от змей мы каждое утро возвращаемся в наше тело, чтобы ночью снова его покинуть.
– Охренеть! – не удержавшись, выдохнул Джонни.
– Именно. Вопросов о снах по-прежнему больше, чем ответов, – вздохнула София. – Так, например, до сих пор неясно, человек попадает в заранее созданную клетку сна или же она формируется в момент его отключения от Реалии.
– Но ведь за ночь может присниться несколько снов, – заметил Джонни. – Они что, все будут продуктом одной клетки?
– А ты сообразительный! – похвалила София. – Действительно, в среднем человек видит два-три сна за ночь, и для каждого создается отдельная клетка с ее миром.
– Значит, каждую ночь в мире снов добавляется, – Джонни глубокомысленно уставился в потолок, соображая, – минимум четырнадцать миллиардов клеток?
– Это ты как посчитал? – удивилась София.
– Ну, если на земле живет примерно семь миллиардов людей, то, умножив на два сна для каждого, получим четырнадцать миллиардов.
– Получается, так.
– Но что такое четырнадцать миллиардов новых клеток в сутки для живого организма?
София закатила глаза.
– В человеческом теле ежедневно рождаются полтриллиона клеток. И что? Посмотри на себя, ты вполне себе компактного размера и поддаешься измерению, насколько я знаю от мистера Вагнера, – пошутила София, заставив Джонни улыбнуться. – Хотя подобную арифметику тоже нельзя назвать идеально верной, – продолжила она, – поскольку человек во сне порой попадает в старую клетку или в чужую, а иногда ему вообще ничего не снится. Слишком много переменных, чтобы получить точное число.
– Выходит, сны питаются мелатонином, чтобы создавать миры в собственных клетках?
– Ну, как-то так, да, – София пожала плечами.
– Интересно, с какой целью?
– Этого никто не знает. Во всяком случае, пока. Это такой же риторический вопрос, как, кто появился первым – человек или Мир Снов, – отозвалась София.
Джонни в раздумье наморщил лоб, ему хотелось выяснить еще кое-что:
– А что происходит с клеткой, когда сон заканчивается?
– Ничего. Она остается жить своей жизнью.
– И созданный в ней мир тоже?
– Ага. Со всеми его персонажами, включая людей, животных и прочий одушевленный материал, назовем это так.
– И как долго?
– Зависит от плотности тумана в клетке.
– Какого еще тумана?
– Об этом я еще не успела сказать. Переработанный сном мелатонин принимает форму тумана и наполняет клетку. Все живые и неживые объекты во сне строятся из тумана. Ты присмотрись внимательнее, – она кивнула себе под ноги, – вот же он.
Уставившись на землю, Джонни заметил, что поверх крупного булыжника, которым была вымощена площадь, действительно тянется тонкий слой полупрозрачной, еле заметной дымки высотой не более сантиметра. Туман был соткан из тонких, едва различимых нитей, хаотично сплетающихся в серый абстрактный узор. Не удержавшись, он опустил руку, чтобы его потрогать, и туман, приняв форму кисти, вытянул ее навстречу, пытаясь коснуться его пальцев. Джонни испуганно отдернул руку и вскочил из-за стола, нечаянно опрокинув стул.
София расхохоталась.
– Вы точно подружитесь, – проговорила она сквозь смех. – Рекомендую не портить впечатление и отложить знакомство с туманом до возвращения к Маргарет. Туман – это одна из крайне мало изученных областей сна.
– А есть какая-то хорошо изученная область? – не без сарказма поинтересовался Джонни, с опаской поглядывая в сторону тонкой серой пелены, стелющейся по площади.
– К нашему огромному счастью, нет, – торжественно заявила София.
– К счастью? – думая, что ослышался, переспросил Джонни.
– Конечно, к счастью, – на полном серьезе подтвердила она. – Представляешь, сколько открытий у нас впереди!
– А можно уточнить насчет этих клеток – у них есть размер?
– По сути, нет. Каждая может легко вмещать в себя города, страны и целые континенты. Пока в клетке есть туман, она может создавать объекты. Но если он уходит, клетка начинает распадаться вместе со всей созданной ею, выражаясь урбанистическим языком, инфраструктурой. Только не спрашивай, почему туман уходит. Этого тоже никто не знает. Но в каких-то клетках он живет год, в каких-то сто лет, – подвела она черту.
В это время Серж как раз принес бургеры.
– Бон апети, – сказала София, беря булку с сочной котлетой двумя руками.
– Бон апети, – повторил за ней Джонни и впился зубами в свой бургер, откусив сразу почти половину.
Мясной сок вперемешку со сладким томатом, перцем, сыром, салатом и крупными кристаллами соли наполнил рот, затекая под язык и сдавливая виски. Джонни проглотил первый кусок, даже не успев прожевать его до конца, и тут же откусил еще. Никогда в жизни он не пробовал ничего вкуснее.
– Жуй, – смеясь с набитым ртом, выговорила София, наблюдая за гастрономическим восторгом своего подопечного.
– Угу, – промычал тот в ответ, вытирая руки и губы бумажными салфетками.
Покончив с последним кусочком и обильно запив его колой, Джонни в нарушение всех правил этикета откинулся на спинку стула и съехал слегка вниз, широко расставив ноги, чтобы не свалиться.
– Что это было? – посмотрел он на Софию восторженными глазами.
– Мезолитная мраморная говядина, искусственно выращенная в лаборатории нашего офиса.
– Охренеть! – вновь вырвалось у Джонни словечко, которое бабушка бы точно не одобрила. – Может, еще по одному?
София лукаво улыбнулась:
– Пойдем, я покажу тебе наш лес. На обратной дороге, может быть, закажем что-нибудь еще, если время останется.
Они встали из-за стола, и тут Джонни спохватился, что у него с собой нет денег.
– Джонни, забыла предупредить, что все эти рестораны и кафе… Кстати, можно я буду называть тебя Ди?
– Конечно, буду только рад, – охотно согласился Джонни.