Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 1

В зале получилось так, что Ася сидела в середине, а Борис и Женя по краям, конечно, обмениваться впечатлениями о фильме они могли только с ней или, нагибаясь над её коленями, через неё.

Она между тем нагнулась к Бориному уху и тихо прошептала:

– Боря, вы на меня не обижайтесь, я трещотка от природы. Только, пожалуйста, у нас никогда не рассказывайте, что и хунхузы, и бандиты и около нашего Сучана бродят, а то мама у меня со страху помрёт, а папа сделает всё возможное, чтобы меня туда не пустить. А мне там нравится, и ребята у меня в классе хорошие, и друзья среди учителей завелись, уходить оттуда я не хочу. Ладно?

После кино решили возвращаться пешком. Путь был неблизкий, но в разговорах время промелькнуло незаметно.

– Так вы на самом деле в отряде по борьбе с хунхузами служили и даже ранены были? Или всё это – фантазия нашего Женьки?

– Служил, – ответил немного смущённо Борис, – и ранен был, но легко. Уже всё зажило. Так ведь я не один был, там много наших комсомольцев служило.

– А вы комсомолец? – воскликнула Ася. – Удивительно, первый раз с комсомольцем в кинематографе рядом сидела! Я думала, что они только по собраниям и политшколам ходят. Наши, сучанские, только такие, а вы, оказывается, и в кинематографы ходите.

Борю разозлила насмешливость девушки. Он прекрасно понял её иронию; он не мог допустить, чтобы на Сучане, одном из рабочих центров Приморья, комсомольцы не вели никакой культурной работы или не ходили бы в клуб, в кино. «Ишь, издевается! Наверно, из буржуйского воспитания вылезти не может», – и он довольно грубо ответил:

– Комсомольцы – такие же люди, как и все, только, может быть, получше многих… И смеяться над тем, что они учатся и работают, по-моему, глупо.

Девушка, поняла, что её шутки обидели парня, она повернулась к нему, положила ему руку на плечо, ласково погладила его и, заглянув ему в глаза, сказала:

– Ну, простите меня. Это всё мой несдержанный язык, я не хотела Вас обидеть. Будем друзьями? – и она протянула Борис маленькую, но твёрдую руку.

Борис пожал её, и его гнев куда-то улетучился.

– Вот она всегда так! – сказал Женя. – Сперва разозлит человека, доведёт его, а потом с нежностями лезет.

– Ну, будет тебе меня срамить-то! – бросила ему Ася, слегка хлопнув его по затылку.

С тех пор почти ежедневно Ася, ссылаясь на то, что ей в городе осталось жить всего несколько дней, каждый день ходила в тот или иной кинотеатр, и её сопровождали брат и Боря. Впрочем, нет, так было только первые два дня. Затем у Жени начались экзамены, и в кино Ася стала ходить в сопровождении одного Бориса.

После кино они всегда возвращались пешком, иногда нарочно идя каким-нибудь окружным путём, чтобы дорога не кончилась слишком быстро. В памяти Бори эти прогулки остались как воспоминание о чём-то простом и

очень чистом. Всю дорогу они разговаривали. О чём? Вряд ли мог вспомнить Боря, да, наверно, не могла бы вспомнить и Ася, хотя она, конечно, была старше, опытнее и развитее своего кавалера. Но их разговор ни о чём и обо всём доставлял им обоим огромное наслаждение.

Ещё в один из первых вечеров Борис, по усвоенной им привычке при проводах многих девушек в Шкотове, попытался при расставании обнять и поцеловать Асю, та, видимо, не ожидавшая от него такой прыти, не сумела уклониться, и поцелуй состоялся. Но затем она вырвалась и отвесила ему такую звонкую пощёчину, что звук её, кажется, раздался на всю улицу.

– Дурак! Не смей этого никогда делать! Слышишь? Иначе я с тобой никогда больше никуда не пойду. Надо же, всё испортил!

Борис растерянно молчал. Ему было и стыдно, и неприятно. «Видно, не все девушки одинаковы!» – подумал он.

А Ася, отскочив от парня на безопасное расстояние, крикнула:

– Ну, чего надулся? Когда я захочу, я сама тебя поцелую! Понял? 3автра, если глупить не будешь, опять в киношку пойдём. Встреча на том же месте и в тот же час. До завтра! – и она юркнула в калитку.

Понятно, что такие прогулки, затягивавшиеся за полночь, не могли не доставлять беспокойства родителям. И у Бориса вновь начались конфликты с отцом, а однажды дело дошло до такой ругани, что Борис был готов немедленно покинуть дом отца и уехать куда угодно. Выход нашла мать, она перестала запирать входную дверь на задвижку, а закрывала её только на ключ, второй ключ вручила сыну. Теперь он, никого не беспокоя, пробирался в свою маленькую комнатку, в которой жил вместе с Борей-маленьким.

После наблюдения за стычками между отцом и сыном, мать поняла, что они долго вместе не уживутся, а так как этот утерянный, а затем неожиданно найденный ребёнок, выращенный ею в младенчестве и любимый, как родное дитя, ей был дорог, то она, стараясь предотвратить возможные скандалы любыми способами, в конце концов, выведала у Бори причину его частого пропадания по вечерам. Конечно, она узнала и про Асю.

Выяснилось, что Анна Николаевна училась с Асей на одних курсах, несколько раз видела её и, хотя сама с ней и не была знакома, вскоре знала про неё всё, в том числе и то, что Ася – дочь богатого человека, крупного инженера, что она старше Бориса, по крайней мере, на четыре года.

После этого она посоветовала сыну прекратить всякую связь с этой девушкой, так как если её родители узнают о его ухаживании, то не поздоровится ни ей, ни ему.

Борис искренне возмутился: если не считать того неудачного поцелуя, то у него никаких попыток ухаживания за Асей и не было, просто ему нравилось проводить вечера с развитой, весёлой и остроумной девушкой. Никаких особых чувств он к ней не испытывал, да и она, кажется, тоже.

Впрочем, это знакомство вскоре прекратилось само собой.

Уже более 20 дней Алёшкин Борис регулярно отмечался на бирже труда, а пока никаких перспектив на работу не предвиделось. Не желая идти курьером в папино учреждение, он уже начал подумывать, чтобы через Асю или Женю попросить их отца об устройстве его на работу на Дальзавод, но вот однажды его положение неожиданно изменилось.

Бродя как-то по залу биржи труда после получения очередного известия о том, что работы нет, Борис обратил внимание на объявление, прикреплённое кнопками на перегородке около первого окошечка, в котором он встал на учёт. В объявлении говорилось следующее: «Владивостокская контора Дальлеса открывает курсы десятников по лесозаготовкам, на которые приглашает мужчин в возрасте до 25 лет, имеющих законченное среднее образование. Курсы двухмесячные. По окончании их слушатели будут отправлены в различные уезды и волости Приморья для работы на лесозаготовках или на лесопильных и ящичных заводах».

Борис постучал в окошко, его открыла та же самая девушка, которая его регистрировала в первый раз. Каким-то образом она запомнила его, потому что сразу спросила:

– Что, ещё не получили работу?

– У вас тут получишь! Я всё ещё где-то в пределах полутора тысяч очередников числюсь.

– А! Я думала, что вы что-нибудь нашли и пришли с учёта сняться.

– Нет. Я вот тут прочитал объявление Дальлеса, хотел узнать, как на эти курсы поступить.

– Да ведь тем, кто окончит их, в городе остаться нельзя будет, их в тайгу пошлют.

– Ну и что? Я тайги не боюсь. Где этот Дальлес находится?

– А потом, они берут только комсомольцев и тех, кому исполнилось восемнадцать лет.

Борис задумался. Он – комсомолец, с этим порядок, а вот с возрастом дело плохо, ведь только совсем недавно ему исполнилось I7 лет. Но он всё же решился попробовать.

– А кто посылает на эти курсы?

– Я даю направления, они у меня заготовлены и заведующим биржей подписаны, и печати поставлены, только фамилию вписать нужно.

– Ну так дайте мне, пожалуйста, направление.

– А вы комсомолец?

Вместо ответа Борис протянул свой комсомольский билет. Нужно вспомнить, что в то время билет этот представлял собой небольшую картонку красного цвета. Напечатан этот билет был во Владивостоке, ведь каждая губернская организация и даже некоторые уездные тогда печатали свои билеты. В билете обычно писалась фамилия, имя, отчество и возраст владельца, внизу стояла подпись секретаря укома.

Девушка внимательно рассмотрела билет и с сожалением возвратила его Борису.

– Ничего не получится, товарищ Алёшкин. Они требуют только тех, кому уже исполнилось 18 лет.

– А вы пошлите меня, а я там договорюсь!

– А если они пожалуются сюда, так мне от зава попадёт.

– Да нет, они не пожалуются. Возьмут, я их уговорю!

Девушка задумалась. Затем махнула рукой, взяла бланк из стопочки, лежащей у неё на столе, и вписала туда Борисову фамилию.