Если смерть умрёт

– Может какие – то старые результаты исследований. Может что, то и осталось. Все-таки какие – то секретные работы, наверняка велись! Там много интересного. И загадочного…

– Например?

– Например, в эксперименте с лейкемией. Те обезьяны, которым специально болезнь привили – выжили, а те, что были с ними в контакте – нет.

– Как это понимать?

– А вот как хочешь, так и понимай!… Какай тут хитрый механизм заражения. А какой – неясно. Но вроде бы вирус выделен! Уже очень кое что… И, в любом случае, понятно – такую информацию нельзя терять. Если американцы выпустят вакцину раньше нас – на здоровье, хоть и сомнительно. А представим себе: у них население и армия вакцинированы, у нас нет, а вирус пошел по России… Не слабо?

– Да, я понимаю…

– Вот то, то и оно…– вздохнул врач, – такие вещи не могут быть бесконтрольны. А контроль установить может только сильная страна.

– Не сыпь мне соль на раны… – сказал майор, – или как, говорит моя дочка: «Не лей на спину кипяток».

– Они наговорят… – улыбнулся Бочуа.

Майора кинуло в жар.

– Сколько их у тебя? – спросил Бочуа.

– Цвайкиндерсистем. Мальчик и девочка…

– Мало.

– Служил.

– В финал выходят – кто больше рожает! Все остальное – ерунда…

– Этих то неизвестно как поднять.

– Только бы были! – вздохнул Бочуа, и уже перед тем, как раствориться в ночи, на прощание сказал: – Америкосы эти едут в Сухуми, ни с какой, ни с гуманитарной миссией. За вирусами едут. Помяни мое слово. Как врач говорю!

– Козе понятно.

– Тем более, что никакой угрозы эпидемии у нас нет, и не было! Это разговоры для неумных дурачков. А начался бы, скажем, тиф, как на войне традиционно бывает, уж, всяко, мы не Америку помогать бы просили. И сами бы справились, и России мы не чужие! Уж, всяко, бы помогла!

7.

На сказочную, роскошную абхазскую осень, всю в кипящем золоте дубовой листвы, темной зелени кипарисов, туи и еще, Бог знает, каких деревьев, в одну ночь пала зима. Тяжелый, мокрый и, казалось, теплый снег ватой лег на веера пальмовых листьев, толстым одеялом накрыл, благоухающую прелью, землю, побелил горы, оторвал их от сизых, низких туч и сразу же начал таять. Непрерывной, разноголосой, словно щебет птиц, капелью зашуршали, забулькали, зазвенели леса, загудели талой водою в водосточных трубах. Из под, не успевших осесть и слежаться, мягких сугробов побежали говорливые ручьи. Теплым, словно в предбаннике, плотным туманом накрыло долину, и теперь пограничные наряды, уходившие в дозор, скрывались в нем, словно в молочной реке.

– «Яблоки на снегу, яблоки на снегу»… – горланил румяный солдат, расчищая громыхающим листом железа не то совка, не то лопаты, дорожки.

– Кончай вопить про русскую бесхозяйственность! – сказал лейтенант, выходя на крыльцо покурить.– Нашел чем гордиться!

– В смысле? – не понял солдат.

– «Яблоки на снегу» – руки поотшибать надо! Колхоз!

– Дык по сезону! «На снегу» А чего петь то?!

– Тута не яблоки, а мандарины, – встрял, дядя Костя, тащивший ведро с помоями, откуда валил пар. В белой поварской куртке он был похож на свежевыбритого Деда Мороза, если бы тот, конечно, брился.

– Про мандарины и песен то нет, – сказал солдат.

– У абхазов спроси. Быть того не может, чтобы фрукт произрастал, а песню про него не сложили.

– Про мандарины то и не рифмуется совсем.

– Как это?! – возмутился дядя Костя, – Мандарины, мандарины, ну вы, прям, как балерины! Не желаш мозгой пошевелить! Ленисси! Пушкин то, небось, геморрой нажил – пока евгеньонегина сочинил. А ежели ты совсем тупой – не можешь складно сочинять, так попроси старших товарищей.

– Видеть я эти мандарины уже больше не могу! От одного запаха тошнит! – сказал лейтенант, метко швыряя окурок в стоящую у крыльца цементную урну, и скрываясь в штабе.

– Мандарины пахнут новым годом! – сказал ушастенький рядовой Коля, – Мандарины, елка, салатики…

Вдвоем с таким же молодым солдатом он навешивал на окна казармы ставни, как это положено у пограничников, в казарме для личного состава, чтобы люди из ночных нарядов могли спать днем.

Константин Иваныч, возвращаясь от помойной ямы с пустым ведром, долго рассматривал их работу и, наконец, изрек:

– То ли вы косые оба, то ли у вас руки из задницы растут! Смотри сюда, «салатики»! – он бросил ведро и принялся азартно срывать с петель и перенавешивать створки. – Что вы за народ! Ни об чем понятия нет! Ставни не навесить! Срамота! Дело -то плевое, тупое…

– Как они тут? Получается? – специально спросил майор, проходя мимо них в штаб.

– Абизательна! – с готовностью ответил дядя Костя, – военный человек все должон уметь!

Хошь избу скласть, хошь часы починить. Тольки в часах топором не развернесси…

Майор приметил, как благодарно ушастенький глянул на старого служаку.

– «Надо посмотреть личное дело этого «менеджера», – подумал майор, – похоже: парень без отца рос»…

– Не робей – научиссси… – услышал он за спиной – Эх ты ё!…. Да куда ж пальцы суешь!… От ё моё! Бежи в санчасть! Вот уломок! Это ж надо пальцы отщемить!

Солдат пробежал мимо майора, зажимая руку носовым платком.

– Что такое? – спросил майор.

– Прям, не знаю, где такого и делали! – расстроено рокотал дядя Костя, – Точно – не у нас! Ну, кто ж пальцы в щель то сует! Мог ведь навовсе отдавить. Ставня то ого! Почти что с дверь будет!

– Сильно поранился?

– Не столь сильно, сколь обидно! Ну, что ж это такое! Совсем ума нет! Кто ж пальцы то сует, под ставень… От горе! Ну, что с ними делать!

– Учить! – сказал майор, – Учить, Константин Иваныч. Как говориться: не может – научим, не хочет – заставим! Или мы не Армия?…

– Абизательна! Пока их научишь – сам бы уже сто раз сделал! Прям тупость, какая то! Вота оне телевизоры – компьютеры! Ставни не навесить! Срамота!

– Учи-учи! Можно и зайца научить спички зажигать!