Если смерть умрёт

– Чего лиса в курятник рвется?! Не на яйцах же сидеть!…

– Вот именно. Совершенно – исключительно – замечательно – буквально – так сказать – не на яйцах!

– А по вашей линии, что никаких связей нет?

– По какой – такой моей линии?

– Ну, как же…

– Я, дорогой мой, юрист. Военный юрист. А не то, что ты подумал. И сюда пропал, потому что, все повалилось. И еще Бога благодарить должен: – хоть какие-то деньги обещают заплатить…

– Та вот и то ж! А чи заплатят, чи – ни, баба надвое сказала…

– Заплатят, куда денутся. Законы еще никто не отменял.

– Дык никто, никогда и не исполнял!

– Не ной!

– Ну, дай – то, Боже.

– Слушай, Константин Иванович, раздобыл бы ты мне какой – нибудь путеводитель по Абхазии, и вот по Сухуми, что ли…

– Это можно. Тут в селе, навроде, библиотека есть. Только до села по горам то пыхтеть и кувыркаться! На той стороне – близко, дак ведь теперь оно это – заграница. Да на что оно вам? Тут же, акромя мандаринов да инжира ничего нет, и не було, отродясь! Ну, виноград еще! Так ведь это оно когда было! А сейчас и глядеть то не на что – пожгли все.

– Не скажи. Раз сюда такие важные птицы припожаловали, из самой Юнайтет Стейтс – должен быть у них и еще какой-то интерес. Ну, не за мандаринами они же едут? Танджеринз у них и дома есть.

– Чего?

– Мандарины, «Кистинтин», мандарины… Ин инглиш.

6.

Следующий день принес следующий кошмар. Наконец – то руководство разрешило проход местных жителей с абхазской стороны в Россию. Когда майор по громкоговорителю объявил об этом толпе с мандаринами, сгрудившейся на переходе, поднялся страшный крик. Одни кричали майору слова благодарности, приписывая это разрешению его усилиям, что, отчасти, было правдой. Другие проклинали за задержку, за то, что много фруктов погнило, третьи, с обреченностью овечьей отары, молча ломились, через наскоро оборудованные проходы, чуть не сметая пограничников. В середине дня наметилась короткая передышка, и майор, благодаря заботам дяди Кости, успел перехватить миску горячей каши. Но вечером толпа повалила обратно из России на абхазскую сторону. Сосчитать сколько пришло на русский берег, и сколько вернулось назад, можно было, весьма, приблизительно.

Вечером, когда проход по мосту закрыли, Константин Иваныч привел к майору «свово кума», как назвал он абхазца средних лет, худого и бородатого.

Майор не стал расспрашивать гостя ни о его роли в конфликте, ни о его нынешней должности. По тому, как держался этот молчаливый человек, с лицом язвенника, мучимого болезнью, по тому, как в нескольких фразах выяснилось, что он абсолютно точно осведомлен обо всем, что делается не только на границе и на пункте перехода, но и в Москве, и в Тбилиси, майор заключил: «кум» весьма не прост, и в уж во всяком случае, для местных – авторитет.

Гость внимательно слушал майора, понимая все с полуслова.

– Завтра, – сказал он, – бардака на переходе не будет. Наши станут с абхазской стороны. Нам тоже неконтролируемый переход неизвестно кого – не нужен.

– Кто он? – спросил майор Константина Иваныча, когда гость ушел, словно слился с непроглядной темной ночью.

– До войны – врач. Детский. Хороший врач. Вся семья у него погибла. Жена и две девочки. В доме сгорели. Хороший человек. Надежный. Сказал – сделает.

На утро майор в этом убедился. Истерики и давки на мосту больше не было. В людском потоке с абхазской стороны выдерживались строгие интервалы, у всех необходимые документы – в порядке. Чувствовалось, что они уже прошли контроль там, на абхазской стороне.

К ночи, из темноты, бесшумно, возник вчерашний гость. Майор усадил его пить чай.

Бочуа, так значилось в российском паспорте гостя, внимательно слушал майора, задал несколько точных вопросов, а когда майор спросил: как он, Бочуа, думает, что может интересовать американского военного доктора биологии, из ОБСЕ, тот сразу ответил:

– Сухумский обезьяний питомник.

– С какой стати?

– Видишь ли… -, вежливо испросив разрешения перейти на «ты», сказал Бочуа, – там велась серьезная научная работа. И делались большие открытия. Работали над вакцинами против оспы, гепатита, и всяких других болезней…Я этим интересовался, как врач. Например, одной обезьяне привили лейкемию. Обезьяна то ли сбежала из лаборатории, то ли специально была отпущена к своему прайду, роду или как он там называется. И через некоторое время все обезьяны этой популяции заболели лейкемией.

– Что – лейкемия заразна? Ведь это, как я понимаю, белокровие? – спросил майор.

– Выходит, что некоторые виды этого заболевания возбуждаются вирусом…

– Так это же переворот в науке…

– Да нет. Просто хорошая работа.

– Раз есть вирус, если он выделен, значит, с ним можно бороться. Это же – великое дело! Значит, может быть, вакцина против лейкемии!

– Публикации на эту тему я встречал. Но работы не закончены. Видишь, тут что началось!

Вообще, такие исследования может себе позволить только очень богатая страна…

– Например, Америка?

– Например.

– Слушай, Бочуа, а от питомника хоть что нибудь осталось?…

– Слезы. Было восемь тысяч обезьян, а вывезли 282! Были такие цифры в газете. Тут же такое творилось! И под обстрелами, и от стрессов – павианы да макаки существа нежные – погибали… Мародеры, настоящую охоту на них открыли!

– Зачем?

– Говорят – мех! Но думаю – от безнаказанности. Сволочам только бы пострелять! Разбежалось обезьян много – потом ловили.

– А эти экспериментальные и вся зараза в пробирках, где?

– Думаю, что это, как раз, вывезли! Это же вроде Чернобыля! Если что-то было – мировая угроза. Это же опасность биологического заражения! По идее, такое все под особым контролем. Во всяком случае, должно быть.

– А может, не было? Обезьяны то из вольеров разбегались!

– То обезьяны, а то штаммы …. И потом, если бы что-то потерялось – улетучилось – давно бы эпидемия началась. Думаю, все, что не вывезли – уничтожили. Если оно вообще было… Не уверен, что последние лет двадцать тут что – то особо опасное исследовали…

– Так чего ж американцы в Сухуми рвутся?

– Да уж видно неспроста. Эта публика очень расчетливая. Мало ли что им нужно.

– Например?